– Кошмар! – похоже, даже Сики разом проснулся, как она и ожидала. – Это лишь предположение, но, кажется, сэмпай звонил вам, Каэдэ-сэнсэй, непосредственно перед арестом или сразу после него. Ну, а эсэмэски в отчаянии отправил, к примеру, из патрульной машины, как только улучил минуту.
– М-м, думаю, да.
Ее вновь охватило раскаяние. Ну почему она не заметила? Стоило ей только мельком бросить взгляд на экран, она могла бы приехать…
– Ну, а теперь смартфон наверняка уже изъяли, – заключила она.
– Видимо, да. Вот я и хотел бы как можно скорее побывать там и подробно расспросить сэмпая о ситуации. Но судя по тому, что мне известно о расследованиях из одной судебной пьесы, в которой я участвовал ранее, законом запрещено обсуждать случившееся во время таких свиданий.
– Тот полицейский тоже так сказал.
– И потом, поскольку три дня после ареста, в так называемые «первые семьдесят два часа», основное внимание уделяется всестороннему расследованию, думаю, сразу же свидания не разрешат. Ну, по крайней мере, я подам запрос.
– Со своей стороны я тоже попробую.
– Как скажете, – на другом конце телефонной линии Сики, наверное, пригладил волосы. – А пока свидания не разрешили, проработаем стратегию. Я придумаю план действий, – невозмутимо заявил он.
После множества поданных прошений им двоим все же наконец разрешили свидание с Иватой – через четыре дня после ареста, в среду на следующей неделе.
Поскольку день был будний, Каэдэ пришлось взять в школе отгул по болезни, но ничего другого ей не оставалось. Ради Иваты она попросила Сики назваться его младшим братом и в целях соблюдения приличий уйти в недельный отпуск ввиду непреодолимых семейных обстоятельств.
Положение казалось крайне серьезным даже Каэдэ. По истечении семидесяти двух часов Ивату не отпустили, то есть из полиции в прокуратуру поступило первое ходатайство о содержании под стражей, и это означало, что подозрения полиции против Иваты неуклонно усиливаются.
Пока они с Сики завершали в отделе предварительного заключения процедуру оформления допуска, Каэдэ старательно обдумывала с трудом собранную информацию, имеющуюся у них на данный момент.
Сообщения, относящиеся к этому делу, появились лишь сегодня, и то это были заметки в несколько строчек в некоторых вечерних газетах. Из этих заметок удалось вычитать только жалкие крупицы информации.
В них говорилось, что в прошлую субботу, примерно в одиннадцать утра, на прибрежной террасе у реки А. острым ножом были нанесены тяжкие телесные повреждения. Девятнадцатилетний пострадавший по-прежнему без сознания и в тяжелом состоянии с неопределенными прогнозами.
Двадцатисемилетний мужчина, взятый с поличным по обвинению в нанесении телесных повреждений – разумеется, фамилия Иваты в статье не упоминалась, – продолжает упорно отрицать, что совершил преступление.
Этим информация в прессе исчерпывалась. Единственной зацепкой оставались три коротких слова в эсэмэсках Иваты: «женщина», «исчезла», «найдите».
«Но об этом даже думать не хочется».
Перед мысленным взглядом Каэдэ мелькнуло ужаснувшее ее видение будущего. Если раненый умрет, формулировку обвинения сразу же поменяют – с «нанесения тяжких телесных повреждений» на «нанесение смертельного ранения» или даже на «убийство»! И возле имени Иваты прочно займут место три злополучных иероглифа «подозреваемый», что получит широкую огласку!
Насколько близко удастся подойти к истине за время сегодняшнего свидания? Если в прокуратуру обратились по поводу продления срока содержания под стражей, скорее всего, возбуждения судебного дела не избежать. А если уж дело возбуждено, в условиях местного правосудия это с вероятностью свыше девяносто девяти процентов означает обвинительный приговор.
Ивате с его прямодушием наверняка даже в голову не придет нанять на этом этапе частного адвоката. Для того чтобы доказать ошибочность обвинений, требовалось во что бы то ни стало вытянуть информацию из самого Иваты.
Но если говорить на общие темы разрешено, то обсуждать случившееся – нет. И приносить с собой смартфоны, диктофоны и прочую электронику строго запрещается. Да еще продолжительность свидания – всего-навсего пятнадцать минут.
«Прямо бег наперегонки со временем!»
Дверь открыл молодой полицейский в форме. Молча переглянувшись с Сики, Каэдэ вошла в комнату для свиданий первой. В точности как задумал Сики.
В комнате для свиданий Каэдэ сразу же увидела разделяющую ее посередине прозрачную перегородку, какие часто показывают в дорамах. В перегородку были вделаны круглые панели со множеством отверстий – кажется, их называют «голосовыми». Готовясь к сегодняшнему дню, Каэдэ впервые узнала также, что часть комнаты за перегородкой называется «половиной заключенных», а часть, где находилась она, – «половиной посетителей».
Ивату еще не привели, но едва усевшись на складные стулья из металлических трубок, оба заглянули каждый в свою сумку и выложили на колени блокноты. Потому что не желали терять попусту ни единой секунды.
Наконец со стороны «половины заключенных» донеслись шаги, и появилась прямая, как палка, немолодая женщина в хорошем костюме. Поправив очки, она представилась, назвавшись «сотрудником отдела предварительного заключения».
– Отстой, – шепнул Сики так, чтобы его услышала только Каэдэ.
И действительно, с точки зрения Каэдэ эта женщина выглядела как человек непреклонный в любых вопросах, придирчивый к соблюдению каких бы то ни было правил.
«Вылитый председатель родительского комитета нашей школы», – опрометчиво оценила она.
– Это еще не значит, что сказанное относится к вам, но поскольку в прошлом имели место случаи сговора с целью уничтожения доказательств, просьба воздержаться от обсуждения конкретного инцидента на протяжении всего свидания.
Это предупреждение Каэдэ услышала уже в третий раз, если считать вместе с полученным по телефону.
– Далее, если я решу, что сказанное относится к упомянутому инциденту, в тот же момент свидание будет прервано.
Сотрудница отдела предварительного заключения мельком взглянула на часы, висящие на стене.
– Продолжительность свидания – пятнадцать минут, время пошло. Итак, приведите господина Пять-Два.
По-видимому, под «господином Пять-Два» подразумевался заключенный номер два из пятой камеры предварительного заключения.
Сики снова пробормотал:
– Вот занятно было бы, окажись сэмпай классным руководителем во втором классе пятого года обучения…
Увы, Ивата руководил классом четыре-три. Но разве сейчас такие разговоры уместны? Еще одна странность Сики, или же он просто пытается хоть немного разрядить обстановку?
Пока Каэдэ ломала голову над этим вопросом, сотрудница отдела предварительного заключения снова затопала, направляясь в угол комнаты, к своему столу.
И сразу же появился Ивата, осунувшийся и небритый.
«Бедненький. Видно, каждый день ему здорово достается», – мысленно посочувствовала Каэдэ.
– Каэдэ-сэнсэй! Сики! – воскликнул Ивата, бросившись к перегородке. – Честное слово, это не я! Я сам видел, как его пырнул мужчина лет пятидесяти, в костюме! И как раз когда я пытался помочь, полицейский…
– Прекратить! – сотрудница полиции вскочила, оттолкнув стул.
«А?.. Что, неужели?.. Прервет?»
– Уже?.. – на этот раз во весь голос произнес Сики.
С начала свидания не прошло и десяти секунд.
– Господин Пять-Два, что это вы затеяли?
Женщина окинула Ивату с головы до ног негодующим взглядом пронзительных глаз. Такой взгляд и называют «убийственным»?
– П-простите, я нечаянно…
– В следующий раз свидание будет прервано незамедлительно, – и она, вернувшись на свое место, впилась в Каэдэ и Сики сквозь перегородку убийственным взглядом.
У Каэдэ вырвался вздох облегчения.
«Ивата-сэнсэй, на этом остановитесь».
Хорошо уже то, что они узнали кое-что новое – что Ивата своими глазами видел настоящего убийцу и что это мужчина лет пятидесяти, одетый в костюм. Но допускать оплошностей больше нельзя. Если не действовать впредь особенно осторожно…
