— Вам не сюда, — остановил комендант. — Выйдете во двор — вторая ячейка в пристройке к гостинице.

Голограмма улыбнулась, развела руками и растаяла в воздухе.

Аудиенция окончена, понял я, и меня разобрала злость. Не люблю, когда начинают темнить. Я решительно шагнул к двери, наступил на устюпенду, поскользнулся и растянулся на полу.

Первой моей реакцией был испуг. Не за себя, за устюпенду. Не знаю, что полагалось за раздавливание инопланетного существа, но вряд ли что-то хорошее. Однако ничего страшного с устюпендой не произошло. Хлипкое с виду медузообразное существо обиженно пискнуло, отлетело, как мячик, к стене, где и замерло, осуждающе моргая.

— Под ноги смотреть надо, — раздался из пустоты укоризненный голос коменданта.

— А нечего под ногами шастать, — проворчал я, поднимаясь.

— Устюпенде ничего не будет, — вздохнул невидимый комендант, — а вот вам... Не ушиблись?

— Ушибся! — гаркнул я, распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Дурдом полный. Пальцем не тычь, ногами не наступай... Дышать здесь можно?!

— Дверью, пожалуйста, не хлопайте, — вежливо попросил голос коменданта.

Из принципа я хотел так грохнуть дверью, чтобы она слетела с петель, но вовремя одумался и аккуратно притворил ее. Хватит с меня необдуманных экспериментов. Кто знает, чем очередная выходка обернется? Эффект может оказаться похуже тычка пальцем в голограмму.

Я покосился на радужную пристройку, и мою воинственность как ветром сдуло. Входить в полупрозрачную, ритмично колеблющуюся полусферу, казавшуюся живой, дышащей, страшно не хотелось. Иона я, что ли, чтобы лезть в пасть какой-то инопланетной твари, словно внутрь кита? Вдруг переварит и спасибо не скажет?

Круглые отверстия диаметром около двух метров были затянуты мутной пленкой, а возле каждого отверстия мигали огоньки. Один, два, три... Ага, понятно, отверстие с двумя огоньками — вторая ячейка.

Вид у ячеек, мягко сказать, был непривлекательный. Мерцающие стенки лоснились, как бока кашалота, а прикрывающая вход мутная перепонка напоминала рыбий пузырь, за которым начиналась серая мгла. Ни к селу ни к городу вдруг вспомнилось, что слово «тварь», которое в наше время приобрело исключительно бранное значение, на самом деле образовано от высокопарного «творить». Дословно «божья тварь» — земное существо, творение Создателя. Но в том-то и дело, что эта тварь не имела никакого отношения к божьим созданиям. Если вообще была тварью.

Наученный горьким опытом, я осторожно потрогал пальцем мутную перепонку. Перепонка прогнулась, как самый настоящий рыбий пузырь, но прикосновения к пальцу я не ощутил. Только видимость. У каждой ячейки трава была притоптана, и я понял, что в это чудо инопланетной бионики захаживали, и не единожды. Быть может, это такой инопланетный дом, который питается не самими людьми, а их естественными отправлениями, потовыми выделениями? Читал я у кого-то из фантастов о таком симбиозе. Что ж, раз советуют, надо идти.

И я шагнул в ячейку.

Мутная перепонка визуально, но абсолютно неощутимо прогнулась подо мной, а затем рывком прыгнула за спину, и я очутился в полутемном коридоре. Над головой зажегся свет, и я сразу понял, где нахожусь. Это был тот самый бесконечный коридор фешенебельной тюрьмы, в которой меня собирался содержать Иванов.

Ближайшая дверь распахнулась, из нее вышел давешний санитар-надзиратель.

— Добрый день, Денис Павлович, — поздоровался он.

Я неопределенно повел головой. Ишь, каким вежливым стал, а где же «Лицом к стене!», «Руки за спину!»?

— Прошу следовать за мной, — предложил санитар, так и не дождавшись от меня приветствия. Он развернулся и, нисколько не заботясь, что демонстрирует мне спину, пошел по коридору.

Я направился следом. А что оставалось делать, не бить же его по голове? Случись такое вчера, то, может быть, и решился.

Когда я вошел в кабинет Иванова, он встал из-за стола и поспешил навстречу с радушной улыбкой, будто к старому доброму знакомому, но глаза при этом оставались холодными.

— Здравствуйте, Денис Павлович!

Я не ответил, руки не подал, кажется, это его нисколько не смутило.

— Кофейку не желаете?

Я не стал спешить с ответом и придирчивым взглядом обвел кабинет. Со вчерашнего дня здесь ничего не изменилось, разве что на журнальном столике появился кофейник и пара чашек.

— Скромно сегодня принимаете, — сказал я. — А где коньячок с артишоками?

Улыбка исчезла с лица Иванова, он отошел к столику, налил себе кофе.

— Присаживайтесь, — предложил он, садясь в кресло. — Разговор намечается долгий.

В этот раз я тоже сел в кресло, однако к кофейнику не притронулся. Несмотря на предупреждение о долгом разговоре, снимать куртку не стал, только расстегнул ее, а шапку бросил на диван.

Иванов осуждающе посмотрел на куртку, но, наткнувшись на мой непримиримый взгляд, ничего не сказал.

— Вчера вы были рядовым гражданином, — начал он и пригубил кофе, — который, как мы предполагали, случайно попал в сферу наших интересов. В таких случаях мы проводим либо вербовку, либо выбраковку.

От его слов на душе заскребли кошки, но я переборол себя и выдавил, надеюсь, ироничную улыбку.

— Слышал уже, а какое это имеет отношение к коньяку и артишокам? Утром, знаете ли, позавтракал только яичницей.

— Самое прямое. Вербовка проводится по методу «кнута и пряника». Жестко демонстрируется, насколько серьезная у нас организация, и одновременно ведется разговор о том, какие возможности открываются перед сотрудником.

Прозрачный намек, что у меня был легкий завтрак, он— открыто проигнорировал, и я понял, что кормить меня здесь не собираются.

— Выходит, мой статус поменялся?

— Выходит, поменялся, — поморщился Иванов.

Похоже, изменение моего статуса ему не нравилось.

— И кто же я теперь?

Иванов отпил из чашки, смакуя, пожевал губами.

— Посредник, — сказал он, глядя мне в глаза. Ничего хорошего его взгляд не обещал.

Чтобы не ляпнуть что-нибудь невпопад, я все-таки взял кофейник, налил себе кофе, отхлебнул. Кофе оказался выше всяких похвал, но мне сейчас было не до гурманских ощущений.

— И с чем это связано? — осторожно поинтересовался я.

— С тем, что объект вышел с вами на контакт.

Иванов продолжал сверлить меня взглядом. Куда только подевалось его добродушие, с которым он встретил меня на пороге кабинета. Словно входил к нему закадычный друг, а пил кофе заклятый враг.

— А вас он, выходит, игнорирует... — тихо сказал я.

— Да, — неожиданно легко согласился Иванов.

Я залпом допил кофе и налил еще. Руки дрожали, и. наливая, я плеснул на столешницу. Иванов посмотрел на лужицу, на мои руки, но промолчал.

Вот, значит, как... Осознание, что я превратился для «Горизонта» в ключевую фигуру, выбило меня из колеи. Хорошо, что сидел, а не стоял. Теперь, значит, со мной будут носиться как с писаной торбой... Откроются блестящие перспективы...

Я отпил кофе и взял себя в руки. Какие к черту блестящие перспективы?! Размечтался... Единственной светлой перспективой было то, что останусь при своем рассудке. Впрочем, исходя из вчерашних предпосылок, это тоже немало. Но, судя по выражению лица Иванова, на этом и все. Семь шкур спустит, а своего добьется.

— Значит, вы хотите, — растягивая слова, начал я свою игру, укладывая пробный камень в оборонительный редут, — чтобы я стал посредником между...

— Между нами и объектом, — закончил за меня Иванов.

Спасибо, что закончил, а то я не знал, как обозвать Буратино. Называть по имени сказочного деревянного человечка как-то несерьезно для серьезной организации.

— И в чем будут заключаться мои функции?

— Ваши функции... — поморщился Иванов, глубоко вздохнул и неожиданно закончил: — Без ограничений.

Словно бульдозером прошелся по возводимым мной оборонительным сооружениям, в порошок размолов пробный камень. Хорошо, что не танком.

— Вы вправе действовать, как вам заблагорассудится. Все должно быть подчинено одной цели — склонить объект к сотрудничеству с нами.