– У меня в горле совсем пересохло, – пожаловался Муфта. – А воды ни капельки.

Моховая Борода сказал:

– Моя борода без воды стала настолько ломкой, что, того и гляди, отвалится.

К тому же с голоду они так опустошили эту высохшую бороду, что в ней осталось всего четыре брусничинки. Моховая Борода выбрал две ягодки и одну дал Муфте.

– Осталось ещё две, – сказал он. – Каждому по одной. Они лежали рядышком на Муфтиной кровати, уже потеряв счёт времени. С каждым часом их самочувствие становилось всё хуже и хуже. Они совсем ослабели. Даже разговаривать было трудно, но всё-таки время от времени они пытались заговорить.

– Образно говоря, старуха с косой скоро постучится в окно, – вздохнул Моховая Борода.

– Пожалуй, что так, – согласился Муфта. – Сначала из вежливости постучится, а потом зайдёт без разрешения. Уж для неё-то автомобильная дверь не преграда, она пройдёт хоть сквозь неразбитое стекло.

Какое-то время они лежали молча. Им ничего больше не оставалось, как лежать и ждать роковой минуты, когда смерть придёт и расправится с ними.

Все попытки выбраться из фургона оказались напрасными. Ни одним из находившихся в машине инструментов им не удалось разобрать двери, а небьющиеся окна не разбивались даже ударами обуха топора. Муфта несколько раз дал сигнал, но, как видно, тревожных звуков гудка никто не услышал.

– Интересно, где нас похоронят? – снова заговорил Муфта.

– Я хотел бы, чтобы моя могила была в лесу, – сказал Моховая Борода. – И ещё хотелось бы, чтобы на могиле рос олений мох. Это самый прекрасный памятник, какого только можно пожелать.

– Правда? – удивился Муфта.

– Он стал бы выражением непрерывного круговорота, происходящего в природе, – продолжал Моховая Борода. – Ты только представь себе: борода сгниёт, но, превращаясь в землю, будет питать новый, растущий мох. И быть может, настанет день, когда кто-то заварит этот мох как чай и избавится от кашля.

– А меня можно бы похоронить вместе с машиной, – сказал Муфта. – Тогда и гроба не надо. А на могиле написать: «Здесь в вечном одиночестве покоится Муфта».

Стоило Муфте упомянуть об одиночестве, как ему стало ужасно жаль себя и в уголках глаз набежали две крупные слезы.

Моховая Борода испуганно воскликнул:

– Нельзя, чтобы слезы пропадали впустую! Ведь ты расходуешь воду!

Муфта подождал, пока слезы скатятся по щекам, и попытался поймать их языком.

– Самое страшное в смерти – это одиночество, – сказал он.

– Быть может, нас вовсе не найдут, – сказал Моховая Борода. – Тогда нас и не похоронят. Тогда мы оба будем здесь спать вечным сном и из твоего одиночества ничего не получится.

Муфта понял, что Моховая Борода старается обернуть его грусть в шутку, но ему сейчас было вовсе не до шуток. Он обиженно сел.

Воротник подошёл к Муфте и положил голову ему на колени.

– Бедный Воротничок, – сказал Муфта, поглаживая собаку. – Ты связал свою судьбу с моей и видишь, что из этого вышло. По моей вине и тебе грозит смерть.

Муфту вдруг охватило мучительное раскаяние. Воротник ему доверился, понадеялся на него. А он… Ведь он несёт ответственность и за жизнь этой собаки!

Едва лишь Муфта подумал об ответственности, как почувствовал прилив свежих сил. Всё-таки нельзя добровольно поддаваться смерти! Он встал с кровати и сел за руль.

Ту-ту-ту… туу-туу-туу… ту-ту-ту.

Муфта давал сигнал бедствия. Три коротких, три длинных, и ещё три коротких.

И снова:

Ту-ту-ту… туу-туу-туу… ту-ту-ту.

Но и на этот раз никто не отозвался, и вскоре Муфта опять впал в уныние. Неужели и впрямь ему придётся оставить этот мир в расцвете лет, в расцвете сил и способностей?

Мысли Муфты невольно обратились к прошлому, и он внутренним взором увидел себя маленьким Муфтой-ребёнком, сидящим на коленях седомуфтой муфты-бабушки. Ах, да… Точно так он выглядел на одной старой фотографии! Муфта уже давно не листал своего старого альбома, и теперь ему вдруг очень захотелось посмотреть его. Он вернулся к кровати, приподнял край матраца и вытащил из-под него большой альбом в яркой обложке.

– Хочешь, Воротничок, взглянуть на мои карточки? Собака, тронутая вниманием хозяина, завиляла хвостом. Муфта сел за стол, а Воротник прыгнул к нему на колени.

– Ну вот, смотри, – сказал Муфта, открывая альбом. – Это семейная фотография. Вот мои мать и отец, дедушка и бабушка и ещё один дедушка и ещё одна бабушка. У всех нарядные муфты. А этот крошечный цыплёнок на руках у мамы – я сам. Эта фотография сделана вскоре после моего рождения.

Воротник удовлетворённо тявкнул.

– Я здесь довольно хорошенький, не правда ли? – сказал Муфта. – У меня ещё и волос-то на голове почти нет, а муфта на мне не меховая, а из мягкой фланели.

Моховая Борода кашлянул.

– А мне можно посмотреть твои детские фотографии? – приподняв голову с подушки, с любопытством спросил Моховая Борода.

– Пожалуйста, – ответил Муфта, но в его голосе явно звучала недавняя обида. – Я ведь не запрещаю. Но и не навязываюсь. Во всяком случае, тебе не стоит беспокоиться, если это просто из вежливости.

– Ну что ты, – дружелюбно пробормотал Моховая Борода. – Твои фотографии меня очень интересуют.

Он встал, подошёл к столу и из-за плеча Муфты принялся смотреть альбом.

Муфта тем временем перевернул страницу.

– А здесь я в детской коляске, – пояснил он. – А тот, кто везёт коляску, – мой дедушка. По рассказам, он часто со мной гулял, потому что из всей семьи у него было больше всего свободного времени. И во время прогулок он всегда читал мне стихи.

– Значит, вот откуда у тебя и поэтический дар! – воскликнул Моховая Борода. – Раз ты уже в раннем детстве слушал стихи, то стихотворные рифмы, образно выражаясь, у тебя в крови!

– Возможно, что и так, – не стал спорить Муфта. – Я как-то об этом не думал.

Некоторое время они молча рассматривали фотографии.

– А это тот же дедушка в молодости, – говорил Муфта, продолжая перелистывать альбом. – Это свадебная фотография дедушки и бабушки. Дедушка сидит, а бабушка стоит, ласково положив руку на его плечо.