М-да. Я постоял, задумчиво перебирая в кармане всякие забавные штучки, раскопанные мной в лабораторном хламе, и решил-таки побыть сознательным элементом общества. Может, дополнительные круги снимут.

Скинув куртку, я спортивной трусцой принялся наматывать километры по грузовому доку, перепрыгивая через, пробегая по и пролазя под нагромождениями старья. Это у них называется «бег с препятствиями». По мне, так эти препятствия они могут засунуть себе…

Я резко оборвал крамольную мысль, поскольку мои мучители телепортировались в док с выражением мудрой задумчивости на физиономиях. Правильно, им, значит, можно, а мне — пешком ходи. Эксплуататоры!

— Что это за пародия на черепашьи бега?! Два круга дополнительно!

Ага, снимут, значит…

— Быстрее! Ты в сортоянии вообще что-то сделать хотя бы удовлетворительно, человек?!

Я разозлился. Дикого брезгливо перекосило. Хан возвел глаза к потолку. Короче, тренировка началась. На меня орали, меня шпыняли, рычали, что я бездарность, что я ни на что не годен, что слепой безногий калека может больше, чем я. Я огрызался, вопил, что таких сдвинутых садистов не найдешь во все галактике, что психушка мучительно страдает от потери в их лице. Меня без конца гоняли по трассе, перемежая это мучение десятками дурацких упражнений, лазаньем по стенам, стрельбой, фехтованием (зачем, господи ты боже мой?! У нас не средние века, в конце концов!) и кучей всего остального. Потом опять была трасса, упражнения, лазанье и ползанье… Я задыхался, в боку кололо, все тело болело, мышцы и колени дрожали как студень, тяжеленное оружие валилась из рук, я спотыкался, падал, на меня орали, поднимали за шкирку и тычком отправляли дальше. Через несколько часов этого кошмара я не мог поднять руки, ноги не держали, хотелось только упасть и застрелиться.

Застрелиться мне не дали, сменив физическую тренировку на ментальную. Я выл, обзывал их бессердечными тварями, корчился от сверлящей боли, орал и от бессильной злобы швырялся ответными ударами. Мои хилые потуги отметались небрежным движением крыла и мучения продолжались. Потом была еще «тенировочка», якобы «для закрепления», но это я уже помню очень смутно.

Я очнулся, валяясь на спине на холодном полу дока, задыхаясь, не в силах пошевелить даже пальцем. Эти гады задумчиво рассматривали меня с интересов биологов, препарирующих какую-то особо любопытную букашку.

— Ты был прав. Н-да… Я бы даже сказал, на все сто, — несколько удивленно сказал Хан.

— Даже не знаю, что с этим делать, — отозвался Дикий.

Значит, окончательно записали меня в ни на что не годные. Ну и хрен с ними. Мне на данный момент уже все до фонаря. Особенно их взгляды на мою профпригодность. Я закрыл глаза и блаженно выпал из объективной реальности, предоставив этим двоим самостоятельно тащить мое бренное тело наверх.

Против ожидания, меня действительно отправили наверх, а не оставили доходить до кондиции на полу. Посему измываться над собственным организмом, поднимая его по лестнице, не пришлось, и я блаженно растекся в кресле перед камином, пока наставники не опомнились от своей нетипичной гуманности. Начальство меж тем совещательно шушукалось за спиной, оглаживая тяжелыми взглядами мой затылок, и, похоже, обсуждало, как бы заменить меня на более…Гм… подходящую кандидатуру для ежедневных измывательств. Мои подозрения подтвердила донесшаяся до меня фраза:

— Что еще скажет по этому поводу Скай…

— Скай бы надо мной так бы не издевалась, — ну, я-то тоже имею право поучаствовать в дискуссии, как наиболее заинтересованная сторона.

На меня с удивлением воззрились две пары глаз, и Дикий протянул:

— Бред на почве лентяйства.

— Это почему?!

— Вернется Скай, сам узнаешь.

Я пожал плечами и задремал. Мне снилась пуховая перина и отпуск на Канарах, красотка Инга, пиво и огромная корзина креветок. Я находился на седьмом небе, блаженствовал и парил в небесных кущах. Райские гурии увивались вокруг. Вдруг оказалось, что у одной из золотоволосых гурий лицо Тени, и сон раскололся и осыпался, как разбитое стекло. Под стеклом оказалась пыльная паутина, в которую я и угодил. Мельтешили тучи паучков, еще какая-то пакость… Короче, испортили сон. Паутина вместе со мной поехала куда-то вниз, и мне даже показалось, что ее кто-то тянет. Вдруг впереди возник незнакомый черноволосый мужик, и, проезжая мимо него, я был ухвачен им за шиворот и здорово схлопотал по физиономии.

Я взбрыкнул и проснулся.

Ответная оплеуха угодила в Дикого, который от удивления ее и пропустил. Моя же челюсть ныла столь недвусмысленно, что без слов было понятно, кто же по ней треснул.

— Орал на весь Ангел, — пояснил Дикий, — Я думал, тебя как минимум четвертуют.

— Сильно разочаровался? — пробурчал я, вылезая из кресла и пытаясь размять задеревеневшие мышцы.

— Это как посмотреть. Занялся бы лучше делом, вместо того, чтобы дрыхнуть целый день.

— Я и занимаюсь, — огрызнулся я, и, покряхтывая, побрел к холодильной секции. Есть хотелось зверски, и я не глядя выгреб все, что там еще оставалось съедобного после ужина, который, похоже, провели без моего участия. За столом прочно обосновался Хан, выписывая что-то в очередном томе Летописи. Я сел напротив, перегнулся через столешницу и обнаружил, что он вырисовывает чей-то портрет.

— Кого рисуем?

— Тебя.

— Да? А зачем? — ляпнул я не подумавши.

Летописец одарил меня сумрачным взглядом, не обещавшим ничего хорошего презренному созданию, до сей поры не ознакомившемуся с принципом ведения летописи, то есть мне. Я напустил на себя покаянный вид и устроил недочитанный том на колени, принявшись его листать, не прекращая процесс поглощения всего съедобного и относительно съедобного в пределах моей досягаемости. Оказалось, что где-то с середины исторические справки начинают перемежаться биографиями и трудовыми списками деятелей невидимого фронта, то есть Стражей и Хранителей, снабженные довольно архаичными изображениями вышеназванных типов. Хранителей было значительно больше, чем Стражей. Как-то не внушает оптимизма. Я внимательнейшим образом принялся изучать обстоятельства упокоения моих предшественников. Начал я, как водится, с конца. Дела минувших дней — это, конечно, неплохо, но актуальность у них уже не та.

От этого высокоинтеллектуального действа меня отвлек подозрительное громыхамие, шарканье и тихий мат над ухом. Я мгновенно вскинулся, ибо не узнать некоторые обороты было невозможно.

— Не надо меня никуда тащить! Не инвалид, слава богам, сама дойду! А ну пусти!!! — рыкнул недовольный голос, вслед за которым из-за угла показалась белая макушка его обладательницы.

— Тень! Вернулась, — подал голос я. — Ну и как там дела на Дальних Пределах?

— …, — пробурчала она, входя в комнату. Тут наконец я заметил, что Хан давно уже не сидит за столом, а пытается поддержать Тень, которая…хромала. Я вытянул шею и разглядел тонкую кровавую полосу, тянущуюся за ней от входа.

Я испугался. Выскочил из-за стола, подбежал к ней, едва не столкнувшись лбами с Диким, телепортировавшимся прямо передо мной.

— Что… — начали мы в два голоса, посмотрели друг на друга, и я замолк.

— Куда опять вляпалась?

Тень плюхнулась на ближайший ящик, оглядела нас, хмыкнула и выдала:

— У вас что, коллективный приступ материнского инстинкта? Мужики, блин! А ну, р-р-разойдись! Когда засобираюсь на тот свет, я вам официально сообщу. Ясно?

Мы дружно кивнули, но расходиться не собирались. Даже наоборот — Дикий сел с ней рядом, Хан подтащил табуретку, я же просто опустился на корточки.

— Ну что вы в самом деле? Цапнули меня тут по дороге. Один…кхм, — Тень покосилась на меня, — нехороший оборотень, окончательно съехавший с катушек. Потом сам чуть от сердечного приступа не помер, когда понял, чью ногу пожевал. Пришлось откачивать. Из-за этого козла добиралась почти на день дольше, чем рассчитывала. Довольны? — она оглядела нас, видимо, не увидела ничего обнадеживающего, тяжело вздохнула и деловито принялась стаскивать прокушенный сапог. Сапог не поддавался, не желая слазить с опухшей ноги. Дикий наклонился и неуловимо-быстрым движением распорол его когтем сверху донизу, чудом не распоров при этом самой ноги. Тень рванула штанину, мгновенно разошедшуюся на две части до самого колена. Чуть повыше лодыжки действительно оказалось два ряда, насколько мне было видно, глубоких точек. Тень стащила с одной руки перчатку, прикрыла глаза, и я уже во второй раз стал свидетелем исчезновения болячек. Только на этот раз они были не моими. Сначала спала опухоль, потом закрылись ранки. Все вместе заняло не больше десятка минут.