Алида слушала незнакомца будто зачарованная; молодой моряк с печальным видом касался различных предметов, о которых говорил, словно сожалея о своей судьбе, уготовившей ему профессию, глубоко чуждую всему этому.
— Для человека, чья жизнь проходит на море, необычно проявлять такой интерес к безделушкам, составляющим радость женщины, — произнесла Алида, все еще медля, несмотря на свое решение пойти за дядюшкой.
— Я вижу, вам знакомо наше грубое и бурное ремесло…
— А разве может родственница купца, да еще такого видного, как мой дядюшка, не знать о жизни моряков?
— И вот доказательство, — тут же отозвался незнакомец, как бы вновь демонстрируя живость своего ума. — «Историю американских пиратов» редко можно увидеть среди книг, составляющих круг чтения девушки. Неужели красавице де Барбери доставляет удовольствие читать о всяких кровопролитиях?
— Удовольствие? — воскликнула девушка, подзадоренная сверкающим взором своего собеседника и, вопреки его внешности, считая, что он сам принадлежит к морским разбойникам, о которых зашла речь. — Эту книгу мне дал один отважный моряк, готовящийся пресечь пиратские набеги. Читая о злодеяниях этих людей, я всей душой сочувствую тем, кто рискует жизнью ради защиты слабых и невинных… Однако мой дядюшка рассердится, если я буду медлить с известием о вашем прибытии…
— Одну минутку! Давно, очень давно я не посещал такого святилища… Вот музыка, вот пяльцы для ярких вышивок, а из окон открывается пейзаж, прелестный, как вы сами; и океаном можно любоваться отсюда без страха перед его ужасающей мощью, не видя тех жутких, отталкивающих сцен, которые иногда разыгрываются на нем. Как вы должны быть счастливы здесь!
Незнакомец оглянулся, но Алиды уже не было в комнате. Нескрываемое разочарование появилось на его красивом лице, но не успел он собраться с мыслями, как возле двери послышался ворчливый голос:
— Договоры и условия! Что, спрашиваю я, привело тебя сюда? Так-то ты бережешь нашу тайну? Или ты считаешь, что королева возведет меня в рыцари, узнав о нашей связи?
— Маяки и ложные бакены! — воскликнул в ответ молодой моряк, передразнивая интонации недовольного бюргера и указывая на свечи и фонарь, все еще стоявшие на столе. — Разве корабль может войти в порт без помощи сигнальных огней?
— Это натворила луна и девичьи сантименты! Вместо того чтобы спать, девица сидит у окна и глазеет на звезды, расстраивая расчеты честного бюргера. Но не пугайся, любезный Бурун, моя племянница особа благоразумная, и, если даже у нас не было бы лучшей поруки в том, что она будет молчать, ее вынудит к этому необходимость, ибо, кроме француза-камердинера и патрона Киндерхука, ей здесь не с кем перемолвиться словечком, а они оба мечтают о чем угодно, только не о торговых прибылях.
— И ты не пугайся, олдермен, — насмешливо отозвался моряк. — У нас есть и другой залог ее молчания: ведь если дядюшка будет обесчещен, пострадает и племянница.
— Не вижу греха в том; чтобы вести торговлю чуть-чуть за пределами, установленными законом. Эти англичане хотят все прибрать к своим рукам! Без зазрения совести они связывают нас, купцов, заявляя: «Торгуй с нами или ни с кем». По слабости бургомистра они установили такие порядки в Амстердаме, а затем и во всей колонии, а теперь нам не остается ничего иного, как поднять лапки кверху и повиноваться.
— И поэтому купец находит утешение в торговле контрабандными товарами. Ты совершенно прав, почтенный олдермен! Удобная философия, особенно если дельце сулит барыши. Ну, а теперь, столь похвально отозвавшись о нашем ремесле, давайте перейдем к его законному или беззаконному завершению. Вот, — добавил он, доставая из внутреннего кармана куртки небольшой мешочек и небрежно бросая его на стол, — вот твое золото. Восемьдесят полновесных золотых дублонов недурная цена за несколько тюков пушнины; и даже последний скопидом согласится, что шесть месяцев не столь уж долгий срок для подобного оборота.
— Твой корабль, милейший Бурун, летает, как птичка колибри, — ответил Миндерт с радостной дрожью в голосе, выдавшей его глубокое удовлетворение. — Ровно восемьдесят, говоришь? Не трудись смотреть в бухгалтерскую запись. Я готов взять все заботы на себя и пересчитать золото. Действительно, игра стоила свеч! Несколько бочонков ямайского рома, немного пороха и свинца, два-три одеяла и грошовая безделушка в подарок вождю племени быстро превратились с твоей помощью в благородный металл! Ты торговал на французском побережье?
— Только севернее, где морозы способствуют торговле. Бобровые и куньи меха, честный бюргер, будут красоваться перед императором на ближайшем дворцовом празднике. Что это ты так пристально рассматриваешь профиль Брагансы?note 67
— Монета кажется мне не из тяжелых… К счастью, у меня есть весы под рукой…
— Обожди! — произнес незнакомец, опуская руку в мягкой перчатке, опрысканной, по обычаям того времени, духами, на плечо собеседника. — Никаких весов при наших расчетах! Эта монета была получена в обмен на твои товары. Тяжелая или нет, она пойдет вместе с остальными. Наши отношения основаны на доверии, и твое поведение оскорбляет меня. Еще одно подобное подозрение — и я прекращу с тобой всякие дела.
— Это было бы несчастьем для нас обоих, — натянуто рассмеялся Миндерт и сунул злосчастный дублон обратно в мешочек, тем самым устраняя повод к раздорам. — Уточнение расчетов помогает сохранять дружбу. Но не будем по пустякам терять драгоценное время. Привез ли ты подходящие для колонии товары?
— В избытке.
— И, надеюсь, в большом выборе? Колонисты и монополия! В этой тайной торговле — двойное удовлетворение. Хотя я не получаю извещений о твоем прибытии, любезный Бурун, но сердце у меня радостно бьется в предвкушении встречи. Мне доставляет двойное удовольствие обходить законы, выдуманные вашими лондонскими крючкотворами!
— И главное из этих удовольствий…
— …хороший барыш, конечно! Не хочу отрицать силу врожденных страстей, но поверь, я испытываю нечто вроде профессионального тщеславия, попирая эгоизм наших правителей. Неужели мы рождены только для того, чтобы быть орудием их обогащения? Дайте нам полноправное законодательство, дайте нам право самим устанавливать законы, и тогда, оставаясь лояльным и послушным подданным…
— …ты по-прежнему будешь заниматься контрабандой!
— Ну ладно, ладно… Многословием не умножишь богатства. Покажи лучше список привезенных товаров.
— Вот он, к твоим услугам. Но у меня вдруг возникло одно капризное желание, а тебе известно, олдермен, что с моими прихотями следует считаться, поэтому тебе придется исполнить и эту. Я хочу, чтобы при нашей сделке присутствовал свидетель.
— Судьи и присяжные! Неужели ты позабыл, что даже неуклюжий галиотnote 68 может проплыть сквозь самые строгие статьи чрезвычайных постановлений. Суды относятся к подобным торговым сделкам так же, как могилы к покойникам: они проглатывают их и забывают.
— Мне нет дела до судов, и я не испытываю ни малейшего желания связываться с ними. Но присутствие красавицы де Барбери предотвратит недоразумения, которые могут привести к полному разрыву наших отношений. Позови ее.
— Алида совершенно несведуща в торговых делах, и это может вселить в нее сомнения относительно финансового положения ее дяди и опекуна. Если человек не пользуется доверием в своем собственном доме, может ли он ожидать его от посторонних?
— Многие люди пользуются доверием у чужих и лишены его дома. Но ты знаешь мой нрав: не будет здесь твоей племянницы — не будет и сделки.
— Алида послушное и ласковое дитя, мне бы не хотелось тревожить ее сон. У меня гостит патрон Киндерхука, который любит английские законы не больше, чем мы с тобой. Он с удовольствием посмотрит на то, как честно заработанный шиллинг превращается в золотой. Я разбужу его. Пока еще никто не обижался на предложение принять участие в выгодном предприятии.
