НА СОБАКАХ ОТ УРАЛА ДО МОСКВЫ

Правительство объявило о выпуске денежно-вещевой лотереи Осоавиахима. Я не помню уж, какие были выигрыши, да и не в этом суть. Важно то, что все средства от лотереи должны были пойти на оборонные нужды.

Для, распространения билетов лотереи и пропаганды идей оборонного общества наш клуб решил провести тысячекилометровый агитпробег на собаках по маршруту Урал – Москва.

Сейчас что-то уже давно не слышно, чтобы устраивались такие пробеги, а в свое время это вызывало немалый интерес и бесспорно приносило серьезную пользу.

Командором пробега Сергей Александрович назначил Шестакова; каюром – ну кого же еще? – конечно, малютку мужичка Маркова.

На городском пруду был дан старт пробега. Провожать упряжку собралось много людей. О начале пробега заблаговременно сообщили в газетах и по радио, и стоило упряжке появиться на улице, как сейчас же образовывалась толпа, которая следовала за нею. Упряжка была празднично украшена, в постромки вплетены алые ленты. На санях был укреплен фанерный щит с призывом: «Покупайте билет лотереи Осоавиахима!» И на другой стороне: «Осоавиахим – опора мирного труда и обороны СССР».

Сергей Александрович произнес краткую прочувствованную речь. Его громкий голос доносился до самых дальних слушателей. Кончив, он махнул рукой. Шестаков сел на нарты, Марков гикнул, и упряжка резво взяла с места. Некоторое время мы видели, как она мчалась по широкому простору пруда, взметая за собой снежную пыль; собаки шли мелкой рысью, в темп своему черно-пегому вожаку Бурану; затем упряжка скрылась. Народ стал расходиться. Медленно пошли прочь и мы.

Шестаков был аккуратен, и каждое утро, приходя в клуб, Сергей Александрович находил у себя на столе телеграмму, содержавшую точные указания, какие пункты прошла упряжка.

Все шло хорошо, упряжка двигалась с заданной скоростью, строго по графику, пока не пришла телеграмма, всполошившая всех нас:

«Напали волки. Стаю разогнали взрывпакетами. Две собаки зарезаны, две ранены. Пробег продолжаем. Шестаков».

Приходилось ли вам ехать на легких санках-нартах, которые во весь опор мчат ездовые собаки? Смею вас уверить, это такая езда, от которой дух захватывает, особенно, если дорога укатана, а собаки выезжены и знают свое дело. Хорошая упряжка свободно пройдет за сутки сто километров. Почти с такой скоростью и двигались Шестаков и Марков, лишь время от времени давая непродолжительную передышку животным.

Сегодня ночевка в одном селении, завтра – в другом. Остался позади Урал с его лесистыми возвышенностями, начались равнины Татарии. Каждая, даже самая кратковременная остановка в населенном пункте собирала вокруг много народу. Речистый Шестаков коротенько рассказывал слушателям о цели пробега, призывая запасаться билетами осоавиахимовской лотереи. Он так и говорил – «запасаться», уверяя, что еще день, два, ну неделя – и не останется ни одного билета: раскупят все. Его агитация имела успех.

Маршрут был составлен таким образом, что упряжка двигалась в стороне от главных дорог, через пункты, зимой почти отрезанные от внешнего мира. Везде, где останавливались, разбрасывали листовки.

Погода благоприятствовала путешественникам. Первую неделю пути стояли ясные, солнечные дни с легким морозцем; ночи были светлые, снег хрустел и искрился, радужно переливаясь.

На перегоне собаки, набрав хорошую скорость, шли дружной стайкой, казалось без всякого усилия увлекая за собой нагруженные сани. Шкалик, приземистый аккуратный пес с крепко сбитым телом, любил иногда полениться и незаметно сбавлял ход, о чем свидетельствовали слегка провисающие постромки. Но он побаивался строгого вожака Бурана, и стоило тому только повернуть голову, как Шкалик немедленно принимался тянуть усерднее.

Однажды мне довелось увидеть роль вожака в упряжке.

Около клуба, во дворе, где обычно привязывались собаки, отдыхала упряжка, но без Бурана – Бурана Марков куда-то увел с собой. И вот, пользуясь тем, что старшего среди них нет, лайки начали ссору. Одна, как это часто бывает, лязгнула зубами на другую, та ответила тем же, одна проворчала: «Ррр», другая тоже: «Рррр», а через несколько секунд уже невозможно было разобрать, чей хвост, чьи лапы: в схватку ввязалась вся свора.

В эту минуту из-за угла показался Марков с Бураном. Вожак, мгновенно вырвавшись из рук каюра, ринулся в гущу свалки. Я решил – для того чтобы принять участие в общей потасовке. Но не прошло и минуты как драка прекратилась: Буран восстановил порядок.

Превосходно изучив повадки собак, Марков считал даже не всегда нужным разнимать ссорящихся или наказывать лентяев – Буран делал это за него.

Я хорошо помню Бурана, его смышленую, похожую на лисью, несколько хмурую мордочку с поблескивающими глазами. Сравнительно некрупный, он отличался большой силой и выносливостью. Его привезли с Севера. Не знаю, ходил ли он там в упряжке, но он сразу показал себя как хороший вожак.

Марков и Буран были главными героями этого пробега. Попробуй-ка посиди с утра до ночи на обжигающем морозном ветру, не спуская глаз с собак, подгоняя их в гору и тормозя на спусках, ловко соскакивая с нарт, чтобы не дать им опрокинуться; попробуй проехать так полторы тысячи километров – тогда узнаешь, что значит быть каюром, «собачьим кучером», как любовно называл приятеля Шестаков.

А Буран – он с полным напряжением сил бежал в голове упряжки, то прокладывая путь по свежему снегу, то сползая почти на брюхе по скользкому круглому спуску; время от времени он сдержанно рычал на своих товарок, чтобы и они работали во всю мочь. Право, поведение вожака ездовых собак порой представляется как вполне осмысленное, разумное.

Внезапно погода изменилась – резко похолодало. Началась какая-то изморозь, покрылись инеем и сани, и вся поклажа, и Шестаков с Марковым. Все вокруг заволокло туманом, и казалось, что сейчас во всем мире только они одни – собачья упряжка да два человека.

– Ты щеки чаще три, Спиридон, – говорил озабоченно Шестаков и, подхватив пригоршню снега, сам первый принимался натирать лицо, пока оно не становилось бурачного цвета. – Да три, говорят тебе! – сердился он, заметив белые пятна на скулах товарища. – Дай-ка я…