Она уже танцевала на дворцовом балу. Это было волнующее событие, хотя других кавалеров, кроме пожилых придворных и двух сыновей советников ее отца, у нее не было. Все-таки Тора наслаждалась и первым взрослым бальным нарядом, и прекрасной музыкой, и великолепной бальной залой, украшенной сияющими люстрами и морем цветов.

Живописная толпа мужчин в парадных мундирах и женщин в пышных кринолинах произвела на нее глубокое впечатление.

Тогда Тора еще не знала, что кринолин вот-вот отойдет в прошлое. Ему на смену пришли турнюры. Уже на следующий год новые наряды княжны заставляли ее чувствовать себя так, словно она стоит на носу корабля, который плывет по волнам к далекому горизонту. К сожалению, ей редко приходилось надевать эти нарядные туалеты.

Родители Торы не спешили начинать вывозить дочь. Ее светский дебют должен был состояться через месяц. Теперь намерение короля жениться на ней, заставляло девушку думать, что за первым выходом в свет сразу последуют свадебные торжества.

До этого мать составляла список подходящих женихов из всех соседних королевств, намереваясь пригласить всех старших сыновей монарших семейств погостить у них во дворце. В их числе были кронпринцы Богемии, Хорватии и Далмации, Тироля и Венгрии…

— Они не женаты, — говорила ее мать, просматривая свой список, — и были бы оскорблены» если бы мы не пригласили их. Надеюсь, милое мое дитя, что за этим последует ответное приглашение. Тебе будет полезно познакомиться с другими дворами! Многие коронованные особы состоят с нами в родстве — ближнем или дальнем.

Все это звучало так заманчиво, а король Радел в один момент все испортил. Через две недели он явится в Радослав и увезет Тору в свою Салону.

«Я его ненавижу, ненавижу!»— мысленно воскликнула она, сама ужасаясь силе этого чувства.

Стараясь отвлечься от мыслей о будущем, Тора попыталась поговорить с возчиком о тех местах, мимо которых они проезжали. Однако он оказался человеком замкнутым и молчаливым. А может, он просто привык к своим одиноким поездкам и разучился вести беседы. Как бы то ни было, он не проявлял никакого интереса к попыткам Торы разговорить его.

Тогда она стала молча любоваться щедрой и прекрасной природой. Долины были усыпаны цветами, кое-где их прорезали ручьи и речки, которые серебрились в солнечных лучах. Виноградники и поля пшеницы, которая еще не начала поспевать, волновались вокруг.

В полдень они остановились, и возчик вручил Торе пакет, сказав, что его приготовил профессор. В пакете оказались свежие булочки с ветчиной и сыром и маленькие шоколадные кексы. Это лакомство Симонида пекла специально для профессора, который очень любил такие кексики. Там же оказалась небольшая бутылка лимонада.

Торе показалось, что вежливость требует пригласить возчика разделить с ней трапезу. Но, когда она предложила ему поесть вместе с ней, он только покачал головой и уселся в стороне. Раскурив трубку, он задумчиво глядел на небольшую речку, где плескалась рыба.

А Тора смотрела на горы, которые отделяли ее от той страны, которой ей предстояло править, если она выйдет замуж за короля. Ей вспомнилось, как часто она сравнивала вершины гор и свои собственные стремления. Она так надеялась, что они осуществятся!

«Мне необходимо узнать много такого, о чем я пока не знаю», — подумала она.

Однако ей хватило честности признаться себе, что она всегда связывала свои стремления с любимым человеком, который станет ее проводником и учителем в сложной взрослой жизни.

Как только Тора поела, возчик выбил свою резную трубку о ствол дерева и уселся на свое место. Ему, видимо, не терпелось продолжить путь, и она поспешила вернуться в повозку.

— Спасибо, что вы разрешили мне ненадолго остановиться. Мне только жаль, что вы не захотели поесть вместе со мной.

— Я ем по вечерам, — ответил возчик.

— Одни?

— С женой. Она хорошо готовит.

Впервые его голос смягчился.

Повозка ехала полями, где работали много мужчин и женщин, и Тора гадала, кто из них по вечерам радостно спешит домой к мужу или жене. Многим ли удалось найти ту любовь, к которой так стремилась она, уверенная в том, что только это чувство дарит подлинное счастье людям, как бедным, так и богатым.

Но она быстро поняла, что ее размышления нелепы. Простые люди в Радославе, как и в любой стране, вступали в брак по соглашению между семьями. У девушки с богатым приданым было больше возможностей выбрать себе и мужа с хорошим достатком. Однако люди в Радославе выглядели такими счастливыми, что Торе почему-то казалось, что большинство из них женились по любви, а не по воле родителей.

Возможно ли это? И что будет с ней самой?

Девушка так глубоко задумалась, что не заметила, как они подъехали к подножию гор.

Она много слышала о том, как красив перевал по дороге от Радослава к Солоне, и сейчас убедилась в том, что эти восторженные отзывы не были преувеличением.

Миллионы лет назад сильнейшее землетрясение раскололо горы, открыв проход от Радославской долины к огромной плодородной равнине, которая теперь была территорией Солоны. Крутые склоны гор поросли густым лесом, многочисленные водопады питали горные реки, сбегавшие в долину.

Окружающий пейзаж был даже прекраснее, чем его представляла себе Тора. Однако не успела она погрузиться в созерцание этих красот, как лошади свернули с перевала и по другой дороге, которая была проложена прямо через густой лес, стали подниматься к постоялому двору «Три колокола».

Постоялый двор занимал довольно большое здание под высокой крышей. Перед главным входом стояли небольшие белые столики со стульями вокруг них, а сбоку располагались беседки, как раз такие, какими Тора представляла себе те, что служили приютом влюбленным в Австрии. Людей вокруг не было видно.

Зная, что ей придется дожидаться приезда профессора, Тора поспешно сказала возчику:

— Может быть, вы высадите меня прямо здесь? Я пока не хочу заходить внутрь.

Возчик, казалось, ничуть не удивился, молча кивнул и остановил лошадей.

Тора поднялась со своего места, ожидая, что возчик слезет первым и поможет ей спуститься, но он остался сидеть, держа в руках вожжи. Кое-как она слезла на землю, хотела поблагодарить своего молчаливого провожатого, «о не успела: тот поправил шляпу, кивнул ей на прощание и уехал.

Тора была так поражена, что какое-то время растерянно смотрела возчику вслед. Ей вдруг показалось, что он бросил ее на произвол судьбы. Оставшись в полном одиночестве, она снова почувствовала тревогу. Однако, напомнив себе, что профессор должен вот-вот приехать, она постаралась успокоиться.

Профессор Серджович заранее сообщил хозяину постоялого двора вымышленное имя своей молодой спутницы, но Торе было неловко идти к нему и объяснять, что она приехала одна, а ее спутники прибудут позднее. Осмотревшись, она попыталась найти такое место, чтобы ее не было видно со стороны постоялого двора, но сама она могла бы наблюдать за всеми, кто будет подъезжать по той дороге, по которой ее привез возчик.

У стены постоялого двора стояли деревянные скамьи. Перед некоторыми из них располагались столы, перед другими — нет. Они показались девушке гораздо более скромными, чем белые столики под деревьями в беседках. Наверное, эти скамьи предназначались для посетителей победнее.

Еще раз осмотревшись. Тора подумала, что, сидя на этой скамье, она не привлечет к себе внимания. Но тут она заметила еще одну скамью у дальнего угла здания, почти скрытую кустами готовой распуститься сирени. Направившись к ней, княжна с радостью обнаружила, что здесь ее не будет видно из окон постоялого двора, а сама она не пропустит никого, кто приедет в» Три колокола «.

Становилось жарко. Тора сняла с плеч шаль, постелила ее на скамью и уселась, наслаждаясь тишиной и покоем.

Вокруг ворковали голуби. Некоторые из них ходили вокруг столиков, подбирая с земли крошки.

Кусты укрывали Тору своей тенью, и она подумала, что это к лучшему: ее мать страшно рассердилась бы, если бы перед самым приездом короля плебейский загар осквернил белизну кожи княжны. Тору с детства убеждали, что аристократов должна отличать белая кожа и, конечно, нежные руки, не знающие тяжелого труда. Однако великая княжна втайне завидовала крестьянским девочкам, которые бегали по самому солнцепеку с непокрытыми головами. Их золотистый загар казался ей гораздо красивее, чем болезненная бледность придворных дам.