– Когда придет-то.

– Я, бля в вечеру приду, всем шухер наведу, и чтоб ни слова! Тс-с-с! Понял? Тс-с-с!..

В том году капитан Государственной Безопасности Тихон Глебович Коростылев получил очередное задание. Он должен был под видом заключенного несколько месяцев прожить в зоне, где содержался преступник по кличке Брыль, и попытаться узнать где тот спрятал содержимое трейлера. Брыль, которого по паспорту звали Брулев Виктор Иннокентиевич, был организатором банды, которая «работала» на подмосковных дорогах. Под видом гаишников они останавливали дальнобойщиков, убивали наиболее строптивых водителей и припеваючи жили поторговывая награбленным. Но однажды Брылю «повезло». Машина, которую застопили его ребята, оказалась нагружена пушниной. В результате, государство обеднело на пару центнеров соболиных шкурок. Этот товар преступники надежно спрятали, намереваясь, очевидно, сами выйти на западных торговцев. Но исчезновение машины с ценным грузом вызвало такой шум в МВД и КГБ, что Брыля поймали уже на третий день после исторического налета. Однако меха найти никто не смог. Рядовых членов банды тоже. Сам Брыль, даже просидев неделю в пресс-хате, не сломался и поехал этапом лишь по 118-й статье УК, за нелегальное хранение огнестрельного оружия. Зато и впаяли ему на полную катушку, червонец усилка, усиленного режима содержания. Когда Брыль уже отсидел два года, обнаружились новые обстоятельства. Точнее, то, что от них осталось. В лесу неутомимые искатели трофеев Второй Мировой наткнулись на могилу, в которой обнаружились три скелета в милицейской форме. Сообщники Брыля. Стало понятно, что местонахождение товара знает только один человек, да и тот медленно загибается, сколачивая ящики и попутно терроризируя зоновскую санчасть постоянными болями в отбитых почках. К нему и направили Тихона Глебовича. Коростылева детально проинструктировали, заставили заучить пару сотен наиболее употребимых зековских выражений, снабдили подробной легендой как этапов, которые он прошел, так и его жизни на воле. Причем, по этой легенде, он был чуть ли не братом одного из мальчиков Брыля. Естественно, сообщать последнему о том, что его поделы найдены, Коростылеву было запрещено. Тихон Глебович приехал в Бутырку, и его тут же запихнули на большой спец в осужденку, где парились уже получившие свой срок и ждали этапа. Большой спец состоял из нескольких этажей четырех-пятиместных камер, и здесь Коростылев впервые вкусил прелести тюремной жизни. В первый же день пребывания в СИЗО на него наехали сокамерники, трое пацанов, еще на свободе изможденных алкоголем и развратной жизнью, считавших что тюрьма, это место для приобретения своего здоровья за счет чужого. Раскидав их по разным углам хаты, Коростылев, которого теперь называли Карпов, переместил свою матрасовку на шконку у окна. Тихона зауважали. Потом была Пресня, пересылочная тюрьма. Пробыл там Тихон недолго, и в памяти остались лишь деревянные двухъярусные нары, на которых зеки из-за тесноты вынуждены были спать только на боку, цементная «шуба» на стенах, в которой водились полчища непуганых клопов, да похлебка из гнилой капусты, густо пахнущая мускатом. Там Коростылев-Карпов приобрел репутацию волка– одиночки, стоящего только за себя, но стоящего насмерть. Тихон не участвовал в постоянных разборках зеков, но и не спускал ни одного наезда. Через месяц после начала «заключения» Тихон Глебович жевал черный хлеб с килькой, сидя на нарах столыпинского вагона. Вместе с ним, в шестиместном купе, ехали только двое: старик, получивший год за «чердак», да пацан, поднимавшийся с малолетки во взросляк. С ними Тихон и пришел на зону, где отбывал свой срок Брыль. Неделя в карантине, потом распределение. Этапников раскидали по разным отрядам, но Тихон попал именно туда, куда надо. В четвертый отряд. Отряд деревообрабатывающего цеха. Из карантинки Тихона забрал один из шнырей четвертого, парень лет двадцати пяти с длинными, по зековским меркам, волосами. Он придирчиво осмотрел Тихона и прямо в лоб спросил:

– Блатуешь?

– Нет. – Ответил Коростылев в свою очередь тоже внимательно разглядывая шныря. Тот злобно прищурился и процедил сквозь зубы:

– Смотри, в нашем отряде блатных не любят!.. И, повернувшись, пошел прочь, не оглядываясь, следует ли за ним новичок. Как этапника, Тихона поселили на втором ярусе. Не успел он расстелить матрас и распихать свои немногочисленные вещи по полкам тумбочки, как его дернули к отряднику. Начальник отряда, младший лейтенант Смыслов Петр Аркадьевич, ничего не знал о том, кем на самом деле является новый зек. Как не знало об этом и все руководство колонии. Прочитав карточку новичка, Смыслов выругался про себя. Конечно, людей в отряде постоянно не хватало, но и этот этапник ничего не решал. До откидона ему оставалось всего четыре месяца и ставить его на работу, требовавшую специальных навыков, смысла не имело.

– Осужденный Карпов Тихон Глебович, пятьдесят пятого, сто восьмая первая один год. – Отрапортовал Тихон, войдя в кабинет начальника отряда.

– Присаживайся. – Петр Аркадьевич указал на стул. Коростылев сел.

– Кто ты, за что сидишь, это я и так знаю. Тут, – Смыслов положил ладонь на лежащую перед ним тоненькую папку, – Все это написано. А мне важно одно: будешь работать, или нет. Так как?

– Буду. – Пожал плечами Коростылев.

– На станки я поставить тебя не могу. Квалификации у тебя никакой. Поэтому твое орудие производства простое – молоток. Понятно?

– Угу. – Хмыкнул Тихон:

– Молоток в одну руку, гвоздь в другую, доску в третью… И валяй. На шутку Тихона Петр Аркадьевич отреагировал по своему:

– Валять не придется! – Сухо выговорил он:

– Придется вкалывать. Норму выполнять. А нормы не будет – в шизняк закрою. Шутник нашелся. Ты у меня тут не шуткуй! Больно умных нигде не любят! И добавил, уже более мирным тоном:

– Я, так смотрю, ты мужик основательный. Вот и поработай нормально, сколько осталось. К чему тебе лишние приключения? Вопрос этот показался Тихону риторическим и он промолчал. Но Петр Аркадьевич настойчиво повторил:

– Тебе нужны приключения?

– Обойдусь как-нибудь. – Поморщился Коростылев.

– И еще один вопрос: ты активный? Тихон непонимающе посмотрел на младшего лейтенанта. То ли тот имел в виду гомосексуальные связи, которые процветали в зековском однополом коллективе, то ли речь шла об активности другого рода. В каждой колонии из зеков набирались так называемые группы активистов, помощников администрации. Эти группы назывались секциями и имели разную направленность. От СВП, Секции Внутреннего Порядка, члены которой поголовно считались стукачами, до КМС, Культурно-Массовой Секции, в которой должны были состоять зеки, обладающие какими-либо художественными талантами, которые могли выступать на сцене местного клуба с концертами, посвященными немногочисленным Советским праздникам.

– В смысле? – Рискнул уточнить Тихон.

– В СВП будешь вступать? Пожав плечами, Коростылев выдал младшему лейтенанту стандартный ответ:

– Осмотреться сначала бы надо… Смыслов ухмыльнулся. Этот набор слов он слышал всякий раз, когда зек не хотел иметь ничего общего с администрацией. Прикидывая, не стоит ли надавить, напомнив о краткости срока, пожаловаться на низкие показатели зековской активности, Петр Аркадьевич вдруг посмотрел в глаза Коростылеву. Его встретил холодный, рассудочный взгляд, в котором не было обычной для осужденного злобы, а только спокойная уверенность в себе и ожидание, когда же младшой закончит свои детские психологические игрушки. Смыслов вдруг испугался.

– Свободен. Иди. – Приказал вдруг начальник отряда, начав рыться в бумагах, разбросанных на столе, всем видом давая понять, что на этом беседа завершилась. Тихон вышел из кабинета. За дверью его уже поджидал знакомый волосатый шнырь.

– Пошли к завхозу. Познакомишься. В каптерке завхоза четвертого отряда было накурено. За столиком у окошка сидели трое зеков. Перед ними на газете россыпью валялись карамельки и стояла банка, накрытая прозрачной крышкой. Видимо чай в нее только засыпали и чаинки медленно опускались на дно, окрашивая кипяток желтыми дымками.