— Ничего, — равнодушно ответил Сухов. — Вообще, то, что вы живы и здоровы, а не плывёте по Темзе с перерезанным горлом, сочтите за мой каприз.

— Скажите лучше, — криво усмехнулся Жербье, — что я вам мешаю! Готов биться об заклад, что здесь, в Лондоне, вы выдаёте себя за другого!

— Возможно, — улыбнулся Олег. — Но вы бы лучше не показывали своей осведомлённости и смётки, ведь это делает вас более опасным, а стало быть, подвергает большему риску. А я, будучи в дурном расположении духа, могу и передумать, решить, что убить вас — это более целесообразно. Впрочем, лучше будет отбить ваше желание бежать, внушив надежду на лучшее. А она есть, ибо я не хочу вашей смерти.

— Почему?

— Потому что незаменимых шпионов нет, а вот художника заменить некем.

Кивнув на прощание, Сухов покинул художника-шпиона и запер дверь «камеры».

Рядом на лестничной площадке стоял Быков и любовался городским пейзажем, открывавшимся за окном.

Хотя правильнее было бы назвать его загородным, ибо Глассхаус-стрит, по сути, находилась на окраине Лондона, дальше расстилались поля и пастбища, виднелись редкие рощицы и одинокие фермы. Околица.

Яр заметил друга и улыбнулся.

— Какие планы на вечер? — поинтересовался он.

— Большие. Надо хорошо поужинать. А на завтра мне назначена аудиенция у короля Англии.

— Привет ему от меня.

— Передам обязательно. Пошли, перекусим.

И они пошли.

Уайтхолльский дворец, резиденция английских королей, был воистину громаден — полторы тысячи комнат и залов!

Самый большой дворец в мире, однако. Шибко большой — до многих помещений у прислуги руки не доходили — или росли не оттуда. Срамота, конечно, но в некоторых тёмных коридорах ощутимо воняло мочой, а кое-где роскошная обивка стен сгнила и разлезалась от лёгкого касания.

Заблудиться здесь было нечего делать: этажи, переходы, анфилады комнат, дворы для игры в мяч и петушиных боёв составляли мудрёный лабиринт со множеством тупиков, в котором постоянно нарушались правила симметрии и начатки здравого смысла.

Иной раз, чтобы попасть в зал по соседству, нужно было одолеть длиннющий коридор, подняться этажом выше, протопать крытой галереей, а потом снова спуститься по лестнице.

Зато всё было богато, с размахом: лепнина, позолота, драгоценные гобелены, полотна Ван-Дейка, Тициана, Веронезе, Корреджо…

Тут даже лакеи представляли собою образчики безвкусной, чисто купеческой пышности, по принципу: «Чем дороже, тем красивше».

К Уайтхоллу вела Королевская улица, которую прозывали Гнилой, уж больно слякотна была. Даже сухим летом здесь можно было увязнуть. Или шлёпнуться в грязь да наслаждаться лягушачьими хорами.

Королевская улица тянулась от Вестминстера до переправы Хорс-Ферри, где кареты переправлялись на южный берег Темзы, а неподалёку возвышались хоромы Уайтхолла. Здесь-то и проживал король Англии, здесь он царствовал и правил, обходясь без шумного и несносного парламента.

Через Гольбейновские ворота Олег попал в обширный двор, где разодетые конюхи, надменные, как принцы крови, приняли под уздцы лошадей — его и лорда Холланда.

Заметив гостей, к ним неторопливо направился важного вида вельможа. Он не шёл, а ступал, картинно отставляя трость и потея под париком, только-только входившим в моду.

— Вы видите перед собой достопочтенного Уильяма Герберта, — негромко сказал Рич Олегу, — графа Пемброка, лорда-стюарда.[86] Когда парламент негодовал, честя герцога Бэкингема, всю эту свору науськивал сэр Уильям. Но это между нами.

Сухов кивнул, делая зарубку на память.

Лорд-стюард приблизился и величественно кивнул Холланду.

— Позвольте вам представить господина Северуса Снейпа, — проговорил Генри Рич. — Сэр Северус, сэр Уильям.

— Весьма польщён знакомством, сэр Северус, — поклонился Герберт. — Прошу вас следовать за мной. Его величество примет вас в Голубом зале.

Олег слегка поклонился и последовал за важно шагавшим лордом-стюардом. Когда он оглянулся на Холланда, тот дружески помахал ему — не тушуйся, дескать.

Войдя под гулкие и прохладные своды галереи, Герберт покосился на Сухова.

— Позвольте вас спросить, сэр Северус, — молвил он. — Давно ли вы дружны с его светлостью герцогом Бэкингемом?

Олег тонко улыбнулся и как можно непринуждённей ответил:

— Думаю, необходимо отделять дружбу от службы, достопочтенный сэр Уильям. Я служу герцогу из чувства долга, но дружить с его светлостью считаю ниже своего достоинства.

— О! — мигом оживился до этого чопорный лорд-стюард. — И почему же?

— Хотя бы потому, что я воин, а полководец из герцога, мягко говоря, никудышный. Он годен в царедворцы, но к политике его и близко нельзя подпускать. Его светлость храбр, да вот только горяч не в меру — как мальчишка, право, и столь же неопытен. Прошу прощения за солдатскую прямоту, сэр Уильям, но уж такова моя природа — не терплю вранья.

— Понимаю, понимаю, — задумчиво проговорил Герберт. — Признаться, я и сам известный недруг его светлости. И это не тайна даже для государя. Жаль, очень жаль, что его величество попал под обаяние Джорджа Вильерса, забыв о прежней неприязни к этому фавориту старого короля.

Сухов внимательно посмотрел на вельможу. Лорду-стюарду шёл пятый десяток, положение его было крепко, поэтому он не выказывал обычного для придворных опасения наговорить лишнего. Кто он — и кто какой-то Снейп? А может, граф Пемброк решил использовать «сэра Северуса» в личных целях? Ну это мы ещё увидим, кто кого использует.

— Клянусь честью, — вздохнул Олег, — иногда я даже позволяю себе крамольные мысли. Ах, думаю, если бы при дворе нашёлся достаточно энергичный человек, который не одними словами убедил бы короля, что его светлость приносит только вред, а доказал бы делом — разумеется, тайно! Скажем, стал бы втихомолку мешать поползновениям Бэкингема, ставить ему палки в колёса, оттягивать выход эскадры лорда Холланда…

— Попахивает изменой, — прищурился граф Пемброк.

— Да! — горячо воскликнул Сухов, прижимая пятерню к груди. — Верно! Но это было бы во благо Англии! Сколько бы тысяч фунтов осталось в казне не растраченными, сколько сотен солдат и матросов сохранили бы свои жизни!

И потом, разве сам герцог не нарушил приказ короля? Ему же было строго наказано: если ларошельцы не пожелают принять от него помощи, уходить. Но его светлость остался! Для чего? Его доводы казались несерьёзными всему христианскому миру! — повторил Олег замечание Ришелье. — Я понимаю, что не должен этого говорить, но пусть Господь простит меня, ибо слова мои от чистого сердца.

— Понимаю, понимаю, — медленно проговорил Герберт, но вдруг встрепенулся и заговорил жёстко: — Однако его величеству не пристало слушать подобное!

— Его величеству, — улыбнулся Олег, — я скажу то, что придётся по нраву любой венценосной особе.

Лорд-стюард кивнул и провёл Сухова к огромным дверям из орехового дерева, отделанным слоновой костью. Два громадных гвардейца, стоявших на часах, молча отшагнули, позволяя войти.

Первым в дверь проскользнул граф Пемброк и низко поклонился королю, который стоял у окна, выходившего на поле для рыцарских турниров.

Карл I был довольно молод, сухощав и хорош собой.

— Рад видеть вас, господин граф, — кивнул он лорду-стюарду.

Говорил его величество с трудом из-за дефекта дикции. По сигналу Герберта Олег переступил порог Голубого зала и отвесил низкий поклон, сняв шляпу и коснувшись полями блестящего паркета.

— Нижайше приветствую ваше величество, — сказал он.

— Ага! — улыбнулся король. — Стало быть, вы и есть тот самый Северус Снейп, о коем уведомил меня лорд Холланд?

— Да, ваше величество…

Карл мелко покивал, отошёл к большому креслу и с удобством уселся.

— Можете быть свободны, Уильям, — с оттенком нетерпения велел он.