Глава 13
С утра в моем картонном пристанище стало душно и жарко, но покидать его, тем не менее, совсем не хотелось. Магазин был еще закрыт, и я воспользовалась этим, чтобы спокойно позавтракать – ведь если мой план осуществиться и я все-таки проберусь на поезд, подкрепиться мне удастся совсем не скоро. После плотного завтрака я дождалась в своем убежище открытия магазина и с первыми посетителями беспрепятственно выбралась на улицу. Утро было пасмурное, темное и в воздухе неторопливо вальсировали белые мохнатые снежинки. Я потянулась, сладко зевнула и побежала к Вокзалу. Я уже почти достигла дверей зала ожидания, как меня подхватили рукой под животик и мои лапы расстались с земной твердью, покрытой толстым слоем слежавшегося снега.
- Ха! Вот так красотка! И одна! Без хозяев! Ая-я-яй! – сказал старческий, надтреснутый, но все еще бодрый голос и перед моими глазами появилось красное от мороза морщинистое лицо, выглядывающее из темно-серого пухового платка. – Ничего! Я тебе быстро хозяина подыщу! – Сказала бабуся и без дальнейших разговоров посадила меня в корзинку для переноски животных. Не успела я опомниться, как крышка опустилась, щелкнул замок, и я оказалась взаперти.
- Вот это наглость! Подыщет она мне хозяина! Еще чего не хватало! – возмущалась я, а на деле из корзины неслось злобное мяуканье и шипение.
- Тихо, киска, тихо! – пропела старушка. – О тебе же забочусь. На улице зима, вот-вот обещают тридцатиградусные морозы. Что ты будешь делать, бедолага? Все подвалы, поди бомжи да крысы заполнили. А будут у тебя хозяева – будешь в тепле, да уюте перед миской молока лежать! Что кошке еще надо!
Была бы я кошкой, и в самом деле это было бы чудесно, но я-то ведь человек! Человек, упакованный в жалкую кошачью шкуру! Я снова хочу стать самой собой! От отчаяния я протяжно мяукнула и замолчала – орать было бесполезно, выпускать меня старуха явно не собиралась. Нужно опять было ждать удобный случай, а пока надо было постараться соерентироваться, куда меня везут. Это было не так-то легко, потому что старушка влезла в трамвай, номер которого я не заметила. В трамвае бабусе после довольно короткой перепалки уступили место, и она с видом победителя уселась, поставив корзинку со мной на колени. Весь обзор был закрыт: слева - стенка трамвая, справа – погрызенное молью пальто недовольного джентльмена, которого согнали с места, спереди – спинка другого сидения, а сзади мохнатая шуба бабуси неприятно пахнущая нафталином. У меня сначала была надежда, что я узнаю свое местонахождение, ориентируясь по названиям остановок, но эта надежда скоро угасла. Вагоновожатый, видимо, считал, что и так названия остановок всем известны, и объявлять их незачем. Поэтому я даже не подозревала, в какую часть города меня везут. Оставалось только надеяться, что моя спутница не покинет вместе со мной пределы столицы Урала. Мне совершенно не улыбалось затеряться где-нибудь в деревенской глуши. К счастью, худшее не случилось и бабуся, расталкивая пассажиров моей корзинкой, и как заправский матрос, отвечая на лившуюся со всех сторон брань, покинула трамвай. Я сразу же поняла наше местонахождение – «птичий» рынок. Стала ясна и цель моего пребывания здесь: меня хотели, либо продать, либо пристроить в «хорошие» руки.
Все, видимо, зависело от обстоятельств и покупательского спроса на мою хвостатую особу. Никакой возможности удрать, к сожалению, не было. Я так и осталась, заперта в корзинке, даже когда мы пришли на место. В железной клетке, которую старушка достала из своей большущей потертой сумки, среди клочков ваты томилось штук десять хомячков. Скорей всего, это был обычный товар моей невольной тюремщицы.
- Что ж, придется ждать. – Со вздохом подумала я. – К вечеру, когда меня никто не возьмет, она, наверное, выпустит меня. Ведь не потащит она кошку в дом, кишащий бесценными хомяками!
Утешившись этой мыслью, я стала терпеливо ждать вечера. Но мои ожидания так и не оправдались… Около трех часов пополудни к моей благодетельнице подошла дамочка лет этак под сорок, одетая в длинное грязно-зеленого цвета пальто и темно-коричневую вязаную шапку, до ужаса напоминающую воронье гнездо.
- Что тут у Вас в корзинках? – грубо поинтересовалась она.
- Вот тут у меня чудесненькие хомячки, а здесь красавица-кошечка. Выбирайте, можете посмотреть поближе. – Зачирикала бабуся.
- Хомяки меня не интересуют – мелюзга! – Презрительно отрезала тетка. – А вот киса… Кис я люблю, - как-то слащаво сказала она и ко мне в корзину заглянула толстая рожа с огромным носом и маленькими красноватыми, слезящимися глазками. Ее густо накрашенный ярко-фиолетовой помадой толстогубый рот зловеще улыбался.
- Красавица! Ничего не скажешь, красавца! Дайте-ка, я ее погляжу поближе!
- Конечно! Конечно! Сейчас достану! – обрадовалась бабуся.
Замок на корзине щелкнул, крышка распахнулась, и я тут же почувствовала, что меня держат мертвой хваткой.
- Отличная, чистенькая кошечка! Не толстая, но и не тощая! Сколько ей лет? – поинтересовалась тетка, оглядывая меня со всех сторон.
- Не больше года! Совсем молодая! – уверенно врала бабка. Ведь если считать, что один кошачий год – это семь человеческих, то мой кошачий возраст начал подкрадываться к пяти годам.
- Чудесно! Я ее беру! – решительно заявила тетка. – Вот тебе, бабуся, пятьдесят рублей! – С этими словами она затолкала меня в сумку, которая наглухо закрывалась молнией. Опять не повезло, не сбежать!
- Ах, почему мне так не везет! – Расстроилась я и уже собралась разреветься, но до меня вовремя дошло, что слезы тут не помогут. Надо опять набраться терпения и ждать, ждать и еще раз ждать. Моя новая тюремщица транспортом не воспользовалась, и я минут сорок тряслась в сумке, но, наконец, эта пытка закончилась и меня со словами:
- Подожди-ка пока здесь, кисуня, - сначала посадили в корзинку для переноски животных (ох, и до чего мне они надоели), а потом корзину поставили в пустую комнату, в которой была тьма различных кошек.
- Вот повезло, - саркастически подумала я. – Попала к какой-то полоумной кошатнице! Ну и запах же здесь! Просто задохнуться можно! Ужасно! – Возмутилась я, стараясь дышать ртом. От нечего делать я решила попытаться пересчитать всех кошек, что оказалось не столь легкой задачей . Ведь все эти хвостатые-полосатые не сидели на месте, а беспрерывно сновали туда-сюда, оглашая всю квартиру отчаянными криками. Я досчитала до двадцати шести, как вдруг дверь приоткрылась, пропуская жирную, голую до локтя руку, которая схватила мою корзинку и вынесла ее в коридор. Рука, естественно, принадлежала моей новой повелительнице, одетой в короткий ярко-желтый, махровый халат, поверх которого красовался огненно-красный клеёнчатый фартук. С корзиной в руке она прошествовала по длинному темному коридору, заваленному какой-то рухлядью. В конце нашего путешествия мы оказались на огромной кухне, освещенной тусклым светом, падающим из большого давным-давно немытого окна. На плите кипела устрашающих размеров эмалированная кастрюля, над которой витали клубы пара.
- Кормить она меня, что ли вздумала? – подумала я с ужасом. От вида подобной кухни у меня пропал весь аппетит. Тем временем хозяйка поставила мою корзину на пол. Сама хозяйка занялась какими-то неведомыми мне приготовлениями, поскольку я могла созерцать лишь ее толстые ноги, покрытые жесткими длинными, никогда не знавшими депилятора волосами.
- Ну, вот и готово! – удовлетворенно сказала она, открывая корзину и беря меня за загривок одной рукой, а во второй… Во второй… У меня сперло дыхание, глаза вылезли из орбит, а сердце бешено заколотилось. Во второй руке тетка держала небольшой, остро отточенный топорик!
-Ничего, увесистая киса! Пожалуй, из головы, хвоста и требухи я сварю суп, а остальное запеку в духовке. Вкуснотища! Давно мне не попадалась столь аппетитная кошечка! – удовлетворенно бормотала она, неся меня к большой деревянной разделочной доске. В ужасе я стала извиваться, пытаясь вырваться. Я шипела, мяукала, но рука моего палача была крепка, а мое положение слишком неудобно, чтобы как-то зацепиться за ее руку. Доска приближалась, еще мгновение – и моя голова получит ненужную ей независимость от столь любимого тела. Сама смерть замахивалась на меня топором, а мне хотелось жить! Безумно хотелось жить! Силы были на исходе, шкурка на загривке горела огнем… Неумолимо приближался конец моей такой короткой жизни…