Значит, подходить с подветренной стороны, перехитрить зверя. Ага, откуда ветер? Охотник послюнявил палец, поднял его. Удача: ветер дул со стороны зверя! Вперед, вот он, след, протянулся к одинокой сосне! Охотник пошел не прямо по следу, а чуть стороной. Обошел валежину, обогнул канаву, вот она, сосна. Ну, теперь глядеть в оба!

Обходя сосну, он был готовым ко всему. Шаг, еще шаг, ну где же ты?

И тут кто-то рявкнул. Над головой, в гущине веток, что-то мелькнуло в воздухе и обрушилось вниз. Отскочить охотник не успел…

Что-то обрушилось на спину охотника. И что-то холодное, острое — за шею. Охотник отпрянул…

— Чак-чак! Чак-чак-чак! — это сверху.

Глыба снега упала прямо за воротник. В ветках мелькало что-то серое, длинное, огромное. Ну, не очень огромное, но и не маленькое. Скакало с ветки на ветку, дымчатое, два злых глаза. И хвост. Хвост больше самого зверя.

Два черных глаза, как шило, буравили охотников: уходите! Хвост, как сабля, сечет воздух: уходите прочь!

Это белка. В городе тоже есть белки,нотам другие белки. В городе они не нападают. И не ! сбрасывают холодные сугробы снега. Это лесная, ‘дикая белка. Тигриная белка. Если бы не оружие, она бы напала. Может быть, это хищная людоедка, которая нападает на безоружных.

Ну, раз война — то война. Палки в снег — это подсошки. Ствол на палки, чтобы целиться.

Вот — голова с ушками-кисточками на ружейной мушке, палец на спусковом крючке! Нажать, выстрел — и нет тебя!

Но сидело на ветке и глядело вниз белое, дымчатое, с пушистым хвостом. И не такое уж большое. Даже маленькое. Уши с кисточками. Глаза — угольки. И мигают! Наклонит голову, поглядит и мигнет. И почему она не боится ружья? Оно же двуствольное!

Голова белки на мушке. Смертоносные стволы наведены прямо на нее. Она все видела и вдруг села… и стала тереть глаза передними лапами… Она умывалась! Сначала левый глаз потерла, потом, послюнявив лапку, — правый. И вдруг задней ногой почесала себя за ухом!

— Она умывается, — растерянно сказал он.

— Как видишь, — ответил отец. — Ты ведь тоже умываешься.

Значит, она умеет умываться?! Странно, дикая, хищная белка, а мигает и умывается!

— Она серая, как мороз, — сказал он отцу. — Только она глупая, потому что не боится ружья.

— Может быть, не надо в нее стрелять? — сказал отец. — Пусть живет себе на здоровье.

Конечно, пусть живет. Хотя она и дикая, свирепая белка и сбрасывает на охотников снег.

— А не свериться ли нам еще раз с картой, начальник? — сказал носильщик. — Мне показалось, мы опять здорово отклонились от курса, пока охотились. И идем не туда.

— Мы идем туда, — ответил начальник экспедиции. — И не отклонились, а изменили курс.

— Хорошо, если так, — успокоился носильщик. — А какой у нас теперь курс?

— Востоко-запад.

— Востоко-запад? Наверное, ты хотел сказать — северо-северо-запад? Потому что такого курса — востоко-запад — не бывает. Это все равно, что сразу идти туда и обратно.

— Ну да, я так и хотел сказать: северо-северо-запад. Как ты догадался?

— Ну… подумал и догадался. А почему экспедиция изменила курс?

— Потому что пойдем неизвестным курсом, будем идти, идти и вдруг — неизвестная гора. Или вулкан. Или великая неизвестная река.

— Понятно: экспедиция изменила курс, чтобы сделать великое географическое открытие.

Конечно, открытие] Потому что какая же это экспедиция, если она ничего не открыла или ни с кем не сразилась? Раз путешествие, то обязательно сражения и разные приключения. Это если сидеть дома, то ничего не бывает. Какие приключения у Тимофея из девятой квартиры? Разве что упадет и нос расквасит.

Впереди красивая дуга-арка: старую березу согнуло до самой земли, и получилась арка. А из ее сучьев по верху выросли молоденькие березки — целая аллея на старой березе-арке!

Под аркой сделали короткий привал, попили из термоса чай, и опять в путь курсом на северо-северо-запад. Но никакого географического открытия пока почему-то не было. Ни реки, ни водопада, ни поселения первобытных людей.

— Географические открытия каждый день не делаются, — сказал носильщик. — Не пора ли нам снова взять курс на Березовый лог?

— Нет, — твердо решил начальник экспедиции. — Сначала сделаем открытие.

Приказ есть приказ. Экспедиция двинулась дальше. И вдруг лес расступился. Перед взором путешественников открылось заснеженное пространство. Очень далеко синела стена леса, а у ног дыбились лохматые кочки. Много кочек, они были как лохматые рыжие головы, которые росли прямо из земли.

— Это великая пустыня, — сказал начальник экспедиции. — А ты говорил: ничего не откроем. Вот видишь, открыли. Я занесу пустыню на карту.

— Можешь занести, только это совсем не пустыня, — сказал носильщик. — В лесу пустынь не бывает. Это замерзшее болото.

— Ну да, это не пустыня, — согласился начальник экспедиции. — Это великое лесное болото. Мы дадим ему, знаешь, какое название? Великое болото Кабанья голова.

— Почему Кабанья голова? — удивился носильщик. — Так болота не называют.

— Тут жили дикие кабаны. Очень давно. Это древнее болото.

Посреди древнего болота темнел островок, на нем рос рябиновый куст. Даже не куст, а целая рощица, и там было что-то живое. Что-то двигалось, птицы или кто еще — трудно разглядеть — островок далеко синел, посреди пустыни. Бинокль! Нет бинокля! Почему нет бинокля? Ладошки трубочками — и прекрасно видно! На рябине много-премного птиц! Сто или двести. Целая стая. И все с хохолками. У каждой птицы красивый хохолок, как шапочка.

Когда подошли ближе, птицы ничуть не испугались охотников. Они ели ягоды, грелись на солнышке, й все были красивые. Шубки зеленые, хохолки-шапочки светло-серые, а в крыльях — золотые перышки. И в хвостах тоже золотые и малиновые перышки, и, когда птицы, перелетали с сучка на сучок, от крыльев и хвоста сыпались малиновые искорки.

— Это жар-птицы Кабаньего болота, — сказал начальник экспедиции. — Видишь у них золотые перышки в крыльях? Искорки от крыльев летят. Ты видел?

И носильщик видел! Целая стая маленьких жар-птиц, и они живут только на Кабаньем болоте!

— И едят рябину, — согласился носильщик. — А знаешь, как их зовут? Свиристели. Прислушайся, как они переговариваются между собой.

— Цвирь-цвирь-цвирь! — слышалось в глубине рябиновых кустов. Чистый тоненький перезвон, будто родник журчит по камням.

— Цвирь-цвирь-цвирь, — попробовал заговорить с птицами начальник экспедиции на свиристельем языке. — Вы нас не бойтесь. Мы путешественники, мы идем в Березовый лог. Мы идем к луне… Вы нигде не видели старичков-лесовичков с кошелками?

Птицы смолкли, слушая охотника, наверное, удивились, что он знает птичий язык. Некоторые даже перепорхнули ближе, но вдруг вся стая, будто ее ветром сорвало с кустов, взвилась в небо и зеленым торопливым облачком кинулась к дальнему лесу.

Охотник растерянно оглянулся: что случилось? Кого испугались свиристели?

Что-то белое стремительно косо падало сверху, настигая испуганно спешащих птиц, вот-вот врежется в стаю. Слышался свист, на свиристелей падала похожая на белую молнию большая птица!

Это был лунь. Он взмывал вверх и снова падал на стаю, свиристели кидались врассыпную, облачко их то распадалось, то собиралось вместе. «Цвирь-цвирь!» — слышалось испуганное, удаляющееся. Скорее, скорее к лесу! Еще нападение, еще! Лунь, треща клювом, рубил воздух крыльями, белой молнией метался среди стаи.

Еще страшный бросок — одна свиристель метнулась в сторону, отстала, и лунь с разбойничьим свистом погнал ее обратно, все дальше от спасительного леса… Каждым взмахом крыльев он прижимал ее к земле, и уже протягивал жадно растопыренные когти…

— Аяй! — кричал охотник. — Не трогай ее, она тебе ничего не сделала. Уходи отсюда…

Охотники топали ногами, кричали, ах, как хотелось помочь мечущейся в страхе птице, но все ближе белая стремительная тень, вот она, настигает… настигла! Бросок и… когти сомкнулись, охватили птицу. Скомканы, сломаны зеленые крылья, и тотчас погасли золотые искорки, сыпавшиеся из них в полете…