Я чувствовал, что надо действовать, но прежняя беспомощность овладела мной, и я ждал, что сделает он. Секунды летели, и вдруг все происходящее напомнило мне о том, как я, подойдя к гривастому секачу, позабыл от страха, что должен убить его, и только помышлял, как бы обратить его в бегство. Но ведь и сюда я пришел не за тем, чтобы ждать, что предпримет Волк Ларсен, а действовать.
Я взвел оба курка двустволки и вскинул ее к плечу. Если б он попытался спуститься вниз, если бы он только шелохнулся, я, без сомнения, застрелил бы его. Но он стоял совершенно неподвижно и смотрел на меня. Дрожащими руками сжимая двустволку и целясь в него, я успел заметить, как осунулось его лицо. Какие-то тяжелые потрясения оставили на нем свой след. Щеки впали, на лбу залегли морщины, а глаза производили странное впечатление. Казалось, его глазные нервы и мышцы были не в порядке и глаза смотрели напряженно и слегка косили. И выражение их было тоже какое-то странное.
Я глядел на него, и мозг мой лихорадочно работал. Тысячи мыслей проносились у меня в голове, но я не мог нажать на спусковой крючок. Я опустил двустволку и двинулся к углу рубки, стараясь собраться с духом и снова – с более близкого расстояния – попытаться выстрелить в него. Я вскинул двустволку к плечу. Я находился теперь в каких-нибудь двух шагах от Волка Ларсена. Ему не было спасения. Я больше не колебался. Промахнуться я не мог, как бы плохо я ни стрелял. Но я не мог заставить себя спустить курок.
– Ну? – неторопливо промолвил он.
Тщетно пытался я нажать на спуск, тщетно пытался что-нибудь сказать.
– Почему вы не стреляете? – спросил он.
Я откашлялся, но не смог выговорить ни слова.
– Хэмп, – медленно произнес Ларсен, – ничего у вас не выйдет! Не потому, чтобы вы боялись, но вы бессильны. Ваша насквозь условная мораль сильнее вас. Вы – раб предрассудков, которыми напичканы люди вашего круга и ваши книги. Вам вбивали их в голову чуть ли не с колыбели, и вопреки всей вашей философии и моим урокам они не позволяют вам убить безоружного человека, который не оказывает вам сопротивления.
– Знаю, – хрипло отозвался я.
– А мне, – и это вы тоже знаете, – убить безоружного так же просто, как выкурить сигару, – продолжал он. – Вы знаете меня и знаете, чего я стою, если подходить ко мне с вашей меркой. Вы называли меня змеей, тигром, акулой, чудовищем, Калибаном. Но вы – жалкая марионетка, механически повторяющая чужие слова, и вы не можете убить меня, как убили бы змею или акулу, не можете только потому, что у меня есть руки и ноги и тело мое имеет некоторое сходство с вашим. Эх! Я ожидал от вас большего, Хэмп!
Он поднялся по трапу и подошел ко мне.
– Опустите ружье. Я хочу задать вам несколько вопросов.
Я еще не успел осмотреться. Что это за место? Как стоит «Призрак»? Почему вы так вымокли? Где Мод?.. Виноват, мисс Брусгер... Или, быть может, следует спросить – где миссис Ван-Вейден?
Я пятился от него, чуть не плача от своего бессилия, оттого что не мог застрелить его, но все же был не настолько глуп, чтобы опустить ружье. Мне отчаянно хотелось, чтобы он сделал попытку напасть на меня – попытался ударить меня или схватить за горло, – тогда я нашел бы в себе силы выстрелить в него.
– Это Остров Усилий, – ответил я на его вопрос.
– Никогда не слыхал о таком острове.
– По крайней мере мы так называем его.
– Мы? – переспросил он. – Кто это мы?
– Мисс Брустер и я. А «Призрак», как вы сами видите, лежит, зарывшись носом в песок.
– Здесь есть котики, – сказал он. – Они разбудили меня своим ревом, а то я бы еще спал. Я слышал их и вчера, когда нас прибило сюда. Я сразу понял тогда, что попал на подветренный берег. Здесь лежбище – как раз то, что я ищу уже много лет. Спасибо моему братцу, благодаря ему я наткнулся на это богатство. Это же клад! Каковы координаты острова?
– Не имею ни малейшего представления, – ответил я. – Но вы сами должны знать их достаточно точно. Какие координаты вы определяли в последний раз?
Он как-то странно улыбнулся и ничего не ответил.
– А где же команда? – спросил я. – Как это случилось, что вы остались один?
Я ожидал, что он отклонит и этот вопрос, но, к моему удивлению, он сразу ответил:
– Мой брат поймал меня меньше чем через двое суток, впрочем, не по моей вине. Взял меня на абордаж, когда на палубе не было никого, кроме вахтенных. Охотники тут же предали меня. Он предложил им большую долю в доходах по окончании охоты, чем они имели на «Призраке». Я слышал, как он предлагал им это – при мне, без малейшего стеснения. Словом, вся команда перешла к нему, чего и следовало ожидать. В один миг спустили шлюпки и махнули за борт, а я остался на своей шхуне один, как на необитаемом острове. На этот раз Смерть Ларсен взял верх, ну, да это – дело семейное.
– Но как же вы потеряли мачты?
– Подойдите и осмотрите вон те талрепы, – сказал он, указывая туда, где должны были находиться гротванты.
– Перерезаны ножом! – воскликнул я.
– Но не до конца, – усмехнулся он. – Тут тонкая работа! Посмотрите-ка внимательнее.
Я осмотрел талрепы еще раз. Они были надрезаны так, чтобы держать ванты лишь до первого сильного напряжения.
– Это дело рук кока! – со смехом сказал Волк Ларсен. – Знаю наверняка, хотя и не накрыл его. Всетаки ему удалось немного поквитаться со мной.
– Молодец Магридж! – воскликнул я.
– Примерно то же самое сказал и я, когда мачты полетели за борт, но, разумеется, мне было не так весело, как вам.
– Что же вы предпринимали, когда все это происходило? – спросил я.
– Все, что от меня зависело, можете быть уверены. Но при сложившихся обстоятельствах – не очень-то много...
Я снова стал рассматривать работу Томаса Магриджа.
– Я, пожалуй, присяду, погреюсь на солнышке, – услышал я голос Волка Ларсена.
Едва уловимая нотка физической слабости прозвучала в этих словах, и это было так странно, что я быстро обернулся к нему. Он нервно проводил рукой по лицу, словно сметая с него паутину. Я был озадачен. Все это так мало вязалось с его обликом.
– Как ваши головные боли? – спросил я.
– Мучают по временам, – отвечал он. – Кажется, и сейчас начинается.