Когда Герреон вглядывался в изменчивый свет, ему показалось, что он видит два мерцающих ока, неописуемо прекрасных и жестоких.

— Кто ты? — крикнул он в темноту.

Бездонные озера глаз сулили мрачные чудеса и неизмеримые познания, и Герреон вдруг ясно понял, что нити судьбы были сплетены задолго до его рождения и протянутся после его смерти.

Он встал и через пруд двинулся к поникшему болиголову.

— Вот и славно, — сказал Герреон. — Если невозможно избежать уготованной мне судьбы, значит, нужно следовать ей.

Солнце встало среди золотистых облаков. Лучи света заиграли на бронзовых доспехах норсов, и казалось, что лесистый горный хребет объят пламенем. Грозные северяне, выстроившиеся на склонах широкого скалистого горного кряжа, стучали топорами по щитам, из их глоток вырывались жуткие боевые кличи.

Бьёрн верхом сидел у подножия хребта, с ним рядом был Альвгейр и личная стража — Белые волки, как их прозвали. На ледяном ветру, дующем с севера, трепетало знамя с изображением волка, слева и справа на фоне выстроившейся армии в вышине развевались знамена королей-побратимов Бьёрна.

Оглядев ряды воинов, король унберогенов с гордостью признал, что его бойцы, без сомнения, самые грозные и величавые. Вооруженные копьями мужи ждали приказа к наступлению, и соплеменники Бьёрна ответили на боевой клич норсов ничуть не менее грозными воинственными криками.

Дикари-черузены повернулись к норсам спиной и показали им голые задницы, а талеутенские всадники с пренебрежением проскакали галопом под носом у врага.

Высок был дух войска, а ледяной ветер жрецы Ульрика расценили как добрый знак — благословение бога зимы и предзнаменование победы.

Бьёрн повернулся к Альвгейру. Отполированные доспехи славного Рыцаря-Защитника сияли, словно золото. С поднятым забралом неподвижно сидел маршал племени унберогенов подле своего короля, но Бьёрн углядел напряженность в его лице, чего раньше никогда не замечал перед боем.

— Тебя что-то волнует? — спросил Бьёрн.

Альвгейр посмотрел на короля и покачал головой:

— Нет, я спокоен.

— А мне кажется, что ты нервничаешь.

— Мы сейчас начнем сражение, и я должен защищать короля, который готов ринуться в самый тяжелый бой, даже не думая о том, как бы выжить, — сказал Альвгейр. — Такое кого угодно обеспокоит.

— Ты думаешь только о моей жизни? — удивился Бьёрн.

— Да, мой господин.

— И тебя не волнует собственная смерть?

— А разве должна волновать, мой король?

— Думаю, что большинство собравшихся здесь мужчин хоть немного, но боятся умереть.

Альвгейр пожал плечами и сказал:

— Если Ульрик пожелает меня призвать, он так и поступит, я ничего с этим поделать не смогу. Мне надлежит храбро сражаться и молиться о том, чтобы бог счел меня достойным и позволил войти в его чертоги.

Бьёрн улыбнулся, ибо столь длинную беседу они с Альвгейром вели впервые.

— Ты удивительный человек, Альвгейр. Тебе так просто живется, верно?

— Пожалуй, — согласился Королевский Защитник. — У меня долг перед тобой, и, кроме того…

— Что же «кроме того»? — Бьёрна вдруг охватило любопытство.

Альвгейр утверждал, что не боится смерти, но в преддверии грядущего сражения разговорился так, как ни разу в жизни. Подумав, Бьёрн понял, что это вовсе на Альвгейр молол языком, а он сам.

— Кроме того… не знаю, — сказал Альвгейр. — Я всегда был твоим Рыцарем-Защитником.

— А когда я умру, ты станешь защищать Зигмара, — закончил Бьёрн, и во рту у него вдруг пересохло, когда он понял, что теперешнее желание говорить и общаться с другим человеком проистекало из необходимости увериться в том, что после его смерти народ унберогенов будет в безопасности.

— Ты в мрачном настроении, мой господин, — заметил Альвгейр. — Что-то не так?

На этот простой вопрос у Бьёрна не было ответа.

Король проснулся среди ночи от ощущения опасности — ему показалось, что в шатре кто-то есть. Как такое возможно, когда его сон охраняют Альвгейр и Белые волки, он не знал, но мигом нащупал рукоять Похитителя душ.

Бьёрн открыл глаза и почувствовал, как холод сковал сердце: по полу шатра стлался серебристый туман, а в углу притаилась согбенная фигура, закутанная в черный плащ с капюшоном.

Бьёрн свесил ноги с походной кровати и замахнулся топором.

— Кто ты? — взревел он. — А ну, покажись!

— Мир тебе, король Бьёрн, — приветствовал короля хорошо знакомый голос. — За обещанным явилась путница из подвластных тебе земель.

— Ты?! — прошептал Бьёрн, когда, откинув капюшон, ведьма Брокенвалша открыла морщинистое лицо. Волосы сияли тем же серебристым светом, что и туман, и сердце Бьёрна сжалось от стылого ужаса — он знал, зачем явилась старуха. — Как ты здесь оказалась? — спросил король.

— Я не здесь, король Бьёрн, — отвечала ведьма. — Я не более чем тень в густой темноте и посредник неведомых сил. Никто меня не видел и не увидит. Я явилась только тебе, и никому больше.

— Что тебе угодно?

— Ты сам знаешь, — сказала колдунья, подходя ближе.

— Вон отсюда! — вскричал Бьёрн.

— Хочешь, чтобы погиб твой сын и пропало королевство? — прошипела ведьма. — Ибо именно это поставлено на кон.

— Зигмар в опасности?

Старуха кивнула и сказала:

— Прямо сейчас близкий друг замышляет зло против него. К этому времени завтра твой сын уже должен пройти через врата царства Морра.

У Бьёрна подкосились ноги, и он упал на кровать. Несказанный ужас обуял его при мысли о том, что тело Зигмара найдет последнее пристанище на Холме воинов.

— Что же мне делать? — вопросил он. — Я слишком далеко, чтобы помочь ему.

— Нет, — отвечала ведьма. — Помочь ты можешь.

— Но ты… ты же в Брокенвалше, верно? Ты явилась мне в видении?

— Правильно, король Бьёрн.

— Ты же знаешь, кто замышляет недоброе против Зигмара, так почему не спасешь его? — потребовал ответа Бьёрн. — Ты же властна над тайным. И можешь избавить его от опасности!

— Нет, потому что убийцу на него я наслала сама.

Бьёрн вскочил на ноги и взмахнул топором, желая сокрушить ведьму, но лезвие ничего не встретило на своем пути, ибо тело колдуньи было всего лишь сгустком тумана.

— Почему? — допытывался Бьёрн. — Зачем ты это сделала? Для чего подсылать убийцу, чтобы потом пытаться предотвратить преступление?

Ведьма приблизилась к Бьёрну, и в глазах старухи король увидел темное знание, которое погубило бы его навсегда, стоило приподнять завесу тайны. Он отвел взгляд.

— Человек — это смесь переживаний, Бьёрн, — сказала колдунья. — В нем, как металлы в хорошем мече, сочетаются все пережитые им чувства: любовь, страх, радость и боль. В некоторых людях все сбалансировано, и потому они служат свету. В других — баланс нарушен, и они становятся орудием Тьмы. Чтобы стать тем, кем ему надлежит, твоему сыну суждено пережить громадную боль и страшную потерю.

— Я так понимаю, что спасти Зигмара могу только я?

— И ты это сделаешь. Когда мы встречались на могильном холме, я тебя предупредила, что приду за священной клятвой. Помнишь?

— Помню, — ответил Бьёрн, которого сковал ужас.

— И вот я здесь, — объявила колдунья.

— Хорошо, — согласился Бьёрн. — Проси.

— Когда утром начнется бой, разыщи алого предводителя армии норсов и сразись с ним.

— И все? — прищурился Бьёрн. — Никаких загадок? Я даже как-то неловко себя чувствую.

— Только это, — кивнула старуха.

— Тогда я, король племени унберогенов, клянусь тебе в этом. Я буду биться с этим негодяем-норсом и отсеку его поганую голову.

— Надеюсь, так и будет, — улыбнулась ведьма.

Сгустился туман, а утром Бьёрна разбудил утренний свет. Он сел и в мельчайших подробностях припомнил явление ведьмы.

Бьёрн разжал кулак и обнаружил кулон на кожаном ремешке. Король внимательно рассмотрел его — это оказалась маленькая бронзовая подвеска в форме закрытых ворот. Первым импульсом было швырнуть эту находку с обрыва в быструю реку, но вместо этого Бьёрн надел подвеску на шею и спрятал под шерстяной безрукавкой.