— Точно! — подхватил Рамон. — Там ведь сейчас только половина его войска, верно? Вторая половина здесь и дожидается, когда войско королевы пересечет Пиренеи!

— Нечего дивиться тому, что гонец от Ринальдо прорвался к нам — в планы Тафы как раз и входило то, что королева отправится на помощь королю Ибирии. Проклятие! Я бы прикончил этого юнца, если бы он не привел меня в восторг своей стратегией! — Мэт взмахнул рукой над чашей. — Мы должны сообщить Алисанде если она уже не попала в засаду!

Изображение замка исчезло, на поверхности воды появилось новое изображение: войско на марше, шагающее по полям, зеленеющим свежими всходами.

Рамон нахмурился.

— Здесь ночь, а их мы видим утром.

— Перед рассветом, — уточнил Мэт. — Свет сероватый и тени еще не легли. Видимо, при передаче изображения небольшая разница во времени все-таки существует. — Указав пальцем на золотоволосую фигурку впереди войска, он воскликнул:

— Алисанда! Она ведет войско и торопится, раз подняла воинов до рассвета!

— С ней все в порядке, — добавил Рамон. — Войско в пути и в засаду не попало.

— Пока, — с горечью проговорил Мэт. — Как же мне передать им весточку?

Мэт задумался. Он искал подходящее заклинание.

— Может быть, это не так уж и актуально? — спросил Рамон. — Они идут к солнцу или от него?

— Отлично придумано! — похвалил отца Мэт и снова, что-то бормоча, провел рукой над поверхностью воды. Само войско стало меньше, теперь взглядом можно было охватить более широкое пространство. Наконец сбоку над горизонтом стало видно золотистое свечение.

— Рассвет! — воскликнул Рамон и тут же вспомнил о стенах, имеющих уши.

Схватив блокнот, он быстро написал:

Они уходят от солнца.

— Хвала Небесам! — выдохнул Мэт так тихо, как только мог, взял у отца ручку и написал в блокноте:

Они возвращаются в Бордестанг! Видимо, Савлу каким-то образом удалось сообщить ей о случившемся.

Нахмурившись, он приписал:

Алисанда возвращается, чтобы зажать мавританское войско между своей армией и городом. Мне срочно нужно туда.

Наверное,

— ответил Рамон сыну в письменной форме и пристально посмотрел — Мэта. Понимал ли он, что его жена уходит оттуда, где сейчас находится он и предоставляет его самому себе? Если Мэт это и понимал, похоже, это его сейчас не волновало, да и не время сейчас было заводить такой разговор.

Вслух же Рамон сказал:

— Нужно понять, насколько ты полезен здесь, сынок. У тебя появились задатки дипломата, о которых я и не предполагал. Очень может быть, что тебе удастся укоротить эту войну тем, что ты останешься здесь, что ты будешь думать и говорить. Вдруг тебе вообще удастся положить войне конец.

При этом в блокноте Рамон написал:

Оставайся.

— С трудом верится, что от меня тут будет толк, — покачал головой Мэт.

Однако предложение отца не лишено было смысла: если бы ему удалось доказать Тафе, какие силы стоят за вторжением мавров в Ибирию и Меровенс, он мог бы добиться мира, и к тому времени, когда он вернулся бы в Бордестанг, глядишь, Алисанде и вовсе не пришлось бы вступать в бой.

Партизаны,

— написал Рамон в блокноте. Мэт угрюмо кивнул. Если дипломатия провалится, он мог бы организовать движение сопротивления. В конце концов, у него в роду уже есть один испанский партизан.

— Сидя в этом шатре, мы ничего не добьемся.

— А какой у нас выбор? — спросил Рамон, но его глаза уже весело сверкали.

Мэт вздохнул. Давно пора. Он и так слишком долго тянул. Встав, Мэт пошел по кругу вблизи стенок шатра, бормоча под нос:

Десяток стражников у входа,
Но, может, все-таки свобода
Нас ждет за стенами шатра?
Хотелось б смыться до утра...

Мэт коснулся рукой шелковой стенки, и по его пальцам ударила яркая искра.

Раздался треск, похожий на чирканье зажигалкой. Мэт обжегся, сжал обожженные пальцы другой рукой, скривился. Отец бросился к нему, протянул руку, предлагая растереть больное место, но Мэт отрицательно покачал головой. Делать нечего нужно ждать, пока пройдет боль.

— Статическое электричество? — высказал предположение Рамон.

Мэт раздраженно мотнул головой. Рамон приложил руку к уху и указал на стенку шатра. Мэт понял его. Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы стражников не заинтересовало, отчего это они так внезапно умолкли.

— Эти стены просто пропитаны магией, папа.

— Ясно, — кивнул Рамон. — Значит, она проявляется в виде выбросов энергии?

— Может проявляться, — ответил Мэт. Боль мало-помалу утихала. — Не забывай, тот колдун, который наложил заклятие на эти стены, понятия не имеет об электричестве. Скорее всего он сотворил некое подобие молнии.

— То есть «небесного огня», да? — Рамон понимающе кивнул. — Но ведь его можно, так сказать, заземлить?

Мэт с радостью отметил, что их диалог был совершенно непонятен стражникам и звучал как сущая галиматья даже в том случае, если кто-то из них знал язык Меровенса. А для себя Мэт решил, что мысль о заземлении недурна и что в следующий раз не стоит подвергать себя риску.

— Кто знает? А вдруг электрический заряд всякий раз обновляется? А если нет, то все равно можно преспокойненько взлететь на воздух. — Он поднял руку. — Жаль, нельзя сказать как-нибудь покрепче, упомянуть чью-то бабушку — здесь, в этом мире, это слово на букву «ч» лучше не произносить.

— Понятно... — задумчиво протянул Рамон, отошел к столу, нацарапал на страничке блокнота вопросительный знак и вздохнул:

— Мне еще немного нужно узнать о физических явлениях в этом мире.

— Ну... — протянул Мэт. — У мавров уже есть алгебра, так что, возможно, они нас опередили.

Вообще-то Мэт так не думал. Лучше всего соотношение сил в этом мире передавалось не уравнениями, а стихами. Взяв ручку, он написал:

Попробую прочесть транспортированный стишок. Приготовься.

Взяв отца за руку, Мэт заговорил нараспев:

Мы не за решеткой, в темнице сырой,
Не в башне высокой, не в черной дыре —
B тюрьме комфортабельной, теплой, сухой —
В роскошном из серого шелка шатре.
Но нас не прельщает подушек гора,
И крикнуть охота:
«Пора, брат, пора!»
Томиться мы далее тут не хотим,
Давай поднатужимся — и улетим!

Отец встревоженно глянул на сына. Но опоздал. Все вокруг завертелось в бешеном вихре... и застыло. Мэт упал на столик, Рамон повалился спиной на подушки. У Мэта жутко кружилась голова, но он, совладав с собой, бросился к отцу. Рамон сел. Он явно еще плохо ориентировался, но у Мэта вырвался вздох облегчения.

— Дай-ка я угадаю, — проворчал Рамон, придя в себя. — Вероятно, наши тюремщики и такую возможность предусмотрели?

— Либо предусмотрели, либо глаз с нас не спускают. — Мэт задумался: уж не переодетый ли колдун — один из стражников? А кто живет в соседнем шатре? Тоже вопрос.

Отец кивнул и взял ручку.

Позови Лакшми,

— написал он в блокноте.

Мэт выпучил глаза. Его охватил страх — и страх этот уж никак не был связан ни с произнесением контрзаклинаний, ни с подслушивающими вражескими колдунами.

Мэт весьма выразительно затряс головой.

Отец облегченно вздохнул и тихонечко запел:

Лакшми дорогая, подруга моя?
Унес тебя ветер в чужие края...
О, где же ты бродить?
Скажу не тая:
Нужна дозарезу нам помощь твоя!