— Я — Тафа ибн Дауд, — сообщил молодой человек. — Кто вы такие и как сюда попали?

Мэт смотрел на юношу во все глаза, сдерживая желание переспросить, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Парнишка выглядел не старше выпускника средней школы. Стройный, темнокожий, с тонкими чертами лица, высоким лбом, гладкими щеками... То ли он на редкость аккуратно брился сам, то ли его брадобрей был воистину искусен и только что выбрил своего господина. А вот подбородок у юноши был тяжелый, а линия губ такова, что лицо выглядело строгим и решительным, глаза горели живым и пытливым умом. Почему-то Мэту показалось, что этот парень мог бы стать идеальным студентом в любом американском университете.

Между тем сейчас они находились не в учебной аудитории, а в шатре размером с небольшой дом. Висячие ковры делили шатер на несколько частей. Кругом стояли высоченные угрюмые мужики в тюрбанах и глазели на Мэта — их орлиные глаза сверкали, а ястребиные носы как будто к чему-то принюхивались. Их руки лежали на рукоятях ятаганов и кривых ножей. У одних кожа была очень темной, у других совсем светлой, но были и такие, у которых кожа была кофейного цвета. Одни наверняка были африканцами, другие, без сомнения, — арабами. Кое у кого имелись усы, кое-кто был гладко выбрит. Однако все они выглядели так, словно готовы прикончить Мэта на месте без суда и следствия. Для этого им хватило бы одного легкого кивка махди, а тот ждал, что ему ответят незваные гости.

А незваные гости боялись попасть впросак.

— Приветствую вас... — Мэт на миг задумался, как бы лучше обратиться к полководцу, и выбрал:

— ...господин Тафа. Меня зовут Мэтью Мэнтрел, я лорд Маг Меровенса. — С этими словами Мэт гневно глянул через плечо на стражника, державшего его за руки. Тот от удивления на миг ослабил хватку, и Мэту удалось встать на ноги. — Позвольте представить вам моего отца, Рамона, лорда Мэнтрела.

Брови Рамона поползли вверх. А махди широко открыл глаза.

— Рамон? Ты из Ибирии? — Тут махди, похоже, наконец заметил, сколь неудобна поза отца Мэта, и раздраженно махнул рукой стражнику, сжимавшему руки Рамона:

— Пусть встанет. К врагам такого звания следует относиться с почетом.

Стражник неохотно позволил Рамону встать, но рук его не отпустил.

— Я не из Ибирии, господин Тафа, — уточнил Рамон. — Но дед мой родом оттуда. В юности он пересек Пиренеи, дабы уйти от злобного тирана.

— Гордогроссо, — понимающе кивнул Тафа. — Да, я помню. Ни одному мудрецу не удавалось уговорить нас выступить против Ибирии до тех пор, пока не был свергнут этот злобный король.

Мэт хотел было пояснить, что отец говорит не о Гордогроссо, а о Франко, но решил, что это бы еще больше осложнило положение дел.

— Значит, теперь ты явился ко мне, чтобы потребовать обратно замок своего отца, — заключил махди.

— Нет, господин Тафа, мы пришли для того, чтобы воспрепятствовать кровавой бойне. Негоже, чтобы слуги одного и того же Бога истребляли друг друга.

Юноша, сидевший на троне из подушек, грозно нахмурился, пораженный дерзостью Рамона. Поражен был и Мэт, хотя собирался сказать махди то же самое.

Стражники и командиры арабского войска сердито зароптали.

Тафа устремил глаза на Мэта.

— Ты согласен со своим отцом?

— Безусловно, — кивнул Мэт, решив, что сейчас не время уточнять, кто чьего мнения поддерживается. — Но сейчас, господин Тафа, больше всего я потрясен тем, насколько быстро вы продвинулись так далеко от Гибралтара.

Тафа небрежно махнул рукой, как бы отказываясь от скрытой в словах Мэта лести.

— Эти ибирийские трусы даже не думают драться — они удирают еще до того, как наше войско подходит к их городам.

Стало быть, король Ринальдо эвакуировал те города, которые, на его взгляд, он не мог бы защитить, и избегал открытого сражения. Мудро. Вероятно, больше всего Ринальдо заботился о том, чтобы уберечь горожан. Правда, казалось, что арабское войско неплохо вымуштровано, но кто знает, как могли повести себя воины с мирными жителями? Так что Ринальдо нельзя было отказать в предусмотрительности. Кроме того, пусть большинство мусульман и не занимались обращением христиан в свою веру огнем и мечом, где гарантия, что они не начнут этого делать? А примись они за это дело, людей, пожелавших бы принять мученический конец, нашлось бы, вероятно, немало.

Помимо всего прочего, тактика Ринальдо свидетельствовала о том, что ибирийский король накапливает силы. Но что у него на уме на самом деле? — гадал Мэт.

— С помощью какой магии вы попали сюда? — вопросил Тафа.

— Да очень просто, — небрежно отозвался Мэт. — Нас доставила джинна.

Присутствовавшие в шатре испуганно и удивленно загомонили. Тафа смотрел на Мэта так, словно хотел пронзить его взглядом насквозь. Юноша, выждав немного, спросил:

— Джинна? Джинн-женщина? Их редко увидишь!

— Это точно, — не стал спорить Мэт. — Но посмотреть стоит. К тому же мне она показалась весьма могущественной.

— И каким же образом ты подчинил себе джинну? — с широко раскрытыми глазами поинтересовался махди.

— Я ее не подчинял, — покачал головой Мэт. — На самом деле все вышло наоборот. Ее смертный повелитель натравил ее на меня, послал ее, чтобы она меня убила, вот мне и пришлось из соображений самозащиты освободить ее.

Ответом на эти слова Мэта был ропот страха и благоговения. Тафа воскликнул:

— Ты освободил ее? Но ведь джинна должна быть скована печатью Сулеймана?

— О, вот в этом я сильно сомневаюсь, — возразил Мэт. — Ну то есть я хотел сказать... когда ты загоняешь джинна в бутылку и запечатываешь ее печатью Сулеймана, джинн сидит в бутылке, но если джинна из бутылки выпустить, он становится необузданным. Так что управление джиннами с помощью ламп, колец и тому подобных предметов — это уже совсем другие заклинания.

Все, кто находился в шатре, включая Тафу, не сводили глаз с Мэта. Похоже, даже махди слегка занервничал.

— Так ты и в самом деле силен в магии?

В который уже раз Мэт ощутил себя полнейшим шарлатаном. С тех самых пор, как судьба занесла его в Меровенс, он изучал все, что только мог, о принципах действия магии, но до сих пор он и сам не в силах был понять, что он знает, а что — нет. И можно сколько угодно утешаться тем, что примерно так должен чувствовать себя любой новоиспеченный доктор каких угодно наук — толку-то? Но в этом мире магия творилась с помощью стихов, а стихов он знал предостаточно.

— Скажем так: я — примерный ученик.

— Воистину примерный, если тебе подвластно освобождать джиннов от заклятий, и ты вовсе не ученик, ты настоящий мастер!

— О да, но ведь познанию нет предела, верно?

— Верно, — кивнул Тафа, округлившимися глазами взирая на Мэта. От Мэта не укрылось, что так называемый махди только что усвоил нечто весьма существенное и это нечто здорово ударило по его гордыне.

И Мэт вдруг почувствовал себя умудренным и старым по сравнению с этим желторотым юнцом.

— Никто не может заставить человека прекратить познание, мой господин, но встречались мне и такие, которые сами, по собственной воле, шли на это. Такие люди становятся близорукими и косными, они видят все меньше и меньше в том мире, который их окружает, они уже не могут понять, что мир переменился с тех пор, как они были молоды, когда все для них было в новинку и когда каждое открытие приносило им восторг. Проходит еще какое-то время, и жизнь так прискучивает таким людям, что они начинают мечтать о смерти.

Тафе с трудом удалось подавить охватившую его дрожь.

— Ужасная судьба! — воскликнул он. — Но как же людям отыскать то, чего они еще не ведают? Когда ты знаешь наизусть весь Коран, чему еще учиться?

Почему-то у Мэта не было сомнений в том, что этот юноша знает каждую букву в священной книге.

— Ну прежде всего, — ответил Мэт, — существует масса толкований, и когда человек начинает толковать Коран, он становится кади, муллой или муэдзином. Ну вот, например, вы, мой господин, военному искусству выучились, читая Коран, или набрались опыта в сражениях?