В прошлый раз, когда был здесь на собрании, в амфитеатре находилось сорок кандидатов – воскрешавшихся в небольшой открытой келье второго яруса сразу после вступительного экзамена. Сейчас на открытой площадке находилось всего тридцать два кадета первого курса, но присутствовал еще и второй — впрочем, также не полностью: из-за происходящих в мире первого отражения событий многие не смогли или не сочли нужным продолжить обучение в Транснаполисе.

Несмотря на то, что практически все места были заняты, а помощники мастеров и вовсе стояли в проходах, перед нами расступались – кто-то даже перешептывался, не выдержав. И практически все провожали нас заинтересованными взглядами. Впрочем, спектр эмоций был достаточно богат – от сдержанного внимания до откровенного ужаса.

Юлия держалась холодно-отстраненно, и как второкурсница двигалась на полшага впереди. Каждой клеточкой я ощущал ее напряжение и желание взять меня за руку – девушка до сих пор не до конца отошла от шока смерти. Но, надо отдать ей должное, волнения своего абсолютно не показывала. И даже не обернулась, когда в проходе мы разошлись — она направилась к своей команде, я к своим.

Кратко проводив девушку взглядом, я внимательно, стараясь делать это незаметно, осматривался по сторонам. Причина была достаточно серьезной — сегодня утром меня ждало скверное известие – у Ребекки из инвентаря исчезла статуэтка Макленина.

Заклинание артефактной компрессии, которым сначала была пленена сама графиня, а после сковала моего недруга было из разряда тех, что недоступны простым смертным. К нему не существовало никакого противодействия. Против него не было противодействия — не в плане момента атаки, когда можно было скрыться или избежать наложения защитой амулетов, а в плане снятия -- если никто статуэтку к жизни не возвращал, заключенный мог провести в ней вечность. Теоретически – практически же до того момента, пока в коконе не сработает режим аварийного выхода в первое отражение.

У Ребекки подобный аварийный маяк стоял на четыре часа бездействия – и он не сработал. Сама она мне об этом не рассказывала, но я из ее воспоминаний узнал, что в заключении она провела более трех суток. Именно поэтому графине было так плохо, когда я ее освободил – достаточно непросто прийти в себя после столь долгой неподвижности, пусть и в коконе, где предусмотрены некоторые системы поддержки – как массаж, к примеру. Тот человек, который изменил настройки ее капсулы, на ожидаемые вопросы ответить не смог, потому что неожиданно умер – еще до того, как графиня появилась на воле. Об этом она мне рассказала уже вчера вечером, кратко давая комментарии о наших врагах и противниках, резюмируя результат своих переговоров в отеле Бильдерберг.

Макленин, по всей видимости, режим аварийного выхода оставил на стандартном для коконов десятидневном периоде. Это свидетельствует не столько о глупости и недальновидности, сколько об ощущении вседозволенности – что неудивительно при таком отце. Макленин наверняка даже и мысли не допускал, что будучи на привилегированном положении во всех мирах – в цитадели в частности, может столкнуться с проблемами, которые потребуют аварийного выхода. Даже в обычной ситуации, будь его отец жив, наверняка он был бы вызволен из кокона максимум после суток отсутствия – но в связи с неприятными для всей его семьи событиями, Макленин оказался вынужден десять дней провести скованным в инвентаре графини. Даже боюсь представить его чувства после появления в первом отражении.

Избавиться от наложенной другим артефактной компрессии удаленно невозможно, поэтому после того как Макленин появился в реальности, его отражение здесь было удалено – о чем свидетельствует исчезнувшая статуэтка. Новое отражение можно создать только через сутки после удаления старого, а с исчезновения статуэтки прошло достаточно времени, поэтому мой друг может уже быть здесь в Цитадели, на общем собрании. Но, похоже, он все же отсутствует, закончил я осматриваться.

«Да ну нафиг!» – примерно так можно было охарактеризовать возглас Санчеса, удивительно четко прозвучавший в повисшей над амфитеатром тишине.

Магистр цитадели Эмеральд, старший мастер и большинство офицеров пока не прибыли – вполне вероятно, поэтому моему сокоманднику повезло, и он не схватил штраф за сквернословие. Скользнув глазами по ошарашенному юношескому лицу с приоткрытым от удивления ртом, я подмигнул Санчесу. И слегка задержался, будто невзначай повернувшись, наблюдая, как под удивленными взглядами Приска и Клеопатры Юлия ожидает, когда сидящие потеснятся, освобождая ей место. Обомлевшую от изумления Дженни – свою двоюродную сестру – девушка не удостоила даже взглядом.

И в этот момент я мысленно – едва сумев сохранить невозмутимый вид – высказался так же эмоционально, как Санчес: на другой стороне амфитеатра, в рядах второкурсников сидел Саян!

В этот миг на трибуне вспыхнули овалы порталов, и я поспешил на свое место. Едва кивнув Санчесу, чуть больше внимания уделил Сакуре, коротко ей улыбнувшись. По остальным – Софье, Майе, Железняку и Блейзу – лишь скользнул взглядом. С юным хоккеистом мы практически не общались, Софья приняла безразличный вид, скрывая интерес, а с Майей я виделся совсем недавно. Зато неприкрытое удивление и радость на вытянувшемся лице Блейза, сделавшие его еще больше похожим на хорька, меня удивили. Филипп мое приближение демонстративно игнорировал – еще и поморщился, с отвращением принюхиваясь, словно кто-то рядом помои разлил.

Эмоции, взгляды, освобожденное место на скамье – воспринимал все вскользь, мимолетно, – все мысли занимал вопрос, как здесь и сейчас в амфитеатре появился Саян.

Магистр и старший мастер цитадели Эмеральд между тем заняли свои места на трибуне. За спиной их выстроилась команда мастеров и преподавателей, среди которых было невероятно много новых лиц; из старых мастеров я узнал только флегматичного Брана, который представился мне трехглазым вороном в памятный первый день и вроде как умел читать мысли.

– Господа воспитанники.

Голос магистра раздался, усиленный акустикой амфитеатра. Повисла долгая пауза.

– Господа преподаватели.

Вновь пауза – и новый глава Цитадели Эмеральд неспешно обвел взглядом присутствующих в аудитории под открытым небом.

– Весьма рад приветствовать сегодня в нашей Цитадели всех вас после столь неожиданного, но весьма необходимого академического отпуска. С радостью приветствую вас в вашем – и нашем, общем доме.

После слов о доме последовала очередная, более долгая пауза, и с некоторым запозданием раздались дружные форменные хлопки, встреченные снисходительным кивком. Новый магистр цитадели Эмеральд – Олег Рюрик – заложил руки за спину, словно невзначай демонстрируя свой красно-золотой герб с падающим соколом, и неторопливо прошелся по трибуне.

Только после этого, вновь вернувшись к стилю коротких рубленых предложений, делая многозначительные паузы, он продолжил приветственную речь. Рюрик начал говорить про временные трудности, связанные с освоением новых миров, но, как и Орлов в прошлый раз, обещал нам роль владык на осваиваемых просторах – экспансия в которые несколько замедлилась в связи с напряженной ситуацией в первом отражении.

Добавив драматизма, рассказывая об очагах разгорающейся войны, Рюрик вдруг остановился и, обернувшись, посмотрел на возникшую за его спиной объемную проекцию карты многочисленных планов Новых миров. С увеличением масштаба цепочки планов скользнули, ширясь, и вот уже на стыке между Империей, Альбионом, Вальхаллой и Гипербореей стали заметны осколки Атлантиды. Только сейчас я понял, что плато Транснаполиса – лишь небольшая часть затерянного мира, состоящего из многочисленных парящих скалистых островов.

Рюрик между тем рассказывал все то, что я уже знал про предстоящую Битву Вызова и про неопределенность с кандидатами, которые будут озвучены на ближайшем конклаве Цитаделей, проводимом Орденом Хранителей.

– Нам с вами предстоит много работы, поэтому не теряйте время, закаляйте тело и дух. Будьте верными и надежными соратниками, потому что серьезные соперники у нас уже есть, и, вполне возможно, вскоре нам предстоит тяжелое сражение, – практически слово-в-слово повторил Рюрик запомнившиеся мне слова Орлова.