— Вот тебе на! — сквозь зубы процедил олдермен. — Слишком близкое знакомство может привести к неприятностям. Человеку мало видеть чудеса, ему надо узнать все досконально, и он вертится вокруг ерунды, словно мотылек вокруг свечи, пока не опалит себе крылья!

Так как его спутники твердо решили задержаться на бригантине, бюргеру оставалось только набраться терпения. Хотя превыше всего он опасался возможного разоблачения, то же чувство владело им, что и Олоффом ван Стаатсом, который разглядывал все вокруг и прислушивался ко всему с явным интересом и скрытым трепетом. Даже на Ладлоу ситуация, в которой он оказался, влияла в большей степени, чем он сам готов был признать. Нет людей, у которых бы полностью отсутствовало чувство симпатии к другим. Молодого моряка больше всего заинтересовали суровые черты и предупредительность экипажа бригантины. Ладлоу был отличным моряком и, обладая многими навыками, свойственными людям его профессии, умел распознавать национальность матросов по тем отличительным особенностям, которые составляют основное различие между людьми, чьи общие интересы делают их во многом похожими друг на друга.

В те далекие времена кругозор людей, проводивших жизнь в океанских просторах, был довольно узок. Даже многие офицеры отличались грубыми и резкими манерами, были весьма ограниченны в своих познаниях и полны предрассудков и суеверий. Неудивительно поэтому, что простой народ в целом был чужд взглядов, которые разделяли наиболее просвещенные люди того времени. Поднявшись на борт бригантины, Ладлоу увидел, что ее экипаж состоит из представителей разных народов. Казалось, что при подборе людей больше внимания уделялось их возрасту и личным качествам, чем национальности. Был тут и приземистый, крепко сколоченный финн с доверчивым лицом и отсутствующим взглядом; и смуглый представитель Средиземноморья с классическими чертами лица, который то и дело тревожно всматривался в горизонт. Эти два человека появились на шканцахnote 96 и остановились неподалеку от олдермена и его товарищей, как только послышалась музыка. Ладлоу счел это свидетельством их музыкальности. Но тут появился Зефир и дал понять, что приход матросов имеет особое значение. Затем пришел Румпель и пригласил всех шестерых спуститься в салон, объяснив Ладлоу, что эти люди также хотят вступить в общение с существом, которое, по всеобщему признанию, оказывало огромное влияние на судьбу бригантины.

Они сошли вниз, обуреваемые самыми разными чувствами. Ладлоу владело острое и бесстрашное любопытство, сочетавшееся с интересом, который можно было назвать профессиональным; его спутниками владело скрытое благоговение перед таинственным могуществом волшебницы; на лицах моряков была написана тупая покорность, в то время как лицо мальчика отражало неподдельный детский испуг. Обладатель индийского шарфа был суров, молчалив и, что было для него необычно, преисполнен почтительности. После минутного ожидания дверь в салон отворилась, и появившийся Бурун пригласил всех войти.

В главном салоне произошли заметные перемены. Свет больше не проникал сквозь кормовые иллюминаторы; малиновый занавес перед альковом был задернут; небольшое окно сбоку было открыто, и во всем помещении царил полумрак. На более освещенных предметах отражался малиновый цвет занавеси.

Контрабандист сдержанно приветствовал гостей и молча поклонился; выражение его лица было серьезнее, чем при предыдущей встрече. Все же Ладлоу показалось, что на его красивом лице мелькнула вынужденная печальная улыбка. Патрон Киндерхука восторженно взирал на красивого контрабандиста, словно перед ним был человек, совершающий богослужение перед ликом какой-то сверхъестественной святыни. Олдермен выражал свои чувства, время от времени недовольно вздыхая, однако благоговение постепенно брало верх над его плохо скрываемым раздражением.

— Мне сказали, что вы изъявили желание побеседовать с нашей госпожой, — негромко произнес контрабандист. — Здесь присутствуют и другие люди, которые хотят обратиться за советом к ее мудрости. Прошло уже много месяцев со времени нашего последнего общения с волшебницей, хотя ее книга всегда открыта для всех желающих приобщиться к ее мудрости. Хватит ли у вас самообладания для этой встречи?

— Враги ее величества не имели повода упрекнуть меня в трусости, — недоверчиво улыбаясь, ответил Ладлоу. — Затевайте ваши колдовские штуки, а мы посмотрим.

— Мы не колдуны, сударь, а преданные моряки, исполняющие волю своей госпожи. Я знаю, вы настроены скептически, но и более самоуверенные люди признавали свою неправоту перед лицом куда менее значительных доказательств. Тс-с! Мы не одни. Я слышу, как открывается дверь.

С этими словами говоривший стал в ряд с остальными, и в полной тишине все ждали, что будет дальше. Занавес медленно поднялся под тихие звуки все того же таинственного инструмента, и даже Ладлоу ощутил волнение, когда его взору открылось то, что прежде скрыто было занавесом.

Женская фигура, одетая совершенно так же, как изваяние под бушпритом бригантины, в той же позе стояла посреди алькова. Она также держала в одной руке книгу, обращенную раскрытыми страницами к зрителям, и другой словно указывала бригантине путь. Ткань цвета морской волны развевалась позади, как бы под действием струи воздуха. Лицо было того же темного, неземного оттенка, та же загадочная улыбка играла на устах.

Когда прошло первое чувство изумления, олдермен и его товарищи растерянно переглянулись. Торжествующая улыбка заиграла на лице контрабандиста.

— Кто хочет обратиться к владычице нашего судна, пусть говорит. Она явилась на наш зов издалека и недолго пробудет с нами.

— Я хотел бы узнать, — тяжело вздохнув, словно после внезапного и сильного потрясения, произнес Ладлоу, — на бригантине ли та, которую я ищу.

Посредник в этой удивительной церемонии поклонился и, почтительно приблизившись к книге, вперил в нее взор, читая или делая вид, что читает.

— В ответ на ваш вопрос вас спрашивают, искренне ли вы хотите найти ту, которой интересуетесь.

Ладлоу покраснел, однако мужество, свойственное его профессии, взяло верх над ложной гордостью, и он твердо ответил:

— Да.

— Но вы моряк, а люди вашего рода занятий отдают всю свою страсть морю. Любите ли вы ту, которую ищете, больше странствий, больше своего корабля, ставите ли вы ее выше своих юношеских надежд, выше славы, о которой всегда мечтает молодой офицер?

Командир «Кокетки» задумался, словно проверяя себя, и наконец сказал:

— Я люблю ее так, как подобает мужчине.

Лицо контрабандиста помрачнело. Он сделал шаг вперед и вновь обратился к страницам книги.

— Вас просят сказать, не поколебало ли недавнее событие ваше доверие к той, которую вы ищете?

— Поколебало, но не уничтожило.

Волшебница шевельнулась, и листы таинственной книги задрожали, словно объятые желанием скорее изречь свои пророчества.

— Сумеете ли вы подавить подозрительность, гордость и остальные чувства, присущие мужчинам, и искать ее расположения, не требуя объяснений, как если бы ничего не случилось?

— Я на многое готов ради одного ласкового взгляда Алиды де Барбери, но все то, о чем вы говорите, сделало бы меня недостойным ее уважения. Если я найду ее такой же, какой потерял, вся моя жизнь будет посвящена ее счастью, если нет, то я буду скорбеть о ее падении.

— Знакома ли вам ревность?

— Сперва скажите, имею ли я повод для нее! — воскликнул молодой человек, делая шаг вперед с явным намерением поближе разглядеть неподвижную фигуру.

Румпель удержал его своей сильной рукой.

— Выходить из рамок уважения к нашей повелительнице не дозволяется, — спокойно заметил он, жестом приглашая Ладлоу занять свое место.

Ярость сверкнула в глазах оскорбленного капитана, но он тут же вспомнил о своем бессилии и сдержался.

— Знакома ли вам ревность? — невозмутимо повторил контрабандист.

— Разве бывает любовь без ревности?