— Ты ее, случаем, не нашел? — осторожно спросил Кадфаэль.

— Пока нет, да и не больно старался искать. Но это не важно: я знаю, где она, так что сейчас это не к спеху. — Теперь сержант откровенно усмехался.

— Не скажи, — твердо возразил Кадфаэль, — раз ты ее не нашел, то не знаешь, где она, а стало быть, только предполагаешь. Это не одно и то же.

— Почти одно и то же, считай, что нашел, — промолвил довольный собой сержант. — — Скляночка твоя плывет сейчас по Северну. Может, ее так и не выловят, но я знаю, что ее туда бросили, и знаю, кто это сделал. Мы опросили всех, кто находился между мостом и предместьем в это время, и мог видеть, как слуга Бонела бежал за мальчишкой. Да, мы со вчерашнего дня не сидели сложа руки, не думай, что мы только мальца искали, да и то впустую. Так вот: один возчик ехал через мост как раз в это время. Глядит — погоня, он даже телегу остановил, решил: за вором гонятся. А потом смотрит: тот, что бежал сзади, остановился у самого моста, пожал плечами и назад повернул — понял, что все равно не догонит. Малец тогда пробегал мимо возчика, и тот обернулся и посмотрел ему вслед. И что ты думаешь — беглец задержался на миг, зашвырнул в реку какую-то маленькую штуковину и припустил дальше. А это был не кто иной, как Эдвин Гурней. Ему-то и надо было поскорее избавиться от склянки, после того как он опорожнил ее в судок с куропаткой, да с нею в руке и сбежал. Что ты на это скажешь, приятель?

Что и говорить, это был тяжелый удар. Ведь Эдвин ни словом об этом не обмолвился, и в какой-то момент Кадфаэль засомневался — уж не одурачил ли его этот сумасбродный юнец. Но нет, непохоже, монах припомнил задиристое лицо Эдвина, хитростью тут и не пахло. Кадфаэль быстро собрался с духом и ничем не выдал своего беспокойства.

— Послушай, но ведь эта «маленькая штуковина» вовсе не обязательно склянка. Ты о ней возчика-то расспрашивал?

— А то нет. Возчик только сказал, что вещица маленькая — такая, что можно зажать в кулаке. Она блеснула в воздухе, когда полетела, а больше он ничего не разглядел, и сказать точно, что это, не смог.

— Тебе попался честный свидетель. А можешь ты, опираясь на его рассказ, ответить мне на два вопроса? В каком точно месте на мосту выбросил паренек эту вещицу? И мог ли это заметить слуга?

— Возчик говорит, что парень, который бежал следом за Эдвином, повернул назад до того, как малец выкинул то, что там у него было. Выходит, слуга видеть не мог. Что касается места, то было это примерно на середине моста.

Значит, Эдвин, что бы он ни решил выкинуть, хотел забросить это в воду подальше от берега. Однако тут он, возможно, и просчитался. Слишком спешил и не сообразил, что мост гораздо длиннее ширины русла, и поросший кустами отлогий берег тянется чуть ли не до середины разводного пролета. А коли так, то, может быть, то, что он выкинул, все-таки удастся найти. А Эльфрик, похоже, не утаил этот факт, а и впрямь ничего не видел.

— Что ж, — рассудил Кадфаэль, — по твоим же словам выходит, что паренек пробегал мимо стоящей телеги и возчика, который глазел на него. Да небось на мосту и других зевак хватало. И вместо того чтобы поостеречься, он — у всех на виду — бросает что-то в реку, ничуть не таясь. По моему разумению, не очень-то это похоже на то, как убийца освобождается от улики. Что ты на это скажешь?

Сержант подтянул пояс и рассмеялся:

— Знаешь, из тебя вышел бы неплохой адвокат дьявола. Но ты заметь: малец-то был вне себя после того, что натворил, и у него не было времени пораскинуть мозгами. И потом — если он швырнул в Северн не склянку, то что же, по-твоему, это было, брат?

Сержант неторопливо вышел из сарая навстречу вечерней прохладе, а Кадфаэль остался, ломая голову над этим вопросом.

Брат Марк, который все это время слушал и наблюдал, незаметно притулившись в уголке, хранил почтительное молчание, пока не увидел, как Кадфаэль недовольно стукнул себя по коленям сжатыми кулаками. Тогда он осторожно промолвил:

— Еще не стемнело, и до вечерни примерно час остается. Может быть, сходим, под мостом пошарим?

Брат Кадфаэль, который почти забыл о присутствии молодого человека, посмотрел на него с удивлением и благодарностью.

— А ведь верно. У тебя, кстати, и глаза помоложе. Вдвоем мы, пожалуй, успеем осмотреть все, что можно. Да, к худу ли, к добру ли, а попробовать стоит.

Брат Марк резво устремился вслед за Кадфаэлем, они пересекли двор, вышли за ворота и двинулись в сторону города по дороге, ведущей к мосту. Слева поблескивала свинцовая гладь мельничного пруда.

Проходя милю дома, окна которого были плотно закрыты ставнями, Марк с любопытством поглядел на него. Он никогда не встречал госпожу Бонел и ничего не знал о том, какие узы связывают ее с Кадфаэлем, однако нутром чуял, что его друг и наставник сильно обеспокоен. А брат Марк любил и почитал Кадфаэля больше всего на свете, не считая разве что святой церкви. По дороге он деловито обдумывал все, что ему довелось услышать, и прикидывал, что из этого можно извлечь. Когда монахи свернули направо и стали спускаться по узкой тропе, которая вела к берегу и монастырским садам, тянувшимся вдоль плодородной поймы Северна, Марк промолвил задумчиво:

— Я так понимаю, брат, что мы ищем что-то маленькое и блестящее, но лучше бы это была не склянка.

— Что бы это ни было, — вздохнул Кадфаэль, — надо постараться эту вещицу отыскать, и хорошо бы это оказалась какая-нибудь невинная безделушка.

Под береговыми упорами моста, до самой кромки воды, берег порос густыми кустами и травой. У реки трава топорщилась пучками, пробиваясь сквозь корку льда толщиной в несколько дюймов. Пока не стемнело и не пришло время идти к вечерне, монахи, не жалея сил, прочесывали берег в поисках маленького, относительно тяжелого блестящего предмета. Но ничего похожего на то, что мог бы выбросить на берег Эдвин, им обнаружить не удалось.

После ужина брат Кадфаэль уклонился от чтений в зале капитула и, разжившись краюхой хлеба, головкой сыра и небольшой фляжкой эля для своего беглеца, украдкой направился к аббатскому амбару, стоявшему на площадке для конских торгов. Ночь выдалась ясная, но безлунная: похоже, что к утру выпадет снежок и Северн у берегов крепче прихватит ледком.

Поднявшись по лестнице, монах постучал, как было условлено, но в ответ не Донеслось ни звука. Он с одобрением кивнул головой, открыл дверь и вошел, тихонько прикрыв ее за собой. Было темно, хоть глаз выколи, изнутри повеяло теплом и свежей соломой и послышался шорох: видать, паренек пошевелился в своем гнезде. Монах сделал шаг на звук и сказал:

— Не бойся, это я, Кадфаэль.

— Я знал, — приглушенным голосом отозвался Эдвин, — знал, что ты придешь.

— Что, долгим денек показался?

— Да я почти все время спал.

— Вот и молодец! Где ты тут?.. Ага!

Они двинулись навстречу друг другу. В темноте Кадфаэль нащупал рукав Эдвина и сжал его руку.

— А теперь давай присядем, есть разговор. Отвечай коротко и прямо, времени у меня в обрез, но, надеюсь, обсудить свои дела мы успеем. Вот тебе снедь да питье.

Руки Эдвина с радостью ухватили узелок с харчами. Бок о бок монах и юноша пробрались в уголок и устроились на соломе.

— Ну как, есть для меня добрые вести? — с тревогой спросил Эдвин.

— Пока что нет. Зато у меня к тебе есть вопрос. Почему ты мне не все рассказал?

Эдвин, с наслаждением вгрызавшийся в краюху хлеба, аж привстал от возмущения.

— Да ты что? Я рассказал тебе все как было! С какой стати мне что-то скрывать, я же сам пришел к тебе за помощью.

— Вот и я думаю — с какой стати. Зато сержант откопал какого-то возчика, который ехал из Шрусбери по мосту, когда ты, ровно заяц, припустил из матушкиного дома. И этот возчик утверждает, что видел, как ты что-то зашвырнул в реку. Это правда?

— Правда, — ответил мальчик, не колеблясь ни секунды.

В голосе его прозвучала смесь замешательства, смущения и беспокойства. Кадфаэлю показалось даже, что Эдвин покраснел в темноте, но скорее не оттого, что умолчал о чем-то постыдном, а оттого, что сглупил, и эта глупость нечаянно вышла на свет.