Снукки сунула нос к холке и внезапно громко чихнула. Видимо, запах спирта защекотал ей ноздри. Джери тоже понюхал круглое пятнышко на ее шкуре и неодобрительно покрутил головой.

– А теперь пойдемте с догом, – сказал врач.

В рентгеновском кабинете было пусто и тихо. Помощник щелкнул выключателем; на потолке зажглись две слабенькие лампочки: одна обычная, белая, другая голубая. Полкомнаты занимали металлические стойки с большими фарфоровыми изоляторами и натянутыми между ними проводами. В центре перед узким столом находился аппарат для просвечивания с блестящей головкой в виде конуса, в углу – щит с электроизмерительными приборами.

– Давайте дога на стол, – распорядился Леонид Иванович.

Я скомандовал:

– Барьер!

Джери тяжело вспрыгнул на стол, скрипнувший под его тяжестью. Аппарат для просвечивания пришелся как раз против бока собаки. Джери чувствовал себя неловко и беспомощно топтался, просительно глядя на меня. Я ласково успокаивал его. Снукки, оставшаяся в углу у двери, тоже заволновалась и даже робко подала голос. Врач повернул аппарат и сказал:

– Надо подвинуть собаку, – но, увидев, что длина дога равна длине стола, улыбнулся и навел аппарат на середину корпуса Джери.

Помощник встал за щит.

– Держите собаку, – приказал мне Леонид Иванович. Затем приложил дощечку к Джеркиному боку и скомандовал: – Накал!

Помощник включил на щите рубильник. Что-то щелкнуло и зашипело с негромким потрескиванием. Джери тревожно косился то в сторону шипения, то на врача. Я придерживал его за голову.

– Свет!

Голубая лампочка потухла. Стало так темно, что в глазах появилось ощущение какой-то неловкости.

– Ток!

Потрескивание прекратилось. На доске, которую Леонид Иванович прижимал к боку Джери, появилось зеленоватое светящееся пятно.

– Дайте жесткость!

Пятно быстро разгоралось. На светло-зеленом фоне возникли расплывчатые продолговатые тени. Они приняли очертания ребер. Слабое зеленоватое свечение проникало через Джеркино туловище, как через запотевшее стекло, и только кости в какой-то мере задерживали его. Это и были удивительные икс-лучи, названные по имени открывшего их немецкого ученого Рентгена – рентгеновскими, столь необходимые ныне в медицине, с помощью которых распознаются многие болезни.

Леонид Иванович слегка передвигал дощечку. Он просматривал желудок собаки. Попросив меня подержать одну ручку, он свободной рукой помял Джеркин живот. Кончив исследование, скомандовал:

– Свет!

Щелкнуло. Зеленое световое пятно исчезло, комната осветилась. Джери спрыгнул со стола. Доктор сказал:

– В желудке инородных тел нет. Нужно показаться терапевту.

Леонид Иванович был настолько любезен, что сам провел нас по коридору в приемную врача.

Беленькая козочка (еще один пациент!), стоявшая близ дверей со своей хозяйкой, увидев собак, испуганно прижалась к стене. К шерсти ее был прикреплен шнурок от термометра: козе измеряли температуру.

Старенький согнутый доктор, к которому подвел нас Леонид Иванович, сдвинул на лоб очки и опасливо спросил:

– Не укусит?

Вставив себе в уши черные резиновые трубочки, он принялся прослушивать дога, пугливо поглядывая на его серьезную морду.

Выслушав и выстукав Джери, доктор покачал головой и сказал:

– Приведите еще раз. Нужно будет понаблюдать.

В течение шести дней я каждое утро ходил с собаками в поликлинику. Уже после двух посещений они привыкли к этому. Уничтожив утреннюю порцию еды, они садились около меня и ждали, когда наденут на них ошейники. Выбежав за ворота, мои больные сразу направлялись знакомой дорогой к речке, затем через пешеходный мостик и дальше, вдоль по улице, поднимавшейся в гору. У больших деревянных ворот они останавливались и, тычась носами в щель между створками, ждали, когда я догоню их.

Друзей уже знали в поликлинике. Служители встречали нас улыбками:

– А, два приятеля явились!

Дежурный помощник врача, молодой фельдшер, которого все звали просто Сашей, быстро делал Снукки укол, и мы отправлялись обратно.

На шестой день ей сделали сразу два укола: один в левую, другой в правую холку. После этого мы опять показались Леониду Ивановичу. Он осмотрел у Снукки кожу и сказал:

– Ну, кутилизат больше не нужен. Пошло дело на поправку. Недельки через две наведайтесь для проверки.

Кутилизатом он назвал ту желтую жидкость, которую вводили эрдельке под кожу. С ее помощью в организме должен был восстановиться правильный обмен веществ.

Еще раз прослушал Джери старичок терапевт и поставил диагноз:

– Катаральная язва желудка. Я испугался:

– Но это же опасная болезнь! Собака может погибнуть?

– Да, серьезная. Но если вы будете следить, то болезнь не станет прогрессировать и даже заглохнет. Главное – следите за пищей. Больше белков, молочного, меньше грубых кормов, избегайте давать кости. Кости исключаются категорически. В общем, диета. При таких условиях ваш пес будет жить да жить. Кроме того, вот вам еще. – Он протянул мне рецепт. – Будете давать ежедневно по три столовых ложки, на голодный желудок. Возвращаясь домой, я размышлял о том, откуда у моего дога взялась такая серьезная болезнь. И кое-что припомнил.

Давно, когда я впервые привез его домой двухмесячным щенком, все мы обратили внимание на то, что живот у него был непомерно раздут и выглядел переполненным. Несколько суток Джери тогда страдал сильным расстройством желудка.

Потом это прошло, и я не придал этому случаю никакого значения.

Позднее слышал, что подобные заболевания наблюдались у всех щенков Сильвы. Еще позднее выяснилось, что хозяин Сильвы держал собаку исключительно в целях наживы, кормил ее плохо, всякой требухой и мякиной, извлекая барыш из продажи щенков. За это его впоследствии исключили из членов клуба.

От грубой пищи, которую давали щенкам, они уже в раннем возрасте приобретали рахит (был рахит и у Джери) и начинали страдать желудочными болезнями. Тем самым подготовлялась почва и для других заболеваний. Это была одна из главных причин, почему большинство Джеркиных братьев и сестер оказались недоразвиты, очень тщедушны и никогда не участвовали в выставках.