Был самый разгар дня, и «Кокетка» снова стояла на якоре под защитой мыса. Несколько мелких судов пересекали залив; обычная для того времени картина не имела ничего общего с оживленным судоходством, которое можно наблюдать в заливе в наши дни. Окна в «Сладкой прохладе» снова были открыты, и беготня слуг свидетельствовала о присутствии хозяина.

Действительно, в этот час олдермен медленно прогуливался по лужайке перед «Обителью фей», сопровождаемый Олоффом ван Стаатсом и командиром крейсера. По частым взглядам, которые капитан Ладлоу бросал на «Обитель фей», было совершенно очевидно, что он не перестает думать об отсутствующей хозяйке флигеля, в то время как его спутники либо умели сдерживать свои чувства, либо же беспокойство в меньшей степени владело ими.

Читатель, помнящий описанные нами события и составивший свое мнение о характере патрона Киндерхука, видя его равнодушие к судьбе красавицы Алиды, столь противоречащее загадочному оживлению на его лице, для которого более обычно было выражение безмятежного покоя, мог бы заподозрить, что молодой человек меньше прежнего думает о богатстве старого Этьена де Барбери, упиваясь тем, что довелось испытать его флегматичной натуре.

— Пристойность и благоразумие! — заметил бюргер в ответ на какое-то замечание одного из молодых людей. — В двадцатый раз повторяю, что Алида де Барбери вернется к нам такой же красивой, такой же чистой и богатой, как была. И следовало бы добавить — такой же своенравной. Подумать только: заставить волноваться старого дядю и своих двух уважаемых поклонников! Все происшедшее, джентльмены, — продолжал осторожный купец, понимая, что ценность руки его племянницы несколько понизилась на рынке, — дало мне возможность оценить вас обоих и проникнуться к вам уважением. Если моя племянница в конце концов отдаст предпочтение капитану Ладлоу, то это нисколько не повлияет на дружбу сына старого Стефануса ван Стаатса и Миндерта ван Беверута. Наши бабушки были кузинами, а между родственниками не может быть обид.

— Я не могу навязывать Алиде свои ухаживания, — ответил патрон, — коль скоро она так прозрачно намекнула, что ей неприятен…

— Какие там еще намеки!.. Неужели вы всерьез принимаете этот минутный каприз, эту игру течений и ветров, как выразился бы наш капитан! В жилах Алиды течет нормандская кровь, и она желает внести побольше страсти в ваше ухаживание! Если бы торги прерывались из-за попыток покупателя сбить цены или надежд продавца дождаться лучших условий на рынке, ее величество могла бы спокойно закрыть все таможни и искать другие источники пополнения своей казны. Пусть девица покапризничает, а я ставлю свой годовой доход от продажи пушнины против твоих доходов от аренды, что она раскается в своем легкомыслии и прислушается к голосу разума. Дочь моей сестры не ведьма, чтобы странствовать по свету верхом на помеле!

— У нас в семье есть предание о том, что знаменитый прорицатель из Плаукипси предсказал моей бабушке, будто одному из патронов Киндерхука суждено жениться на ведьме, — сказал Олофф ван Стаатс, глаза которого странно засветились, хотя он и сделал вид, что сам забавляется нелепостью своих слов.

— Это предсказание уже сбылось при женитьбе твоего отца! — пробормотал Миндерт ван Беверут, который, несмотря на показную легкость своих суждений о ведьмах, сам испытывал скрытое почтение к прорицателям, пользовавшимся широким влиянием в провинции вплоть до конца прошлого столетия. — Иначе его сын не был бы так умен. Но вот капитан Ладлоу смотрит на океан, словно ждет, что моя племянница выйдет из него в образе русалки.

Командир «Кокетки» указал на предмет, привлекший его внимание и никак не способствовавший тому, чтобы поколебать веру обоих его компаньонов в сверхъестественные силы.

Мы уже упоминали, что ветер был сухим, а даль подернута туманом или, вернее, легкой дымкой. В такую погоду человеческий глаз способен различить то, что на море зовется видимым горизонтом. Воздух и вода словно сливаются воедино, и человеческий взор не может определить, где кончается вода, а где начинается безбрежное небо. Вследствие этого любой предмет, видимый над кажущейся границей воды, словно плавает в воздухе. Когда в атмосфере наблюдается подобное явление, жителю суши редко удается проникнуть взором за видимые пределы моря, в то время как наметанный глаз моряка может обнаружить суда, невидимые для других лишь потому, что неопытные люди ищут их не там, где следует. Причиной этого обмана зрения является преломление лучей.

— Взгляните вон туда, — произнес Ладлоу, указывая на поверхность моря в двух или трех лигах от берега. — Трубы вон того низкого строения, стоящего на равнине, совместите с засохшим дубом на берегу и медленно ведите взор кверху, пока не увидите паруса.

— Корабль плывет по небу! — воскликнул Миндерт. — Твоя бабушка была суеверной женщиной, патрон; она была кузиной моей набожной прародительницы. Что же должны были в те времена видеть они, если нам доводится наблюдать такое!

— Хотя я не склонен верить в чудеса, — сурово ответил Олофф ван Стаатс, — все же, если б спросили мое мнение, я бы сказал, что корабль и вправду плывет по воздуху!

— Вы ошибаетесь, — сказал Ладлоу. — Это не что иное, как бригантина, на ней поднято совсем мало парусов. Господин ван Беверут, крейсер ее величества должен немедленно выйти в море.

Олдермен выслушал это заявление с явным неудовольствием. Он принялся разглагольствовать о достоинстве терпения и об удобствах твердой земли под ногами, но, поняв, что поколебать решимость королевского офицера невозможно, неохотно согласился повторить вчерашнее испытание. Не прошло и получаса, как вся компания была уже на берегу Шрусбери, намереваясь погрузиться в шлюпку с «Кокетки».

— Адье, мосье Франсуа, — сказал олдермен, кивая старому камердинеру, с неутешным видом стоявшему на берегу. — Содержите в порядке «Обитель фей». Она еще пригодится.

— Но, мосье Беверут, мой долг, если только море есть спокойный, мой желаний следовать за мамзель Алида. Никто в фамилии де Барбери не любить море, но что поделать, мосье! На море я умереть от болезнь, здесь — от тоска.

— Тогда лучше отправляйтесь с нами, верный Франсуа, — сказал Ладлоу. — Следуйте за своей молодой госпожой. И возможно, что, ближе познакомившись с жизнью моряков, вы найдете ее не такой уж страшной.

Матросы, с серьезным видом сидевшие на веслах, втайне посмеивались над старым слугой и думали, что у него вот-вот начнется приступ морской болезни. Но нежно любивший свою госпожу Франсуа, не колеблясь, сел в лодку. Ладлоу, сочувствуя его страданиям, ободряюще посмотрел на него. Доброта и симпатия не всегда нуждаются в словесных излияниях; старый камердинер почувствовал угрызения совести из-за того, что, может быть, слишком резко выражал свое неодобрение профессии, которой другие люди посвятили свою жизнь и все свои чаяния.

— Море, мосье капитан, — любезно произнес он, — есть обширный театр для слава. Вспомните мосье де Турвиль и мосье Дугэй Труэн; это были очень замечательные человек! Но, мосье, вся фамилия де Барбери всегда чувствовать предпочтений к суша!

— Хотелось бы, чтобы ваша негодница госпожа держалась того же мнения, — сухо заметил Миндерт ван Беверут, — потому что, позвольте заметить, прогулки на этом подозрительном судне не делают чести ее благоразумию… Не унывайте, патрон, она просто испытывает крепость металла, из которого вы отлиты, и морской воздух не причинит никакого вреда ни ее красоте, ни карману… Небольшая склонность к соленой воде должна только возвысить девицу в ваших глазах, не так ли, капитан Ладлоу?

— Если эта склонность ограничится лишь соленой водой, сударь, — последовал едкий ответ. — Но обманутая или обманувшаяся Алида де Барбери, жертва интриг негодяя, не должна быть оставлена на произвол судьбы. Я любил вашу племянницу, господин ван Беверут, и… А ну, взялись, ребята! Или вы уснули на веслах?

Внезапность, с какой молодой человек прервал себя, и суровость, с какой он обратился к матросам, положили конец разговору. Было очевидно, что он не желает продолжать беседу и даже сожалеет о том, что имел слабость сказать так много. Остальная часть пути прошла в полном молчании.