— Непременно! — пообещала Мария Степановна, провожая вместе с Валентиной Николаевной посетителей, и, продолжая с ними беседовать.

И уже из коридора, пока была открыта дверь палаты, я смог расслышать продолжение их разговора:

— Ещё один, как у вас говорят, висяк? — сочувственно спросила врач.

— Скорее всего. — вздохнула капитан. — Никто ничего не знает, никто ничего не видел, никто ничего не слышал. В общем, всё, как обычно.

После чего оставшаяся в палате Валентина Николаевна закрыла за полицейскими дверь и, вернулась ко мне:

— Ты как себя чувствуешь, Слава, не сильно тебя утомили госпожи полицейские?

— Нет, всё нормально, Валентина Николаевна. — шевельнул я рукой.

— Ты вообще молодец — очень хорошо держишься! Я даже не представляю, как бы вела себя в твоей ситуации!

Смутившись, я не нашёл, что ответить, поэтому просто промолчал, пожав плечами.

А женщина продолжила:

— А ты понял, что пока не найдутся твои родные, Мария Степановна взяла на себя ответственность представлять твои интересы перед государством и обществом, и вообще отвечать перед законом за все твои действия?

— Понял — не маленький. — серьёзно кивнул я.

— Ну, по поводу маленького, это можно поспорить. — ухмыльнулась женщина. И добавила, глядя мне в глаза уже без малейшего намёка на улыбку: — И я тебя очень прошу — не подведи мою сестру необдуманными поступками.

— Я действительно всё понял, Валентина Николаевна. — ответил я таким же твёрдым взглядом. — И я обещаю вам, что не подведу ни вас, ни Марию Степановну. По крайней мере перед поступком обещаю его хорошо обдумать.

— Я почему-то хочу тебе верить, Слава. — произнесла Валентина Николаевна, вздохнув и покачав головой, и посмотрела на часы на своём карманном телефоне. — Ого! Уже время ужина и его скоро должны привезти. Обязательно всё съешь!

— Это я тоже обещаю, Валентина Николаевна. А завтра я смогу самостоятельно пойти в столовую?

— Вот завтра посмотрим на твоё состояние и всё решим.

Довольная женщина вышла из палаты, в которую через некоторое время зашла знакомая Марь Ванна со своей приятно пахнущей тележкой. На этот раз она привезла лёгкий куриный супчик с кусочком хлеба и стаканом сладкого чая, которые мне позволено было съесть самостоятельно. Что я и сделал с большим удовольствием под довольное бурчание моего ненасытного живота.

Наевшись и поблагодарив приятную старушку, я сыто откинулся на подушку, почти сразу начав засыпать. И, уже созерцая картинки первых сновидений, я услышал, как в палату кто-то зашёл, но просыпаться мне не захотелось.

А Мария Степановна, провожая гостей по коридору, проводила уже свой допрос, замаскированный под простое женское любопытство:

— Скажите, если это не секретная информация, неужели за всё прошедшее время никто так и не подал заявление о пропаже мальчика?

— Никто, Мария Степановна. — по-прежнему отвечала только капитан, шагавшая рядом с врачом. Сержант же скромно, молча шествовала за ними. — Мы подавали запросы и в районные отделения нашей области, и в соседние регионы, и в центральный аппарат. За тот период вообще не было заявлений о пропавших детях. Позже появилось запросы по двум исчезнувшим девочкам, но их уже нашли — там две маленькие сестрички решили самостоятельно прокатиться к морю. А по мальчику — до сих пор тишина.

— Я знаю, что его привёз патруль дорожной полиции рано утром. Это было как раз при мне. — продолжила целительница. — А где и как его нашли?

— Патрульный экипаж тогда уже собирался возвращаться на базу. Их смена как раз подходила к концу. — немного подумав, решила всё-таки ответить полицейская. — Их зоной ответственности были южные окраины Пензы. Вот при выезде из района Засечного они и увидели пожар.

— Пожар? — недоумённо воскликнула Мария Степановна, оглянувшись почему-то на сержанта-полицейскую. — Тогда же такой ливень был всю ночь. Как там вообще что-то могло гореть?

— Там по улице Тарнавского то ли кемпинг раньше был, то ли фирма, производящая товары для туристов. — первой на этот раз, с молчаливого разрешения начальницы, начала рассказывать сержант, поравнявшись с шедшими до этого перед ней женщинами. — В общем, сейчас там заброшенное место, даже асфальт не сохранился. Но кое-какие полуразрушенные постройки, огороженные таким же кирпичным забором, ещё остались. Вот в них что-то и горело. Причём настолько сильно, что экипаж заметил отсветы огня за несколько километров от него. Впрочем, когда наряд туда добрался, огня уже не было.

— Как написала в рапорте старшая наряда, там и гореть-то было нечему — одни бетонные и кирпичные развалины вокруг растрескавшихся остатков асфальтированной площадки, огороженные остатками такого же забора. — продолжила историю капитан. — И никаких видимых следов пожара они не обнаружили. Только посреди двора в луже грязи под струями дождя лежит голое детское тело. Они сначала решили, что он не живой — очень уж неподвижно лежал, не подавая никаких признаков жизни, да ещё и лицом вниз. Но командир наряда сумела нащупать еле слышимый пульс. Вот тогда они его в охапку — и к вам. Ваша больница была ближе всего.

— Скажите, а что будет, если родные мальчика не отыщутся? — с непонятной интонацией задала новый вопрос врач.

— Ну, этими вопросами занимаемся не мы, а органы государственной опеки. — задумалась полицейская. — Но, скорее всего, попадёт в какой-нибудь детский дом, если его никто не усыновит до этого.

— Спасибо вам за рассказ, Татьяна Викторовна. — выйдя на крыльцо старинного здания больницы с барельефом над ним «1846», задумчиво поблагодарила Мария Степановна, пожимая руку сначала капитану, а потом и сержанту. — Если вам не в тягость, сообщайте мне, пожалуйста, любые новости, касающиеся моего подопечного, если таковые будут появляться в распоряжении вашего отдела.

— Непременно, Мария Степановна. — пообещала полицейская, удерживая руку женщины и пристально глядя ей в глаза. — А скажите, почему вы решили взять на себя опеку над этим мальчиком?

— Он напомнил мне одного человека, которого давно уже нет в живых. — ответила врач, не отводя глаза.

— Если не секрет, кого?

— Сына.

— Простите. — отпустила руку капитан. — До свидания. Если будут какие-то новости, я вас обязательно извещу.

— До свидания. — прислонившись к двери, женщина смотрела задумчивым взглядом в спины удаляющихся полицейских.

Проводив ушедших гостей и постояв ещё несколько минут, разглядывая пустой двор, целительница вернулась в здание, направившись в своё отделение. Всё это время она о чём-то напряжённо размышляла, почти не глядя по сторонам, привычно перемещаясь по давно знакомым коридорам. Войдя в свой кабинет, Мария Степановна увидела свою сестру, сидящую на диванчике, на котором его хозяйке частенько приходилось ночевать.

— А ты чего тут — меня ждёшь? — спросила она так же задумчиво, усаживаясь за свой стол, не замечая пристального взгляда Валентины. — Как Слава себя чувствует?

— Представляешь, — проговорила она дальше, глядя на свои сцепленные пальцы и даже не попытавшись услышать ответы на заданные вопросы, — если не найдутся его родные, его отдадут в детский приют.

— Маша! Маша! Мария, очнись! — встряхнула сестру подошедшая к ней Валентина. — Ну как — пришла в себя?

Дождавшись осознанного кивка, она продолжила, усевшись на стул напротив Марии:

— Что с тобой происходит? Последнюю неделю та сама не своя. Зачем ты взяла опеку над этим ребёнком? Хорошо, что только временную!

И осеклась, увидев глаза сестры:

— Или не временную?

— Хоть это и совсем неправильно, Валя, но я хочу, чтобы его родственников так и не нашли. — словно удивляясь самой себе, неожиданно проговорила сестра.

— Ты в своём уме, Мария?

— Я хочу его усыновить! — прошептала женщина, закрыв лицо руками.

В кабинете повисла оглушительная тишина, разбавляемая мерным стуком старинных часов, висящих над входной дверью.