Сэнсэй, я смешанный ребенок, полукровка, айноко. Айноко в Японии обречен быть пожизненно бойкотированным. Это хуже, чем гайдзин. Моя мать и я переехали из Окинавы в Токио, когда мне было десять лет. Она начала работать в клубах и барах на Синдзюку. Мама прекрасно играла и пела, откладывала каждую копейку, чтобы я смог пойти учиться в университет. Ее не стало два года назад.

В старших классах я был сорванцом, но все знали, что я смогу поступить в университет. Я относительно легко сдал вступительный экзамен. Изучал историю в университете «Азиа Дайгаку»⁵⁵. Я редко ходил на занятия, но очень активно занимался политикой. Я организовал крайне правую группу «Новые националисты». «Во имя императора», и все такое. Мы были маленькой, но заметной группой, левые боялись конфликтовать с нами.

Почему правые? Потому что левые — это блеф. Их любви к людям хватало до тех пор, пока они не видели меня, русого японца. Это не сочеталось с их идеями о всеобщем братстве.

— Я окончил университет со средними оценками и продолжил политическую деятельность. Группа выросла, нас было уже около пятидесяти. Воодушевленная молодежь. Мы собирались изучать теорию миндзоку⁵⁶, речи Мисимы-сэнсэя. Купили черную машину с огромными громкоговорителями. Орали перед советским посольством, отравляли жизнь объединению учителей, избивали левых студентов, создавали проблемы людям из «Чюкаку-ха», делали гадости здесь и там. Но больше всего мы ненавидели людей из «Сэкигун-ха», «Объединенной Красной Армии». Вы слышали об «Объединенной Красной Армии»? Конечно слышали. Они ведь как-то убили много людей в вашем аэропорту Окамото. Да-да, Окамото. Это враги Японии, враги императора. Когда-то мы их искали, чтобы выбивать из них дух железными прутьями. Они были для нас крысиным дерьмом. Это был не бизнес, это была идеология. Но потом они исчезли из Японии и переместились в Ливан, Северную Корею, Ливию и на Филиппины. Когда-то мы специально ездили на Филиппины, чтобы вычислить их и уничтожить.

Но далеко не все члены нашей группировки были настоящими патриотами. Некоторые из них вступали в нее по другим причинам. Крайне правые, сэнсэй, это убежище. Те, кого общество отвергает, идут либо в якудза, либо в крайне правые. В моем случае — это сочетание и того и другого. Окинавцы ненавидят японского императора. Как я, наполовину иностранец, родившийся на Окинаве, могу так бороться во имя императора? Во имя Японии? Объясните мне, вы же профессор. Как получилось, что я нахожусь в сердце Японии и никто не может сказать, что я чужой? Никто не может выгнать меня, ведь я больший патриот, чем большинство подлинных японцев.

Когда я был маленький, мама поменяла мое имя на Хамано Такахиро, и теперь это мое официальное имя. Американо-итальянское прошлое стерто. Но я не крашу волосы. Почему? Потому что сейчас я живу в семье, где неважно, откуда я и какого цвета мои волосы, я живу в семье якудза.

У меня маленькая армия в духе Мисимы-сэнсэя. Мы выпускаем газету и организовываем съезды. Мы до сих пор давим на русских, чтобы вернули Японии северные острова, и нападаем на коммунистов. У нас есть секретные базы для тренировок в горах. Когда полиция нас достает, мы скрываемся там. В полиции нами занимается отдел по борьбе с террором, а не отдел по борьбе с якудза.

Когда мы были партизанской группой, после университета, то не смогли выжить. Нам нужна была поддержка. Люди разошлись. Страстная увлеченность, которая была вначале, растаяла. Люди были слабыми, не умели воевать. Сэнсэй, японская молодежь сегодня совсем не умеет воевать, они не умеют драться, боятся всего.

Так продолжалось, пока мы не встретили босса Окаву. Он из Кореи, но передает дух Японии лучше, чем те худосочные в костюмах, которые снуют там, снаружи. Те из наших, кто остались, вступили в семью Окавы. Я — сицилиец, американец, японец, так кто же я на самом деле? Я изучал историю, и знаю, что если я сицилиец, то я и немного араб, а может, и швед, и француз или еще кто-нибудь. Так кто же я?

Кто я? Сэнсэй, я — якудза, потому что в якудза не задают вопросов. Якудза на самом деле принимает всех, у кого есть проблемы, и неважно, откуда человек родом и какого цвета у него кровь. Якудза всем дает возможность занять достойное место. Я всегда помню, как просто босс Окава принял меня. Приходи к нам, сказал, и все.

Мы выпускаем газету, а также журнал о японском национализме. Вот, посмотрите. Мы устраиваем демонстрации и съезды, собираем разных людей для обсуждения национализма в Японии. Чем мы зарабатываем? Всем понемногу. Иногда меня нанимают. Но в основном я подписываю людей на газету и журнал. Наша патриотическая печать требует вложений. Я обращаюсь в большие компании и прошу их подписаться на наши издания или сделать пожертвование. И тогда я посылаю им газету. Сколько стоит подписка? Дорого. Это и подписка, и пожертвование одновременно. В зависимости от компании, мы просим миллион, десять или пятьдесят. Если они не хотят подписываться или делать пожертвования? Я убеждаю их, что это им на руку. Большинство платят.

Так, сэнсэй, я совмещаю идеологию с бизнесом. Есть ли у меня другие источники доходов? Да, есть. Я же сказал, мы занимаемся всем понемногу. Мои сыновья-кобун находят разные источники заработка. У нас есть отдел расследований, где мы узнаем разные детали о деловых фирмах, и это помогает нам получать пожертвования. Это называется «вымогательство с угрозами». Раз в месяц приходят полицейские, интересуются, пьют чай, иногда пытаются нам помешать, потому что иногда наши жертвы обращаются к ним за помощью. Но это бывает редко.

Новых сыновей я набираю для себя в Корее, не в Японии. Большинство из них — корейцы, потому что молодые японцы, как я говорил, не умеют воевать. Слишком им хорошо живется. Вы записываете? Очень хорошо. И запишите еще, что я горжусь тем, что я — якудза. Если бы я был катаги в Японии, я был бы нулем. Я был снаружи, но сейчас я здесь, внутри. И неважно, что волосы мои русые. Попробуй поживи с русыми волосами и смешанной кровью в Японии, поработай в фирме, в школе, на государственной службе. Ты всегда будешь ничтожеством. Я — якудза, и мне хорошо. Я сделал свой выбор, и я им доволен.

Я не японец, не американец, не сицилиец. Я — якудза.

А сейчас по поводу вашего дела. Вы кого-то разыскиваете, сэнсэй. Я точно не знаю, где он, но мне кое-что известно. Мы ведь работаем и на задних дворах Манилы, где ведем дела даже с «Объединенной Красной Армией». Я отправлю вас к нашему человеку в Маниле, Имаи Кадзуо, и он поможет дальше, если ваш человек на самом деле находится в Маниле. Вот адрес. Возьмите также эти письма. Одно от меня, одно от босса Окавы. Он просил передать вам его перед своей смертью. Передайте эти письма Имаи в Маниле. И есть еще одно письмо — письмо босса Окавы вашему человеку, как бы его ни звали.

Сэнсэй, и последнее. В этом деле замешаны ваши чувства, и это опасно. Будьте осторожны. Может быть, этот человек давно вас забыл. Будьте осторожны.

Я сижу в ресторане «Au Bon Vivant» на улице Гераро в Маниле. Со мной человек по имени Имаи Кадзуо — якудза, к которому меня послал Джейми-Такахиро. Имаи только что вернулся с азартного празднества в клубе «Phillipine Cockers Club», где делают ставки на бойцовых петухов с заточенными, словно лезвия, когтями. Имаи вернулся оттуда довольный, пачки денег торчат из внутреннего кармана шелкового пиджака светло-фиолетового цвета. Оранжевый галстук с изображениями героев Уолта Диснея, ухоженные пальцы в перстнях, из-под рукавов выглядывают орнаменты татуировки, очки в серебристой оправе. Я подаю ему письма, представляющие меня, от Джейми и от босса Окавы. Он прямо взвизгивает от восторга. Тут не о чем спорить, говорит он. Все, что только пожелаете, ваше. Ах, ах! Босс Окава! Один из великих людей прошлого! Таких больше нет, таких больше не будет. Может быть, он последний, кто знает… Таких, как он, не найти. После его смерти якудза изменится. И вы, гайдзин-сан, очень важный для меня человек.