– Фитили? – переспросила она. – Вон целая связка в углу под потолком.

Кодзиро направился в угол комнаты и стал вытягивать фитили из связки. Несколько штук упало на пол. Кодзиро нагнулся и вдруг заметил ноги спящего на скамейке человека. Кодзиро взглянул на лицо спящего и вздрогнул, как от удара хлыстом. На него в упор смотрел Мусаси. Кодзиро невольно отступил назад.

– Вот, значит, как! – ухмыльнулся Мусаси, вставая с лавки и подходя к онемевшему Кодзиро. Кодзиро пытался выдавить улыбку. Он сразу понял, что Мусаси слышал его рассказ до последнего слова. Положение Кодзиро было еще двусмысленнее потому, что Мусаси смеялся над ним. Кодзиро растерялся, но, мгновенно взяв себя в руки, принял привычный высокомерный вид.

– Вот уж не ожидал повстречать тебя здесь, – заявил он.

– Приятная встреча!

– Воистину!

Кодзиро не хотел разговаривать с Мусаси, о чем потом жалел, но слова будто сами срывались с языка:

– В сражении ты показал себя с превосходной стороны. Нечеловеческая отвага! Поздравляю!

Все еще улыбаясь, Мусаси ответил подчеркнуто вежливо:

– Благодарю тебя за участие в качестве свидетеля, а также за мнение, которое я услышал сегодня. Не часто удается посмотреть на себя со стороны. Обязан за твой рассказ. Никогда не забуду.

Голос Мусаси звучал спокойно, но от его слов Кодзиро внутренне съежился. Он понял, что в один прекрасный день ему придется ответить на вызов Мусаси.

Мусаси и Кодзиро, в равной мере самолюбивые, гордые и волевые, рано или поздно неизбежно столкнулись бы. Мусаси не торопился – победа над Ёсиокой была ступенью на пути к совершенству, и он не собирался бесконечно терпеть клевету Кодзиро.

– Я не забуду, – пообещал он Кодзиро.

Кодзиро кое-что исказил в своем рассказе, однако он передал то, что увидел в сражении. Он не сомневался в своей оценке Мусаси.

– Хорошо, что не забудешь. И я буду помнить, – ответил Кодзиро.

Мусаси одобрительно кивнул, по-прежнему улыбаясь.

Переплетенные ветви

– Оцу, я вернулся!

Дзётаро вихрем ворвался в маленький зеленый дворик. Оцу сидела за письменным столиком на веранде, погруженная в созерцание неба. На фасаде домика висела дощечка с надписью «Обитель Горной луны». Домик принадлежал храму Гинкакудзи, по просьбе придворного Карасумару в нем разрешили пожить Оцу.

Дзётаро прошлепал босыми ногами по густому ковру незабудок к ручью. Ручей, текший с территории храма, был чист, как слеза.

– Холодно! – заметил Дзётаро, плескаясь в воде. После ледяного купания песок показался теплее, а жизнь прекрасной. Щебетание ласточек подтверждало мнение мальчика.

Дзётаро, вытерев ноги о траву, поднялся на веранду.

– Не скучно? – спросил он Оцу.

– Нет, мне есть о чем подумать.

– А хорошую новость не хочешь послушать?

– Какую?

– Мусаси недалеко отсюда.

– Где?

– Исходил полгорода, расспрашивая о нем, и наконец узнал, что он в храме Мудодзи на горе Хиэй.

– Значит, он жив и здоров?

– Будем надеяться. Надо немедленно идти туда, иначе он, по обыкновению, исчезнет. Ты собирайся, а я поем.

– Рисовые колобки в большой коробке.

Дзётаро быстро съел колобки, но Оцу сидела все в той же позе.

– Что с тобой? – спросил он.

– Нам не надо идти.

– Что за глупости! То умираешь от разлуки с Мусаси, то не хочешь сдвинуться с места.

– Ты не понимаешь. Мусаси знает о моих чувствах. В ту ночь, когда мы встретились в горах, я ему призналась. Мы думали, что это наша последняя встреча в этой жизни.

– Скоро ты сможешь увидеть его снова.

– Я не знаю, в каком он настроении, доволен ли победой или просто скрывается. Мы расстались, и я примирилась с мыслью, что никогда не увижу его в этой жизни. Надо ждать, когда он пошлет за мной.

– Что, если он позовет тебя через много лет?

– Буду жить, как и сейчас.

– Сидеть, уставившись в небо?

– Ты не понимаешь. Оставим эту тему.

– Что я не понимаю?

– Чувство Мусаси. Теперь я поверила в него. Раньше я была в него просто влюблена, но не была до конца уверена в нем. Теперь все по-иному. Мы всегда будем вместе, пусть даже разлучимся или умрем. Я никогда не буду одинока. Я молю только о том, чтобы он нашел свой Путь.

– Вранье! – взорвался Дзётаро. – Почему женщины никогда не говорят правду? Ладно, делай по-своему, потом только не жалуйся, что умираешь без Мусаси. Хоть глаза выплачи, мне все равно!

Дзётаро приложил немалые усилия, чтобы проследить путь Мусаси после боя в Итидзёдзи, и все напрасно!

Дзётаро до конца дня не разговаривал с Оцу.

Стемнело, и появился один из самураев, состоявших на службе у Карасумару. Он отдал Дзётаро письмо со словами: «От Мусаси для Оцу. Наш господин советует Оцу поберечь себя».

Самурай ушел.

«Рука Мусаси, – подумал Дзётаро, разглядывая письмо. – Значит, он жив. Он пишет Оцу, а не мне!»

– Письмо от Мусаси? – спросила Оцу, выйдя из задней комнаты.

– Да, но, по-моему, оно неинтересно тебе, – ответил Дзётаро, пряча письмо за спину.

– Прекрати, Дзётаро! Дай сюда! – взмолилась Оцу.

Дзётаро поупрямился, но, как только у Оцу на глазах блеснули первые слезы, сразу же отдал письмо.

– Возьми! Притворяешься, будто не хочешь видеть Мусаси, а сама дрожишь от нетерпения при виде его письма.

Оцу наклонилась к лампе, руки ее дрожали. От лампы, словно предвещая счастье, струился яркий и ровный свет. Тушь переливалась всеми цветами радуги, слезы на глазах Оцу сверкали яркими алмазами. Неожиданно для себя Оцу перенеслась в мир радостных грез. Она вспомнила строки из знаменитого стихотворения Бо Цзюйи, в котором отлетевшая душа Ян Гуйфэй ликует, получив весточку от возлюбленного, убитого горем императора.

Оцу несколько раз перечитала письмо. «Надо торопиться, он ждет нас!» – подумала она.

Оцу поспешно начала собираться в дорогу. Она написала записку с выражением глубокой благодарности владельцу домика, монахам Гинкакудзи, всем, кто заботился о ней. Собрав вещи, Оцу вышла за ворота. И только в этот миг обнаружила, что Дзётаро нет рядом. Обиженный мальчик неподвижно сидел в комнате.

– Поторопись, Дзётаро!

– Ты куда-то собралась?

– Почему ты сердишься?

– Любой бы разозлился на моем месте. Всегда думаешь только о себе. Что за секреты в письме Мусаси? Ты даже его не показала мне.

– Прости! – извиняющимся тоном ответила Оцу. – Конечно, прочитай.

– Теперь мне неинтересно.

– Не упрямься! Прекрасное письмо, первое от Мусаси. Он впервые позвал меня на встречу. Никогда в жизни не была так счастлива. Перестань дуться, пойдем в Сэту, прошу тебя!

Дзётаро угрюмо молчал до перевала Сига, потом, сорвав с дерева лист, начал насвистывать модную песенку. Свист был единственным звуком, нарушавшим ночную тишину.

– В коробке сладости, которые господин Карасумару прислал позавчера, – сказала Оцу, чтобы уладить затянувшуюся ссору.

Дзётаро промолчал до рассвета. Облака над перевалом порозовели.

– Не хочешь отдохнуть, Оцу? – заговорил мальчик.

– Немного. Мы все время шли в гору.

– Сейчас станет полегче. Смотри, озеро уже видно.

– Да, Бива. А где Сэта?

– В той стороне. Мусаси не может быть там в такую рань.

– Не знаю. Мы доберемся туда пополудни. Посидим.

– Вон на тех поваленных деревьях, – согласился Дзётаро. К нему вернулось хорошее настроение.

Дым от очагов поднимался в утреннем воздухе, как столбы пыли с поля битвы. Туман укрыл пространство от озера до города Исияма, а улицы города Оцу уже освободились от пелены тумана. Мусаси остановился и неторопливо огляделся, испытывая радость от возвращения к людям.

По дороге сюда он выбрал для спуска склон Бидзодзи у Миидэры. Он гадал, каким путем пойдет Оцу. Ему хотелось встретиться с ней по пути, но потом он отказался от такого намерения. Женщина, относившая письмо в Киото, сообщила, что в доме Карасумару Оцу нет, однако послание будет ей доставлено, значит, она получит письмо только вечером. Некоторое время уйдет на сборы, так что Оцу сможет отправиться в дорогу только утром.