Отродья и без него уже догадались заварить пахучий травяной чай, и Люция, завернув в плед большой медный чайник, осторожно поднялась на стену замка со своей обжигающей ношей.

Огневец принял из ее рук горячую кружку, отпил, сверкнул белоснежными зубами из черной бороды и неожиданно поцеловал тонкие теплые пальцы девушки. Люция смутилась до слез, шарахнулась в сторону, оступилась и чуть не упала.

— Осторожно! — шепнул Огневец, ловя ее в свои медвежьи объятья. — Тут высоко, можно разбиться…

— Ага, — буркнул Лей, носом в кружке, — нашли время любовь крутить… Чайник не сверните!

Тяжелая дубовая дверь, ведущая с галереи вниз, во внутренние покои, отворилась, и появился Кудряш, увешанный оружием.

— Ружья берите, охраннички, — велел он сурово. — Я волков попробую позвать. Если получится, конечно… не знаю я, что у вас тут за волки. Может, и не волки вовсе…

— Не бойся, — усмехнулся Огневец, продолжая обнимать притихшую Люцию. — Волки как волки, не хуже прочих. Зови. Они нам пригодятся.

Кудряш ловко вскарабкался на зубчатую стену, оглянулся по сторонам. Ветер раздувал его волосы, трепал одежду, норовил вытолкнуть с узкого пространства между зубцами, и Лей поднялся и подошел поближе на всякий случай.

Кудряш потянул носом воздух, ища направление, нахмурился, потом повернулся к востоку и свистнул так, что заглушил вой ветра. Лей покачнулся, Люция спрятала лицо на груди Огневца и зажала уши руками. Кудряш замер на стене, прислушиваясь. И через несколько долгих минут издали донесся волчий вой, почти не слышный за воем ветра в дюнах.

— Ты уже выпила этого щенка до дна, он скоро подохнет, Дагмара. Избавься от него, ты мне нужна трезвой.

— Что-то ты нервничаешь, котик, — Дагмара лениво вытянула изящные руки с длинными бледными пальцами над маленьким костром, горящим в раскинутом над ними желтом шатре. Тонкие стенки шатра трепетали от ветра, по ним скользили черные тени песчаных отродий и горожан, оставшихся снаружи, у больших костров.

— Я нервничаю? — ненатурально удивился Тот, приподнимая красивые брови и откидываясь назад, опершись на локти и вытянув свои длинные ноги. — Я никогда не нервничаю, крошка. Чтобы нервничать, надо иметь нервы. А у меня их нет.

— Что тебе взбрело в голову напасть на Речника именно сейчас? — Дагмара как будто не слышала его. — Приречные тебе никогда не мешали, да они и не могут. Кишка тонка. Но ты зачем-то тащишься к их замку в такую собачью погоду и собираешься устроить потасовку, когда карнавал только начался, и всем хочется как следует повеселиться.

Дагмара откинула вышитое покрывало с лица обнаженного подростка лет семнадцати, который лежал рядом с ней безжизненной куклой. Его глаза, обведенные черными кругами, были закрыты, и только слабый трепет тонких ноздрей говорил о том, что он еще жив. Красивые черты лица выдавали в мальчишке отродье. Дагмара сладострастно облизнулась и склонилась над ним.

— Выкинь его! Он уже пустой! — Тот сверкнул глазами и вскочил. — А ты мне надоела со своим ненасытным пьянством!

— Вот как? — Дагмара обернулась к нему движением рассерженной змеи. — Ты хлещешь из меня стаканами и даже не задумываешься над тем, чем я должна это восполнять! Нет бы найти, как все, десяток-другой горожанок попокладистей и прикладываться к ним, когда мучает жажда. Но нет — ты пьешь только из меня да из своих соратников! Посмотрите, какое благородство!.. Прямо рыцарь. Немножко плохой, но это ничего… Нет уж, котик, немножко плохим быть не получится. На двух стульях не усидишь, милый, седалища не хватит! И отстань от меня, хочу — пью, хочу — выкину.

Она снова склонилась над мальчишкой. Главарь песчаников с нескрываемой брезгливостью следил за тем, как ее рот впивается в бледную шею. Дагмара причмокнула и содрогнулась от удовольствия. Подросток тихо застонал, не открывая глаз. Изящные, как у старинных мраморных статуй, ноги вяло дернулись и застыли, темноволосая голова упала к плечу.

Тот поморщился.

— Где ты его нашла? Он не из приречных отродий.

— Бродяжка, — Дагмара небрежно набросила на бесчувственное тело покрывало, вытерла рот рукавом и деликатно икнула. — Извини, выпила лишнего. Приперся на карнавал, хотел, наверное, чего-нибудь стащить под шумок. И нарвался на меня. — Она хихикнула, не вставая, скользнула к ногам Тота и обняла его ботфорты. — Не сердись, котик. Хочешь выпить? На!

Тот отвернулся от протянутого запястья и стряхнул с себя любовницу.

— Не хочу. Нам пора выходить, если мы хотим успеть до рассвета. Советую тебе протрезветь, дорогая. Я чую, что заварушка будет не из простых. У приречных гости.

— А я чую, — промурлыкала Дагмара, — что у тебя есть какой-то свой резон для этой заварушки. Скажи мне, Тот, скажи мне. Ты же знаешь, как я тебе предана.

Песчаник повернулся к ней спиной. Его огромные ледяные глаза блестели странным лихорадочным блеском.

— Никакого резона у меня нет, кроме того, что приречные мне надоели. Они посмели явиться на карнавал, да еще притащили своих гостей…

Внезапно его голос дрогнул и сорвался, Тот приложил руку к груди и поспешно сел. Дагмара наклонилась к нему, озабоченно нахмурясь.

— Что с тобой, Тот? Сердце?.. Опять?..

— Не говори чепухи, — главарь песчаников прикрыл глаза, на высоком лбу выступили крупные капли пота. — У меня нет сердца.

Тритон открыл глаза, и Нета встрепенулась.

— Крысы, Нета, — сказал он отчетливо. — Где моя одежда?

— Тебе еще нельзя вставать, — Нета встревоженно положила руку ему на грудь. Его сердце под ее ладонью билось, как попавшая в ловушку птица. — Пожалуйста, лежи. Я позову Лекаря.

— Не надо, — Тритон поморщился, с трудом приподнялся и сел. — Больно. Но терпеть можно. Дай мне мою одежду, Нета.

Быстрые шаги раздались в коридоре, и в лазарет вбежала Алиса.

— Они пришли, — выдохнула она. — Нета, они уже здесь, под стенами. Их много. Целая толпа. Они… у них лестницы! И ружья, и топоры, и арбалеты! Они штурмуют, Нета!.. Рада совсем не в себе, сначала смеялась, а потом начала бредить и хлопнулась в обморок на лестнице, Лекарь пытается ее… — она перевела взгляд на Тритона и ахнула: — Нета, у него кровь! Куда он собрался?..

Тритон уже стоял возле койки, для устойчивости придерживаясь за железную спинку. На повязке, стянувшей его ребра, выступили свежие алые пятна.

— Одежду, Нета, — напомнил он сквозь зубы. — Ты же не хочешь, чтобы я ушел раздетым?

— Ты не уйдешь, — ответила Нета спокойно. — От тебя все равно никакой пользы. Ты ранен.

— Я побегу, — бросила Алиса уже в дверях. — Хотела только тебя предупредить… у нас мало народу. Но какое-то время мы продержимся… наверное.

Она исчезла за дверью. Огонь в лампе взметнулся от сквозняка и опал, золотыми брызгами отразившись в тигриных глазах Тритона. Он яростно уставился на Нету и молчал. Нета не дрогнула.

— Хочешь свалиться, как Рада, где-нибудь на лестнице? — спросила она ледяным тоном. — Возись потом с тобой, переноси обратно в лазарет… Ляг немедленно и лежи. И не говори ничего, я не желаю слушать. Ты выйдешь отсюда только через мой труп.

— Тогда мне придется тебя убить, дорогая, — сказал Тритон, тяжело дыша. Его руки взметнулись и протянулись к горлу Неты, пальцы скрючились, точно когти. Она отшатнулась и в ужасе уставилась ему в лицо, страшно бледное, потное, с расширенными зрачками потемневших глаз. Он весь дрожал, на повязке выступили новые пятна. На несколько долгих секунд в пустом лазарете воцарилась звенящая тишина. Потом Нета в два коротких стремительных шага пересекла разделяющее их расстояние и крепко обняла горячее, мокрое от пота тело. Слова колыбельного заговора слетели с ее дрожащих губ, и Тритон расслабился почти мгновенно.

— Нета, — пробормотал он заплетающимся языком. — Подожди… не надо… ты не понимаешь…

Его глаза закрылись, Нета вместе с ним опустилась на пол, не давая ему упасть.