Когда мой провожатый -- слуга цитадели, закрыл дверь, оставив в кабинете наедине с Ребеккой, графиня даже не сразу подняла взгляд. Вокруг нее раскинулись многочисленные экраны со статистикой, графиками и диаграммами, в которых она, периодически набирая текст на виртуальной клавиатуре, пыталась разобраться.

Скрестив руки за спиной, я терпеливо ждал. Наконец, Ребекка свернула несколько экранов, звучно хлопнула по светящейся кнопке «Enter» и подняла на меня усталый взгляд. Графиня, несомненно, была утомлена – если она и спала сегодня ночью, то явно немного.

– Вопрос, – сдержанно произнес я.

– Давай, – на миг позволив себе расслабиться, зажмурившись и закрывая глаза ладонями, проговорила Ребекка.

– Гольштейн-Готторп-Воронцов.

– И? – сморгнула усталость Ребекка, глядя на меня.

– И это как? – не нашел я нужных слов. Вернее, слов я нашел очень много, но неподходящих в беседе с графиней.

– Тебя что-то смущает? – поинтересовалась она.

– Смущает? – спокойно спросил я, ничем внешне не выказывая эмоций – только изгибая бровь. И продолжил в ответ на вопросительный взгляд Ребекки: – Да, смущает. Я бы понял, если бы ты, приняв, что графский род Воронцова не относится к боярскому, ведущему родословную от десятого века, приписала меня к боярскому. И то это выглядело бы… наглостью, наверное. Или взяв старую и незначительную европейскую фамилию, давно погребенную под пеплом истории, нарисовала мне родословную от нее. Ты же, пожелав сделать меня графом, – я едва скосил глаза на черно-серебряный герб с вороном на груди, – просто использовала фамилию русской императорской династии. Ежу понятно, что подобное нереально – это… немыслимо! Да надо мной последняя горничная смеяться будет!

Ребекка вдохнула, на несколько мгновений прикрыла глаза и вдруг, не выдержав, зевнула.

– Прости, – совершенно по-домашнему встряхнувшись, сморгнула она сон, опуская подбородок на скрещенные руки. – Присядешь? – едва кивнула в сторону стула.

– Постою, – отрицательно покачал я головой.

– Джесси, даже если бы я сделала тебя никому неизвестным графом Шаромыжкиным-Крыжопольским, художественным образом нарисовав вереницы предков столь славного рода на любое количество поколений – хоть на три, хоть на триста три, любому сейчас будет абсолютно ясно, каким образом это было организовано. И так заботящая тебя горничная так же смеялась бы с неиссякаемой веселостью. Да, именование Гольштейн-Готторп принесет некоторые сложности, но… лишь в моменте. В мире сейчас достаточно напряженная обстановка – и если полгода назад подобное могло бы вызвать скандал вполне мирового масштаба, то в данный момент пройдет просто фоном. А возмущение историков и иронию игроков мы ведь с тобой всерьез воспринимать не собираемся, так?

– Так, но я все равно не понимаю…

– Кто больше повлиял на историю – Гитлер, Сталин, Рузвельт или Черчилль?

Сразу ответить на вопрос я не смог, на некоторое время задумавшись. Но отвечать, как оказалось, и не требовалось.

– На историю больше всего влияют историки – те самые, которые пишут историю, всегда имей это в виду. Кстати, ты очень много интересовался античной философией, но при этом обходил философов русских.

«При чем здесь русские философы?» – так и хотелось спросить, но я молча ожидал продолжения. И оно последовало:

– А если бы уделял им должное внимание, то, несомненно, мимо тебя бы не прошло следующее… – Ребекка подняла на миг глаза, вспоминая. – По памяти точно не процитирую, но попробую, не дословно: у русских людей есть одна общая примечательная особенность – человеку русской культуры кажется, что планирование – это второстепенная часть процесса. Для подавляющей части населения оно вообще сводится к единственному «присядем на дорожку». И за минуту сидения на чемодане русский человек часто понимает, что поездка совершенно не ко времени и слишком дорога, дома надо делать ремонт, а деньги ушли на путевку, и вообще, где…

– И вообще, где билет, – закончил я за Ребекку.

– И вообще, где билет, – повторила она. – И осознавая возникшие проблемы, оперативно можно только найти билет. Не сказать, что это отрицательное свойство вашей культуры – именно поэтому есть присловье, что русские начинают всерьез воевать только тогда, когда кажется, что война уже проиграна – что совершенно неприсуще другим народам. Мы же с тобой, в данном случае я, используем широкий горизонт планирования. Именно поэтому фамилия твоя теперь такова и лет через сто-двести может принести твоим потомкам очень неплохие бонусы. Это по самым острожным прогнозам, без учета глобальных изменений, которые сейчас происходят в мире и могут ощутимо сократить время возможности получения дивидендов от твоей нынешней фамилии.

Сейчас же тебе – нам – необходимо сделать так, чтобы одноранговые игроки смеяться над твоей фамилией не смогли. Чувства же и юмор любой горничной никак не должны тебя волновать – их дело заправлять твою постель и мыть туалет, а над чем при этом смеются, их и только их дело. Я доступно объяснила?

– Более чем.

– У тебя через минуту начинается лекция по естествознанию. Я потратила достаточно сил, чтобы привлечь в цитадель именно этого преподавателя, поэтому прошу, не задерживайся.

Кивнув, я вышел из кабинета и в сопровождении слуги цитадели направился в аудиторию на первом ярусе. Бегать по лестницам не полагалось, поэтому на начало лекции я все же опоздал. И первый, и второй курсы расположились на бесконечных уходящих под потолок рядах, а худощавый лектор, неуловимо напоминающий статского чиновника кабинета министров Российской Империи – только пенсне не хватало, уже произносил ознакомительную речь.

– Господин Богемикус, прошу извинить опоздание, – имя преподавателя я спешно посмотрел в меню интерфейса, уже подходя к аудитории.

– По-русски мое имя произносится как Богемик и никак иначе, господин кадет, – был я награжден внимательным взглядом с прищуром. – Впредь попрошу не опаздывать на мои лекции, – сделал мастер короткий приглашающий жест.

Чувствуя, как краска смущения покрывает щеки – из-за глупой ошибки в прочтении имени «Bohemicus» – я торопливо прошел мимо и сел на самом краю скамьи. Новый мастер цитадели между тем продолжил прерванное моим появлением вступительное обращение.

– …кроме этого мы с вами затронем и другие темы – от романов Умберто Эко и фильмов Уэса Андерсона до культурной истории наркотиков и роли психопатии в эволюции. Я буду рассказывать вам вещи, для понимания которых не обязательно обладать каким-то инсайдом – достаточно прожить жизнь и хоть немного разбираться в людях.

Много внимания мы уделим зарождению европейской аристократии; но от меня вы не услышите романтичных историй о персонажах с именами вроде Львиное Сердце, Красное Солнышко, Синяя Борода или Кожаные Штаны – о них рассказывают совсем другие люди. Помнится, в одном английском жизнеописании Ричарда I я встретил волшебную фразу, посвящённую перемещению его войск через пустыню: «Специалисты по логистике считают этот поход технически неосуществимым, но сила воли короля была так велика, что он совершил невозможное». Я не расскажу вам о людях, волевым усилием преодолевающих законы физики.

Я люблю куда более простые и правдоподобные истории – например, о жителе Романьи Муцио Аттендоло, которого позвали с собой проходившие мимо наёмники. Он сделал карьеру кондотьера, а его сын Франческо Сфорца в конце концов стал герцогом Миланским; о генуэзской консульской семье Гримальди, которая так удачно приобрела землю и титул, что её потомки и сегодня остаются князьями Монако. Или о Медичи, превратившихся из аптекарей в герцогов Флорентийских – это семейство дало миру четверых римских пап и двух французских королев. Это истории, в коих зафиксирован реальный процесс формирования европейской аристократии.

Наемники и пираты, банкиры и юристы, торговцы шерстью и аптекари в течение нескольких поколений стали сначала гонфалоньерами справедливости и консулами республик, а потом герцогами и графами. Когда-то молодые львы пришли в мир, чтобы взять свое. У них это получилось.