Он не мог оторвать глаз от полотен, он забыл обо всем на свете. Пришел в себя лишь когда скрипнула дверь. Он вздрогнул и оглянулся — на пороге стояла улыбающаяся Ефросинья с подносом в руках.

— Простите, — смущенно промямлил он, поспешно задергивая шторку.

— Вам не за что прощения просить, я и сама обязательно вам их показала бы, — острожно устанавливая поднос на стол, сообщила она. — Правда не все картины, а лишь те, которые нравятся мне.

— Да разве здесь может что-либо не нравится? — изумленно воскликнул он. — Вы же гений!

— Спасибо, — смутилась она, — кое-что мне действительно удалось за приличную сумму продать. В общем-то, я не бедна.

Он удивился:

— Тогда почему вы живете здесь, в универмаге?

— Потому, что универмаг и есть мой настоящий дом.

Заметив в его глазах изумление, она пояснила:

— Я же сказала вам, что кое-что из моих картин удалось продать очень выгодно, а в нашем городе как раз в это время случился аукцион, вот я универмаг и купила. Хочу здесь международный храм искусства создать, — мечтательно сообщила она и горько добавила: — Но пока денег нет даже на примитивный ремонт.

Он подумал: “Эта девушка настоящая или я вижу сон? Бог ей дал талант, а она щедро раздает себя людям: почти даром продает дорогие цветы, на клочке своей территории устроила коммуналку и, уверен, денег ни с кого не берет, да еще мечтает о храме искусства! Да-а, такие женщины бывают только во сне!”

Его охватил страх за нее. Пока у нее все получается, но он-то знает как не просто выжить в этом жестком мире, да еще в наше нестабильное время. Она живет не на земле — в небесах витает, в мечтах. Ха! Денег нет на ремонт! Да если с умом взяться за дело, то с одной аренды можно хорошие деньги взять. Плюс склады. Плюс реклама — народу в универмаге полно. И это все, не говоря о настоящем торговом бизнесе. Который, впрочем, этой девчушке самой не поднять. Она же живет искусством.

— Хотите, я поведу вас в наш ботанический сад? — прервала она его размышления, разливая по чашкам чай с запахом трав.

— С вами я куда угодно хочу, — просветлев, прошептал он.

Она внимательно на него посмотрела и серьезно спросила:

— Я все еще девушка вашей мечты?

Он кивнул:

— Да, но теперь еще вы будете девушкой моих грез.

Фрося умолкла и, спрятав лицо в ладони, тихонько заплакала. Я спросила:

— Что же это выходит, твой любовник, этот министр местного назначения, тебя обольстил и метит теперь в губернаторы?

— Он мне не любовник, — пискнула Фрося. — Мы даже не целовались.

— Якудзе видней, — заметил Евгений, намекая на то, что скрытничать бесполезно.

— Да ничего ему не видней, — рассердился Арнольд и давай удивлять нас осведомленностью. — Этот чинуша влюбился в художницу, но карьера таким сухарям дороже всего. Долго он здесь не пробыл, уперся к себе из нашего города, но затосковал. А как же, на молоденькое потянуло. Начал художнице часто звонить. Кто-то из журналистов как-то прознал и тиснул статейку о романтической, страстной и тайной любви художницы и министра.

Я воззрилась на Фросю:

— Неужели так все и было?

Она, бедная, всхлипнула:

— Да, весь город читал.

— И что из этого получилось? — заинтересовался мой детектив.

Фрося заплакала в три ручья, а Арнольд сообщил:

— Якудза-пахан про роман их узнал и обрадовался. Покоя ему не давал этот универмаг. Злился он на художницу, все в толк взять не мог, как сопливая девка опередила его, по дешевке приличную собственность раньше Якудзы скупила.

Я опять воззрилась на Фросю:

— Действительно, как? Как ты дешевую собственность раньше Якудзы скупила?

— Мой двоюродный брат был правой рукой губернатора, — сквозь слезы призналась подруга, чем Арнольда просто убила.

— Неужели! — страшно горюя, воскликнул он. — Хорошим братан твой был мужиком! Я пил с ним однажды на празднике, на дне города.

— Как же вы с ним пересеклись? — всхлипнув, спросила Фрося.

— А случайно! В самый разгар праздника мы встретились под столом с твоим братаном. Правил, он с губернатором, правда, хреново, но зато как, чертяка, пил! Да-а, хороший был парень!

Я удивилась:

— Был? Почему это “был”?

Арнольд украдкой смахнул скупую мужскую слезу и сообщил:

— Потому что Якудза его пришил, как и всех, кто не лег под него. Пришить-то пришил, а поздно, универмаг уже у девчонки. Вот и начал пахан копать под художницу. Просто нахрапом брать страшно ему, а ну как заграница поможет, из-за художницы шум поднимет.

— Да, — согласилась я, — у подруги моей за границей много поклонников.

— Не у меня, у моих картин, — обиженно пискнула Фрося.

— Вот и обрадовался Якудза, — продолжил Арнольд, — когда узнал про статью и роман. Наконец-то и у художницы обнаружилось слабое звено. Для начала девчонку легонько пугнули.

Ефросинья зло сверкнула глазами:

— Легонько? Подожгли цветочный мой магазин! Ни одной не осталось фиалочки! Все погибли!

— Изверги! — гаркнула я, хоть и слабости к цветам не имела. — Креста на них нет!

— Эт-точно, — согласился Арнольд. — Я историю эту слыхал краем уха, но и тогда подивился как Якудза жесток. Вот когда я дал себе страшную клятву не попадать под горячую руку Якудзы!

Я возмутилась:

— А он все о любимом себе! Да на кой ты нам нужен! Ты и пафос твой! Клятву он дал!

Отчитав Арнольда я обратилась к подруге:

— Фрося, что дальше-то было? Рассказывай поскорей, пока я еще живая!

Она вытерла слезы и тяжко вздохнула:

— А дальше ты знаешь. Наехали на меня по полной программе. Только сейчас и узнала, что причастен к наезду Якудза, а тогда все гадала, да какой там!

Фрося махнула рукой и продолжила:

— Разве такую загадку без помощи разгадаешь. Да и некогда было. Пришли бандиты ко мне и спросили: “Цветочный ларек твой сгорел?” “Сгорел”, — отвечаю. Они ухмыляются и говорят: “Значит видишь ты, что шутить с тобой не намерены. Поэтому быстро бумаги все нам подпиши и от универмага отваливай”.

Я ахнула:

— И ты подписала?

— Почему, — обиделась Фрося, — я спросила, чем они угрожают, если не подпишу. Вот тогда-то они и сообщили, что будет плохо ЕМУ.

— Кому? — это мы хором спросили: я, мой детектив и Арнольд.

— Кому-кому, этому, губернатору, — ответила Фрося и шмыгнула носом, кивнув на экран.

— Точнее, тому, кто метил туда, — злорадно вставил Арнольд.

Детектив мой так из-за истории этой расстроился, что светлый разум свой потерял, иначе с чего бы он глупо спросил:

— Куда?

— Что — куда? — удивился Арнольд.

— Кто куда метил? — повторил вопрос детектив.

— Фроськин министр на пост губернатора! — рявкнула я, страшно психуя.

И, разумеется, не удержалась, вынуждена была правду сказать прямо в глаза:

— Дура ты, Фроська! Из-за чинуши какого-то универмаг свой отдала! Да гори он синим пламенем, этот министр!

— Взяточник он, сто пудов, еще тот! — вставил Арнольд и в оправдание нелогично добавил: — А кто нынче не взяточник?

Я поощрила его:

— Эт-точно, нынче все или берут или дают.

— Не страна, а публичный дом, — философски обобщил детектив.

Мне стало до боли обидно. И за подругу и за страну.

— И в этом публичном доме Фроська моя решила играть в благородство! — психуя, воскликнула я. — Мало того, что министр, так еще и намылился в губернаторы! Разве приличный человек станет себя так вести? Это же все одно, что прилюдно признаться: “Я тут слямзить у вас хочу все, что плохо лежит, поэтому голосуй за меня, добрый народ”.

— Эт-точно! — согласился Арнольд. — А в нашей стране все плохо лежит.

Возражений я не нашла, и от этого мне почему-то стало еще обидней.

— Не стоит он Фроськиного универмага, старый жлоб! — зло рявкнула я. — Даже шоколадки девушке не подарил, а она за него такую собственность отвалила! Сумасшедшая, честное слово!

— Я же любила его! — закричала подруга и опять зарыдала.