Единственное отличие между мной и Юлией – в том, что я оперировал стихией огня, а она воды. По статистике в новых мирах стихии распределялись так, что огонь и воздух легче подчинялись мужчинам, а вода и земля женщинам. С единственным уточнением – среди магов стихий самые искусные были женщины, пока без исключений, и даже если мужчина быстрее постигал искусство управления магией огня или воздуха, женщина на этом пути добивалась более высоких результатов – пусть и с задержками. Все лучшие маги стихий – как и боевые маги в Новых Мирах – были женщинами.
Мужчины оказывались сильнее или, по крайней мере, не хуже женщин в других видах магии, не стихийных – крови, скверны, призыва, псионике, некромантии и шаманизме. Вот только четыре вида стихийной магии и усиленной ими боевой встречались в новых мирах повсеместно, поэтому только им учили в Транснаполисе – что делало девушек бойцами лучше мужчин. Именно поэтому моя способность с легкостью управлять стихией огня на неоправданно высоком уровне так озадачила Ребекку, заставив ее сразу обратить на меня пристальное внимание. Юлия же, слившись со мной сознанием совсем недавно, вдруг приобрела необычайные способности к стихийной магии – к примеру, скользящей телепортацией, с помощью которой она ушла от удара Макленина, могли пользоваться только чародейки самых высоких рангов. Что по умолчанию абсолютно невозможно для боевого мага, каковым до этого момента являлась Юлия, совершенно не утратившая своих прежних способностей. Размышляя об этом, я неожиданно почувствовал все усиливающееся напряжение девушек.
– Джесси… – осторожно спросила графиня.
– Это было, – решив больше не нервировать собеседниц, наконец, произнес я, скидывая доспех духа, в который еще добавил дополнительно защиты, отгораживая свои мысли-чувства. – Весьма поучительно. Благодарю, урок усвоил.
Ребекка пристально посмотрела на меня – и готов поклясться, едва удержалась от того, чтобы не приблизиться – как она это уже делала ранее – и взять меня успокаивающе за руку. Уверен, графиню удержало лишь присутствие Юлии, которая, услышав мой нормальный – без следа обиды или раздражения – голос, сделала вид, что обсуждение ее даже не касается.
– Скажите, – медленно произнес я, посматривая то на одну, то на другую: – Когда вы тут переругивались незадолго до дуэли, вы это специально делали? Это было частью плана?
Юлия звонко хмыкнула, Ребекка вздохнула и покачала головой.
– Ты бросаешься из крайности в крайность, – покачала она головой. – То слишком нас недооцениваешь, то слишком переоцениваешь.
Некоторое время мы еще посидели, перебрасываясь ничего не значащими фразами, а после Ребекка, как-то странно переглянувшись с Юлией, поднялась. Словно вдруг вспомнив, что у нее как у старшего мастера цитадели очень много дел. Оставшись вдвоем, мы с Юлией еще немного помолчали. Девушка накручивала на пальчик длинный локон, витая в мыслях, я же, отстраненно глядя перед собой, пытался думать сразу о тысяче вещей. Неожиданно Юлия поднялась, замерев на секунду, словно в нерешительной задумчивости. После, аккуратно и мягко ступая, обошла стол, на миг задержавшись, будто ожидая возражений, а после присела мне на колени. Еще мгновенье – и она, скинув сапоги, уже забралась в кресло с ногами, свернувшись на мне калачиком.
За долгое время не было сказано ни слова – Юлия практически не шевелилась. Я гладил девушку по волосам, вспоминая наше знакомство. Наше близкое знакомство – не тогда, когда она покупала меня на рабском рынке или с группой наемников вытаскивала из особняка Джонса, а тогда, когда мы полностью слились с ней мыслями и воспоминаниями. Чувствуя, как Юлия обнимает меня, опять вспоминал тот момент, когда жестко ответил ей в душевых цитадели, не желая разговаривать.
Бывает так, что некоторые события остаются в памяти навсегда. Забываются многие вещи, но некоторые сопровождают всю сознательную жизнь. К примеру, растерянный и мяукающий белый пушистый котенок, выброшенный кем-то на мороз, которого я не смог подобрать – было просто некуда. Произошло это уже больше семи лет назад, когда теплое и уютное понятие «дом» по стечению обстоятельств мне было абсолютно чуждо, но до сих пор растерянный и плачущий белоснежный котенок то и дело всплывает в памяти. Единственное, что тогда сделал, подобрал и отнес доверчивого котенка к теплому подвалу. Казалось бы, столько лет прошло, но до сих пор как вживую помню взгляд голубых глаз, провожающий уходящего человека.
Но если котенка я просто не подобрал, то Юлию, как оказалось, бросил – из-за чего девушка погибла. И это тоже теперь со мной навсегда. Да, при внешности вечного ребенка она была самой настоящей дрянной девчонкой, которая совершала иногда достаточно серьезные не только поступки, но и проступки. И относилась ко мне поначалу пренебрежительно, освобождая из плена – желая лишь приобрести себе бессловесного и покорного раба. Но по мере нашего знакомства отношение ее все сильнее менялось: от покровительственного надменного и собственнического до исполненного, можно сказать, симпатии. А тот момент, который я случайно увидел на Карте Хаоса, когда девушка находилась в большой компании, где был ненавистный мне Тарасов, значил совершенно не то, чем казался на первый взгляд. На памятное сборище она попала с целью узнать местонахождение капсулы со мной – чтобы выкупить из хранилища. И умерла она из-за того, что слишком усердно принялась за поиски – именно поэтому ее деятельностью заинтересовался Саян, а после по стечению обстоятельств узнал от нее о наемниках на вилле Джонса и продал эту информацию британцам.
Но не только то, что Юлия – вольно или невольно – пожертвовала для меня жизнью, нас сближало. Любимой книгой свернувшейся сейчас на мне девушки была история герцогини д’Эболи, дочери знаменитого фехтовальщика, которая в поисках попавшего в плен возлюбленного отправилась на войну Османской империи и Венецианской республики под мужской личиной капитана Темпесты. Своеобразная, но занимательная история, оставившая заметный след в душе Юлии, прочитавшей книгу в нежном возрасте. Я же после произошедших событий стал для нее квинтэссенцией всех трех главных мужских персонажей произведения, объединив в одном лице покорного раба Эль-Кадура, бессловесно влюбленного и пожертвовавшего жизнью ради своей госпожи, умершего в турецком плену жениха героини, которого она так стремилась освободить и Мулей-Эль-Каделя, сына визиря, которого сначала герцогиня спасла от смерти, благородно пощадив, а после он, рискуя жизнью, пришел ей на помощь, отказавшись от собственной веры и приняв христианство, влюбившись в девушку.
Общая картинка этого сложилась у меня из ярких мыслей Юлии – которые я необычайно четко ощущал, когда мы в безмолвии сидели, взявшись за руки на балконе французской цитадели в день ее возрождения. Тогда мы, еще совсем недавно будучи частью одного сознания, удивительно остро чувствовали друг друга.
И сейчас мне казалось немыслимым бросить ее на произвол судьбы. Даже те некоторые шокирующие моменты, что узнал о девушке из других ее воспоминаний, не отталкивали. В грехах юности – вольных или невольных – мы с ней вполне соответствуем – оба узнали друг о друге такое, что не расскажешь ни на какой исповеди. Поэтому сейчас между нами было то, чего не добиваются большинство супругов после десятков лет жизни – полное доверие. При этом не сказать, что кроме симпатии и вполне естественного влечения, я воспылал к Юлии необыкновенными чувствами. Нет, просто она теперь была мне ближе, чем даже кровные родственники.
Юлия уже дышала ровно и глубоко – мне показалось, что девушка заснула. Невольно я чуть склонился, повинуясь спонтанно возникшему желанию, и мягко – с непривычной нежностью – поцеловал ее в макушку. Вдруг девушка потянулась, поднимая голову, и я встретился с ее горящим взглядом. Глубоко вздохнув, задрожав при этом, она закрыла глаза и прильнула ближе в поисках моих губ.
После того как Юлия возродилась в новых мирах, у меня даже не возникало мысли о занятии с ней любовью, казалось, после подобного шока девушке будет совершенно не до этого. Поэтому, когда после долгого – очень долгого – поцелуя, она сама расстегнула молнию, освобождаясь от кителя, первые несколько минут я ласкал ее осторожно, словно от неаккуратного касания она могла разбиться и сломаться. Юлия почувствовала мою неуверенность – сама двигалась плавно и немного нерешительно. До определенного момента – когда, открыв ярко полыхнувшие лазурным пламенем глаза, порывисто обнимая меня, оплела бедрами – так что мы упали вместе с креслом, раскидывая одежду.
