А потом ему стало очень спокойно.
«Ну и пусть, — сказал он себе. — Я лучше умру, чем стану сытым клещом».
Сове нужен был отдых. Лететь достаточно высоко, чтобы перевалить через горный хребет, да еще и в разреженном воздухе, было трудно даже такой видавшей виды старой птице, как вынужденная компаньонка Янтарки.
Уже близилась заря, когда ушастая хищница заскользила над черным сосняком к сереющему в сумерках океану. Она неслась над самыми верхушками деревьев, направляясь к странной формы маяку, возвышавшемуся на вершине Землероечной Горы. Внизу искривленные безлистные деревья словно в отчаянии вздымали ветви к небу. Янтарка видела горячие источники, от которых поднимался туман, размывавший очертания деревьев.
— Землероечная Гора, — сообщила сова, когда они подлетели достаточно близко. — В лесу я вижу стражу. Но все защиты рассчитаны на атаку большими силами; одна-единственная мышь может остаться незамеченной, если будет пробираться осторожно.
Янтарка думала всю ночь. Она не знала, сколько у нее осталось магической силы. Риск, что она потратила ее всю на поимку совы, был слишком велик. Выступать против Ночекрыла в открытую было бы слишком неразумно. Нет, нужно было осторожно проникнуть в его логово, отыскать Бена и унести его оттуда.
Если Ночекрыл, как все летучие мыши, спит днем, значит, с началом операции следовало подождать, пока совсем рассветет.
Когда сова высадила ее на границе жуткого леса, Янтарка сердечно поблагодарила ее и вернула ей свободу. Солнце уже поднималось.
Птица поднялась над заколдованными деревьями, горделиво и чуточку демонстративно купаясь в алых лучах солнца, и мощными взмахами крыльев стала набирать высоту.
По лесу прокатился крик стражи:
— Внимание, воздух! У кого-то сбежала сова!
Раздался треск кустов, через которые в беспорядке ломились какие-то крупные звери, намереваясь, видимо, изловить беглянку, и Янтарка молча поблагодарила сову за отвлекающий маневр. А потом двинулась вперед, бдительно глядя по сторонам и сжимая игольное копье: прыгни, остановись, оглядись; прыгни, остановись, оглядись.
Рассвет медленно разливался по небу. Золотая утренняя дымка струилась по земле, лаская каждую деталь ландшафта и четко очерчивая черную дыру пещеры.
Обитавшие в ней чудища занимались делами всю ночь, бурно празднуя каждую новую орлозмеиную пару, превращавшуюся у них на глазах в новое совершенное существо. Сейчас в логове было тихо. Тишину нарушал только немузыкальный храп спящих существ.
Бен все так же висел на Ночекрыловом брюхе, вцепившись в жесткий рыжеватый мех. Но теперь он внимательно глядел по сторонам, выискивая малейшие признаки опасности.
Большинство чудовищ лежали на спине или на боку, глубоко дыша, время от времени негромко взревывая во сне и шумно скребя брюхо, когда их особенно донимали блохи. Однако сказать, точно ли все они спят и насколько глубоко, не представлялось возможным. Светящиеся пауки притушили свои фонари, но их фасеточные глаза продолжали зловеще поблескивать в темноте, и услужливое воображение тут же подсказывало Бену, что стоит ему коснуться хотя бы одной ниточки их мерцающей паутины — как хозяин немедленно окажется тут как тут, чтобы познакомиться с гостем поближе. А кроме того, имелись еще и змеи, и прочие зверюги вообще без век, и было совершенно непонятно, спят они или нет.
Бен еще раз огляделся и спрыгнул с Ночекрылова брюха. Будь он человеком — то был бы великий подвиг, так как висел Ночекрыл по обыкновению на потолке, и Бен упал с высоты раз в сто больше собственного роста.
Однако восемь ног без проблем приняли его легонький вес, и он благополучно приземлился на скалу.
Теперь перед ним стояла новая проблема — как отыскать выход.
Между ним и устьем пещеры располагались регулярные части врага. Ящеропоссумы с острыми зубами и зловредными улыбками; дикобразоласки, умеющие бегать быстрее ветра; скорпионоскунсы, чей запах был почти так же смертелен, как их жала.
И все они были гораздо, гораздо больше Бена. Он осторожно пробирался между ними; его восемь лапок тихонько клацали по камню.
Сначала Бен боялся, что они могут проснуться и увидеть его. Но потом он понял, что куда хуже будет, если кто-то из близлежащих просто перевернется во сне на другой бок, — тогда от него даже мокрого места не останется.
И так он крался среди спящих врагов, пока путь ему не преградил водный поток.
Бен прыгнул в воду и поплыл, как умел, активно работая всеми ногами.
— Ох, только бы тут не было никакой рыбы, — бормотал он, плывя. — Даже гуппи. Пожалуйста! Никаких гуппи!
Казалось, он плыл целый час, пока, измученный и едва живой, не достиг противоположного берега лужи — а это была именно она.
Солнце уже поднялось, и теперь ослепительное золотое сияние, вливавшееся в отверстое жерло пещеры, стало более ровным и серебряным. Бен чувствовал свежий ветер и запах сосен; снаружи доносилось мерное дыхание океана.
Он перебрался через складку скальной породы, отчаянно боясь, что кто-нибудь из ящеричьей стражи может в любой момент настичь и проглотить его.
И вот он уже стоял на пороге пещеры, глядя вниз, на расстилавшиеся перед ним заколдованные леса с их перекрученными деревьями и ядовитыми лозами.
А потом кто-то сказал у него за спиной голосом низким и клокочущим, как глухой раскат грома:
— И что это мы здесь делаем? Пытаемся сбежать, да?
Сердце у него упало куда-то в нижнюю часть брюшка. Бен обернулся. В полумраке пещеры прямо за ним свернулся кольцами в пыли, нацелив на него смертоносный клюв, полуорел-полузмей. Бен в ужасе уставился в яростные золотые глаза Червя-Победителя.
Глава девятнадцатая
ПЕСНЬ ДЛЯ ДРУГА
Быть кому-нибудь настоящим другом — дело трудное, но благородное.
Янтарка мчалась через лес, не забывая вовремя прыгать, останавливаться и оглядываться. О растениях она знала не так уж много, но те, что окружали ее в данный момент, выглядели мерзко. У кустов и деревьев имелись широко разинутые рты, а в некоторых из них — совершенно уверена она не была, но остановиться и разглядеть получше в голову как-то не приходило — даже мелькали зубы. На самом деле каждое из них выглядело как какое-то животное — собака или, допустим, норка, — которое поймали в попытке бегства из пещеры и в наказание превратили в растение. Тело несчастного зверя стало древесным стволом или колючим кустом, а из головы и спины повыросли ветки. Рты и глаза стали сучками, а ноги — узловатыми корнями, накрепко привязывавшими пленников к земле.
Янтарка продвигалась вперед, бдительно глядя по сторонам. Внезапно впереди показался кролик.
Это был странный кролик с очень короткими ушами и очень длинными клыками. Он внимательно принюхался к воздуху и помчался прямо на нее. Не заметив Янтарку, он перепрыгнул через нее и в страшной спешке ускакал дальше в лес.
Она перевела дух и была уже готова идти дальше, как вдруг ближайший к ней колючий вьюн подозрительно зашевелился. Выглядел он как нормальный ежевичный побег с комплектом листьев, однако побег этот целенаправленно полз по земле, агрессивно топорща шипы. Он поднял маленькую головку — один-единственный зеленый лист, и Янтарка обнаружила на нем небольшие бугорки, видимо, представлявшие собой немигающие, лишенные век глаза. Затем ежевичный монстр пополз вверх по стволу дерева, словно выискивая себе местечко для принятия солнечных ванн.
«Здесь все живое, — подумала она. — Даже у кустов есть глаза. Даже то, чему полагается быть мертвым, тут живо».
Сердце у нее колотилось где-то в горле. Янтарка продвинулась вперед еще на несколько шагов и укрылась в тени дикого огурца, раскрывавшего навстречу солнцу свои бледно-пурпурные цветки, и обозрела лежащий перед ней путь.