— А есть мусульмане, которые очень даже себе это позволяют, — пожав плечами, заметил Мэт. — Вот уж не знаю, слыхал ли ты про Омара Хайяма, но стихи у него такие...

Выпей влаги хмельной, что кипит молода,
Что весельем сердца наполняет всегда,
Пусть она обжигает порою, как пламя,
Но уносит тоску, как живая вода.
Заболел я и дал воздержанья зарок.
Пуст мой кубок, но я лишь сильней занемог.
Унесите лекарства; в них зло и отрава,
Дайте мне исцеляющей влаги глоток.
Лишь лучистое утро заглянет в окно
Пусть прозрачные кубки наполнит вино.
Люди горькой отравой вино называют,
Но прибежище истины тоже оно.

— Как же это возможно! — вскричал Ахмед. — Теперь я жажду вина, о котором ты говоришь, но ведь я никогда его не пробовал!

— Может быть, оно и не так хорошо, каким ты его себе представляешь, вздохнул Мэт. — Но с кем не бывает?

Стражник взял у Мэта кость с остатками мяса и поднес ее к небольшому костру. В воздухе распространился аппетитный запах.

— Ты жестоко пожалеешь о том, что соблазнил одного из правоверных, прислужник Шайтана! — воскликнул Ахмед. — Что ж, соблазняй мою душу! Найробус и его помощники дадут моим соратникам вдоволь сил, чтобы они смогли отправить тебя в адское пламя — такое же жаркое, как то, в какое ты посылаешь меня.

Мэт замер.

— Найробус? Кажется, я уже где-то слышал это имя... Но он слишком далеко отсюда! Слишком далеко, чтобы обеспечить тебя подкреплением.

— Он сумеет сделать это и сделает! Он уже придал нам сил, и теперь доспехи и мечи мавров стали крепче!

— Вот как? — язвительно прищурился Мэт. — И какой же пустячок он потребовал от тебя взамен? Заклясть духов? Или подписать кровью небольшой договорчик?

— Только то, что сделал бы всякий правоверный мусульманин, если бы сумел, — начать джихад, священную войну за распространение ислама и просвещение всего мира!

— Вы собираетесь зажечь огонь, который бы охватил всю Европу, да? Не верь, Ахмед. Ты сможешь поднять людей на битву, но в итоге получишь слепую толпу. Eсли ты хочешь, чтобы толпа стала войском, тебе нужен полководец.

— Ты что, думаешь, я дурак набитый? — оскорбление прошипел Ахмед. — Да, у нас такой полководец имеется — махди. Он молод, горяч, набожен, он настоящий гений во всем, что касается ведения боя! Его только нужно было уговорить, чтобы он поверил, что завоюет всю Европу ради Аллаха, а уж мавров не пришлось долго убеждать, что он — настоящий махди.

— Похоже, Найробусу только того и надо было — разыскать этого гениального полководца и распустить слухи о его гениальности, — заключил Мэт. — И сколько же лет этому вашему махди?

— Ну... вроде бы двадцать пять. И скоро весь мир познает его совершенство!

— Двадцать пять... — задумчиво повторил Мэт. — И что же, он действительно опытный воин?

От издевки Мэта Ахмед побагровел.

— Он уже выиграл пять больших сражений и загнал христианских рыцарей на узкую полоску земли вдоль северного побережья Ибирии. Сам Аллах дарует силу его руке, а его чародеи питаются силами, дарованными Найробусом!

— О... — понимающе протянул Мэт. — Стало быть, ваши войска одерживают победы с помощью магии?

— Наши войска одерживают верх над неуклюжими, медлительными христианскими рыцарями, а чародеи — подручные Найробуса — запросто одолевают дохлую магию христианских магов! Тебе не выстоять против него! Сдавайся, и он поступит с тобой милосердно!

— Ну, ясное дело. Если мы все примем ислам.

— Нет! Он не станет принуждать вас, он только покажет вам преимущества ислама, ту благодать, которую вы получите, отдав себя в руки Аллаха!

— Только покажет... — понимающе кивнул Мэт. — Ну и конечно, христианам придется платить более высокие налоги, нежели мусульманам, а христианские герцоги и графы вынуждены будут уступить свои замки мусульманским паладинам, а мусульманские судьи станут чинить суды в пользу мусульман но ведь это все, так сказать, право победителей, верно?

— Вы избежите даже этих небольших наказаний, если предадите себя в руки Аллаха.

— Значит, своим воинам вы обещаете не только победу — вы обещаете им добро, отнятое у христиан, у христиан, не желающих расстаться со своей верой. А теперь скажи мне, как вы ухитрились одолеть магов короля Ринальдо?

Ахмед, казалось, просто-таки раздулся от гордости, глаза его дерзко блеснули.

— Найробус и вправду придает нам силы из своей далекой страны, неверный! Это совершенно новая сила! Она проникает в самую душу чародея и переполняет его могуществом. С этим ничто не может сравниться! Когда мне помогает Найробус, я чувствую себя таким живым, каким никогда не чувствовал, во мне жизни на троих, на четверых, на пятерых — нет, еще больше!

— Мэтью, — негромко проговорил Рамон, — помнишь, я тебе рассказывал про новый наркотик, который появился у нас в округе? Когда парни находятся под его влиянием, они пошатываются, глупо улыбаются. Когда они в таком состоянии, кто-то должен присматривать за ними, а когда они трезвеют, они становятся слабее, словно жизнь уходит из них...

— Так вот почему они дрались хуже, чем обычно! — Мэту не слишком приятна была мысль о том, что его победа над всегдашними обидчиками состоялась не только за счет его собственной силы и ловкости. — И как ты думаешь, к чему приведет эта наркомания, папа? Видимо, каждому из этих парней суждено превратиться в скелет, обтянутый кожей? Из них как будто высасывают жизнь?

Ахмед нахмурился:

— О чем это вы толкуете? Найробус никогда не отберет жизнь у наших душ!

— Что ж, пусть не у душ, но у тела — точно... — пробормотал Мэт и поднял руку, тем самым заставив колдуна замолчать. — Пойми меня правильно, я не думаю, что ваш махди — плохой человек. Я даже думаю, что ты и твои товарищи вообще не колдуны. Вы хорошие, добродетельные люди — по законам вашей веры. Вы мудрецы, полагающие, что питаетесь доброй силой.

— Тогда к чему вся эта болтовня про каких-то юношей, которые почему-то слабнут, словно кто-то сосет из них жизнь?

— Потому что я уверен: Найробус пошел на самый грязный обман, который только может существовать в мире, — сурово проговорил Мэт. — Он обманул вас. Я думаю, он убедил вас в том, что он — святой человек, праведник, которому ничего не надо, кроме как процветания вашей веры.

— Так оно и есть!

Мэт покачал головой:

— Боюсь, что это не так. В лучшем случае этот ваш Найробус преследует собственные цели. Он даст вашему махди завоевать весь мир для вас, а потом убьет его и сам станет властелином мира.

— Не может этого быть! — яростно воскликнул Ахмед, однако в глазах его появилось сомнение.

— Ох, — вздохнул Мэт. — Значит, еще более худшего ты знать не хочешь!

— Нет!

— А я все равно тебе скажу, — почти прошептал Мэт. — Ответь мне, кто отец Лжи, Ахмед? Кто султан Обмана? Так вот, самое худшее, что может быть, — это то, что Найробус хочет завоевать мир не для себя. У него может иметься повелитель, и притом очень злобный повелитель.

Ахмед стал корчиться и вертеться, пытаясь сбросить путы, которыми был связан.

— Развяжите мне руки, дабы я мог закрыть ими уши! Я не желаю слушать твое богохульство?

— Это не богохульство! Ты и твои товарищи-колдуны всего-навсего доверчивые глупцы, позволившие обманщику без чести и совести заставить вас поверить в то, во что вам самим так хотелось поверить, — возразил Мэт. — Вы позволили убедить себя в том, что Найробус хочет отдать весь мир Аллаху...

Ахмед начал кричать и вырываться.

— Но ему не нужен весь мир для Аллаха! — прокричал Мэт. — Повелитель, которому он служит, — Сатана, и на самом деле он хочет, чтобы мы все угодили в ад!