— Що у тэбэ? — Якименко вошел в комнату. — Я тут со списком задержался. Пора домой!

Зина прикрыла свою дверь и взяла в руки томик Шевченко. Вот тяжело прошагал Якименко, хлопнул входной дверью. В соседней комнате послышались шорохи. Осторожное движение. Ушел второй. Кто? Зина в темноте не различила уходившего. «Нужно бежать к Тиме в ЧК!» — решила она, наскоро запирая библиотеку. Оглядываясь, спустилась по ступеням на улицу. Теплый воздух окутал ее. В вышине мерцали звезды. Вот одна покатилась по небу, искрами рассыпалась на горизонте.

За поворотом, где улица уходит к центру поселка, из-за акации надвинулся мужчина и потной ладонью зажал рот Зины. Второй мужчина ударил под ребро, и девушка задохнулась. Ее потащили в огород. Через грядки унесли к ставку. Передохнули. А затем под вербами, тихо склонившимися над водой, по-волчьи ступали убийцы. За околицей кинули Зину на траву. Девушка очнулась, пыталась подняться. Но рванули толстую косу, закрутили ее вокруг шеи. Били коваными сапогами.

— Тихо! — остановил один убийца. Прислушались, засев в густом бурьяне.

В отдалении гукал паровоз. Виднелись слабые огоньки станции. В заброшенных развалинах кирпичного завода стонал филин. Высокий мужчина вынул из-за пояса топор. Снова прислушались. На краю поселка девчата пели про коханую, обманутую чернобривым парубком, про калину, шо стояла в луге, при дороге…

Гыкнув, мужик опустил топор. Остановилось сердце комсомолки.

Затолкали труп в мешок. Трусливо озираясь и держась за углы мешка, отнесли его в руины. Забросали битым кирпичом. Спустились к ставку и сполоснули руки…

Не сразу хватились Зины. Лишь на вторые сутки знакомые девчата всполошились: где Очерет? Побежали в депо, в клуб. В библиотеке книжки на полках, хустка на подоконнике. И в паровозном депо никто ничего не пояснил. Может, в Никополь к родителям уехала?..

— Не могла она это сделать! — Морозов переживал, заподозрив неладное. Распорядился перевернуть все Долгушино, а Зину найти. Бижевичу сказал:

— Она выполняла мое задание. Без разрешения не имела права покинуть боевой пост.

— Твоя беспечность, товарищ Морозов!

Но Тимофею Ивановичу и без того тошно: не уберег такую славную дивчину!

В ночь арестовали главарей подпольной националистической организации «За самостийную Украину».

— Взять всех! — неистовствовал Бижевич.

— Одураченных не стоит! — твердо возразил Морозов.

Бижевич вызвал по телефону Платонова и докладывал:

— По делу взяты под стражу: начальник станции Долгушино Осликовский Вацлав Казимирович, его заместитель Коваль Супрун Иванович, слесари паровозного депо Рыбченко Тимофей Иванович, Крученый Анисий Ефимович, машинист Якименко Петр Захарович, бывший член петлюровской Центральной рады. Нужно еще сажать, Федор Максимович, но Морозов либеральничает… Передаю ему трубку.

Морозов стал доказывать, что следует ограничиться разъяснительной работой о контрреволюционной сущности организации…

Платонов перебил его:

— Бижевич прав! Арестуйте всех, а потом разбирайтесь. Излишняя мягкость опасна, Тимофей Иванович. Вы знаете, что банду Тютюника лишь частично оттеснили за Збруч.

В наступившую ночь чекисты отправили в тюрьму еще тридцать человек. И все же Морозов остался верен себе: он вдумчиво расследовал вину каждого арестованного и попавших по недоразумению отпускал на волю.

Ведущие националисты признались в антисоветской пропаганде, в саботаже, в подрывной деятельности на железнодорожном узле. Именно Осликовский и Коваль были наводчиками банды Черного Ворона. Они передали Войтовичу график движения поездов и снабдили его мандатом на имя Пащенко Бориса Федоровича.

А вот где Зина Очерет, никто из арестованных не признался. Однако и Морозов, и Скрипченко, и новый завхоз клуба — помощник чекистов были твердо уверены: исчезновение девушки — дело рук националистов!

Тимофей Иванович вместе с чоновским активом осмотрели каждый уголок в поселке. Никаких признаков! Только в доме Коваля чекист Скрипченко наткнулся на сапоги с подковами. При внимательном осмотре в изгибе кожи обнаружили капельку крови.

На очередном допросе Морозов неожиданно достал из-под стола этот сапог.

— Ваш?

— Мой.

— А это что? — Тимофей Иванович ткнул пальцем в изгиб.

Коваль подскочил, как ужаленный, в ужасе закричал:

— Это он!

— Кто он?

— Якименко!.. Вин рубив… Заставил нести…

Откопали из кирпича останки Зины Очерет. Комсомольцы железнодорожного узла на плечах пронесли гроб через весь городок. Паровозы пели ей прощальную песню. Трижды прозвучали залпы из винтовок — с воинскими почестями хоронили отважную комсомолку. И пирамидку со звездой наверху, как бойцу, поставили.

Долгушинский железнодорожный узел стал работать без перебоев.

Морозову и его помощникам коллегия губчека объявила благодарность.

Бижевич, уезжая в Сечереченск, предупредил Морозова:

— Манеры кисейной барышни вас погубят!

— Побачим, Юзеф Леопольдович.

В станционное отделение ЧК пришел новый завхоз клуба — котельщик с острыми глазами. Сипло откашлялся. Морозов понял его по-своему и подал папиросу. Но котельщик наотрез отказался.

— Ослобоните меня. Не гожусь в чекисты! Не отвел смерть от такой дивчины!.. Колы побачив ихнее сборище в клубе, треба було не покидать ее одну. Эх, задним умом умные!..

Уговоры не помогли: мастеровой вернулся в свой котельный цех паровозного депо.

Наступили годы новой экономической политики. Перешедшая на мирные рельсы Страна Советов укрепила свои командные позиции в народном хозяйстве, хлопотала о тесной смычке города и деревни.

Настала пора изменить направление в работе чекистов. Контрреволюционеры и внешние враги, не одолев пролетарское государство в открытых боях, пустили в ход тайную антисоветскую агитацию, диверсии, шпионаж, искусственно разжигали недовольство среди населения, вредили и поощряли крупную спекуляцию.

6 февраля 1922 года Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) была реорганизована в Государственное Политическое Управление (ГПУ) Наркомата внутренних дел; в сентябре 1923 года, после образования Советского Союза, — в Объединенное Государственное Политическое Управление СССР — (ОГПУ).

В жестоких битвах с врагами погибли многие славные чекисты. Оставшиеся на боевых постах закалились, приобрели опыт. Но вот грамота у них — дважды два четыре!

— Было время, когда мы только своей большевистской преданностью и чекистской храбростью побеждали контрреволюцию, а теперь к этому нужно добавить отличное знание дела и хорошее образование — говорил Феликс Эдмундович Дзержинский. По его указанию были открыты дополнительные чекистские школы и краткосрочные курсы — цвет ВЧК пошел учиться.

И в нашем отделе оперативные работники усиленно занимались самообразованием. Бижевич и Васильев закончили экстерном семилетку. Юзеф Леопольдович поступил на рабфак. Мы с Никандром Фисюненко «добивали» техникум.

Новый курс ленинской партии нарушал тайные планы политических авантюристов и главарей белого движения. Они сопротивлялись.

Паразитирующий элемент шел в атаку: ростовщики, торговцы наркотиками, аферисты, воры, грабители, содержатели притонов, перекупщики золота и драгоценностей… Народная милиция имела полную нагрузку. Борьба с вражескими проявлениями не прекращалась ни на минуту. Крупные уголовные дела, связанные с валютными операциями и экономическими диверсиями, сотрудники ГПУ брали на себя.

С большим трудом выкраивали мы редкие часы на учение. Но выкраивали, потому что знали: в новых условиях лихим наскоком с оголенной шашкой дело не поправишь!

Почти все мои товарищи по ЧК женились. Первыми поженились мы с Аней Лебедевой. Это случилось 8 мая. Нам выделили комнату напротив вокзала. К тому времени меня назначили заместителем начальника отделения ГПУ. Через три месяца стал семьянином Тима Морозов. А уж на свадьбу Васи Васильева многие чекисты пришли с женами.