– Стоять, мерзавцы! – прохрипел один из охранников, высокий, плотный детина в наспех накинутом поверх неглаженой белой рубашки пиджаке. – Улизнуть хотели?

Они приблизились к Яне и старику, один из парней грубо схватил Яну за руку:

– Иди сюда, сейчас мы с тобой поговорим!

Яна вжала голову в плечи и заорала, решив напугать их своим пронзительным криком. Борис Ефимович вдруг встрепенулся, вышел из оцепенения и наехал своей инвалидной коляской прямо на охранника, схватившего Яну. Он решил заступиться за Яну, сбил охранника с ног и подмял его под колеса своей каталки.

– Ах ты, чертов дед! – закричал тот жутким голосом, легко сдернул Бориса Ефимовича с кресла и повалил его на землю. – Я тебе сейчас покажу, гадкий старикашка!

– Не смей бить инвалида! – вскричала Яна и накинулась на парня с кулаками. Он грубо отпихнул ее, Яна отлетела как пушинка и снова кинулась в бой.

– Прекращай возню, – гаркнул, видимо, старший из охранников более молодому, – скручивай всех, его в палату, ее в подсобку, а дальше разберемся!

Более молодой охранник как-то виновато посмотрел на валявшихся в грязи Яну и Бориса Ефимовича. Наверно, в нем происходила внутренняя борьба, заговорили остатки совести, что нехорошо бить женщин, детей и инвалидов, то есть более слабых, чем ты.

– Врешь, не возьмешь! – извивалась Яна ужом в руках старшего охраны. Она изловчилась и достала из кармана электрошок. Медсестра, отдуваясь, наконец-то догнала своих «мальчиков» и сразу же накинулась на воюющую Яну.

– Вот ты где, гадюка! Ребята, вот она! Это она стукнула меня по голове! Получи сдачу!

Разъяренная медсестра навалилась на Яну, схватив ее за волосы. Яну обдало волной перегара и пота, она бы задохнулась от этого запаха, если бы вовремя не ткнула электрошоком в толстый бок медсестры. Та взвизгнула и отпустила волосы Яны.

– Она ужалила меня! Точно – змея!!

На Яну навалился молодой охранник, видимо, распростившись с остатками совести, заломил ей руки за спину и вдавил ее лицо в грязь. Яна замерла, так как поняла, что если сделает лишнее движение, то он ее удушит на полном серьезе. Движения у него были грубые и плохо скоординированные из-за принятого на грудь спиртного. Яну проволокли за волосы по земле, обдирая лицо, руки и ноги о землю. Полная медсестра, бежавшая рядом, била ее правой ногой с размеренностью метронома. Когда Яну доволокли до какого-то сарая, она уже почти лишилась чувств.

– Мерзавка! – всю дорогу обзывала ее медсестра. – Самозванка! Ворюга! Она чуть было не убила меня! Ничего, пусть посидит в мертвецкой, подумает. Скоро придет заведующая и решит, что с ней делать! – И стукнула Яну в очередной раз ногой.

– Ладно, хватит, – осадил ее молодой охранник, – не ровен час, забьешь насмерть.

– Имею право! Это она забралась сюда к нам и первая подняла на меня руку! Только тогда она мне показалась более темненькой и с короткими волосами, видимо, от удара по голове у меня потемнело в глазах! Так что я просто-напросто защищалась!

– Говорю тебе, Зинаида, не кипятись! Она свое получила, а ты лучше займись своим подопечным, который хотел удрать! Лилия Степановна нам бы этого не простила!

– А, этот резвый старикашка?! Сама не ожидала от него такой прыти! Надо будет давать ему большую дозу снотворного и успокоительного! Вы, мальчики, пока займитесь этой метелкой, а я пойду всыплю дяде Боре и поставлю ему капельницу часов на пять, чтобы больше не рыпался, а утку давать не буду.

Яну, дернув за разбитые, вывернутые руки, заволокли внутрь холодного, полутемного помещения, пахнущего какими-то медикаментами и затхлостью, и кинули вниз с приличной высоты. Больше Яна ничего не помнила, так как сразу же сильно стукнулась головой, вернее, шишкой на лбу об пол и потеряла сознание.

Очнулась Яна от жуткого холода, который пробирал ее до костей. Она сразу же вспомнила свое первое впечатление, когда охранники открыли дверь и она почувствовала исходящий отсюда холод, как из могилы. Яна лежала на ледяном, сыром каменном полу, прислонившись пульсирующей болью шишкой к стенке, выложенной кафельной плиткой. Все тело ее болело и ныло. Яна оторвала спутанные, ссохшиеся от крови и грязи волосы от лица и с трудом осмотрелась. Единственное окно в этом помещении с толстым, мутным, желтоватым стеклом находилось высоко и было совсем маленьким, к тому же заделанным железной решеткой.

Яна, шатаясь, поднялась на ноги и, держась за стену, пошла по периметру комнаты, хотя это помещение скорее можно было бы назвать подвалом. Она стиснула зубы и не позволяла себе стонать и плакать.

– Я не доставлю вам такого удовольствия…

В подвале не было никакой мебели, только отверстие в полу для слива воды, ржавый кран без вентиля в стене и старый фартук из клеенки. Небольшая дверь вела в соседнее помещение. Не особо надеясь на удачу, Яна толкнула дверь и очутилась в более просторном отсеке, выложенном тоже кафельной плиткой. Здесь было еще холоднее и неприятнее, чем там, куда кинули Яну на пол. Из мебели, хотя мебелью это можно было назвать с большой натяжкой, тут находились только два анатомических стола. Яна поняла, что попала в морг. Она похолодела, так как по давнишним приметам знала: если она попадала в морг, то это не к добру…

«Точно! Я в покойницкой! Наверное, умерших стариков приносят сначала сюда, а потом переправляют дальше. Не держат же здесь штатного патологоанатома, не так уж много тут клиентов…»

Яна дрожащей рукой ощупала стенку с ячейками для тел и не смогла себя заставить хоть одну из них открыть, проверить: есть что внутри или нет? Могильный холод и страх сковали ее побитое тело. Чувствовала себя Яна хуже некуда. Во рту ощущался кисловатый привкус крови. «Они точно нелюди, – вздохнула Яна. – Закрыть живого человека в морге с включенным холодильником!.. Я же здесь замерзну! Но если работает холодильное оборудование, значит… Точно, тут со мной находятся покойники, или, может быть, оно включено по инерции? Так сказать, в ожидании?»

Яна безуспешно покричала у запертой двери и принялась бегать от одной стенки до другой, чтобы не замерзнуть. Каждый толчок болью отдавался в избитом теле, ноги подкашивались. Почувствовав сильную тошноту и головокружение, Яна прилегла на стол для трупов, поджав длинные ноги к груди, чтобы хоть как-нибудь согреться, и прислонила горячий лоб к холодному металлу.

– Все! Все! Успокойся, Яна! – уговаривала она сама себя. – Я не замерзну! Я должна выжить! Они придут за мной утром, а рассвет уже начался. Скоро уже приедет на работу Лилия Степановна… Интересно, как я буду объяснять ей свой непрошеный ночной визит, да еще и попытку выкрасть Бориса Ефимовича? А я ничего не буду ей объяснять! Больно много чести! Я подам на них в суд через знакомого адвоката – свидетеля Асю – за издевательства над человеком, за воспаление легких, которое у меня наверняка будет, за обморожение конечностей и за нанесение морального ущерба!

Яну трясло и колотило, зуб на зуб не попадал. Она поняла, что эту борьбу с холодом она по своей слабости проигрывает. Внезапно дверь со скрежетом распахнулась, и яркий свет на мгновение ослепил Яну.

– Что, кукуешь, воровка? Ну, посиди еще немного на пару с нашим покойничком, авось вам повеселее будет! Скоро приедет директриса и поговорит с нашей ночной гостьей, а нам премию выпишут за хорошее несение службы! – пробасил знакомый голос охранника.

Они вдвоем с напарником внесли большой черный пластиковый мешок и водрузили его на второй, соседний с Яной стол.

– Тяжелый, зараза… – выругался начальник охраны, довольно потирая руки и посматривая на пленницу.

– Что вы сделали с Борисом Ефимовичем, звери? – прохрипела Яна, не узнав своего голоса.

Второй охранник обнажил в улыбке желтые редкие зубы.

– Спит твой дедок, и теперь будет все время спать, а не скакать на инвалидных колясках ночью за девицей!

У Яны заныло сердце в тревоге за своего знакомого, ведь получалось, что это она виновата, если у Бориса Ефимовича ухудшатся условия содержания в пансионе. А уж это содержание и так было не ахти…