— Понятия не имею.

— Мои сыночки вместе с моим любимым мужем играли этой буханкой в футбол. Я, вне себя от возмущения, выскочила из дома. Ну, думаю, сейчас я им всем задам! В это время Филлип как раз высоко подбросил буханку, а Камерон высоко подпрыгнул, чтобы ее перехватить. Но не рассчитал. Буханка ударила его прямо сюда. — Она показала на бровь. — И сшибла его с ног. Хлеб был твердым, как кирпич. Я вынуждена это признать. Ах, как же я скучаю по тем временам!

— А мне очень жаль, что я не успел пожить с тобой и Реем. Она поправила ему волосы, рассыпавшиеся по лбу. Жест был таким нежным, что у него защемило сердце.

— Можно я буду называть тебя бабушкой?

— Конечно, мой мальчик, — тихо сказала Стелла. — Она так и не смогла ничего поделать с твоим добрым, ласковым сердцем. Поэтому ей всегда так легко было причинить тебе боль.

Они говорили не о Дрю, понял Сет. А о его матери, Глории.

— Она больше не может мне ничего сделать.

— Ты в этом уверен? А у меня вот есть предчувствие, что у тебя из-за нее еще будут неприятности. Так что будь сильным, умным и всегда оставайся верным себе. Ты не один, Сет, и никогда не останешься в одиночестве.

Проснувшись с первыми лучами солнца, он увидел подсунутую под дверь записку. Он заставил себя встать с постели и прочитать ее.

Харчевня «У Люси», рядом с гостиницей «Бай-Уэй» на 13-м шоссе.

Сегодня в 11 вечера.

Мне нужен не чек, а наличные.

Обри думала о том, что у нее произошло с Сетом. И чем больше она об этом размышляла, тем больше злилась. С Друсиллой Уайткоум Бэнкс надо было серьезно поговорить.

Пока она ехала в город, в голове у нее крутились резкие слова, которые она ей скажет и поставит наконец на место эту Мисс Совершенство. Она никому не даст Сета в обиду. Только попробуй тронь кого-нибудь из Куинов, думала она, паркуя свой пикап у обочины, и тебе придется иметь дело со всем семейством. В рабочих ботинках, грязной майке и потрепанных джинсах она вошла в магазин Дрю.

Да она и вправду само совершенство, подумала Обри, глядя, как Дрю заворачивает букет ромашек. Она выглядела потрясающе в розовой шелковой блузке, которая так шла к ее темным волосам. На ней были серые брюки из легкой, струящейся ткани. Тоже, наверное, шелковые, подумала Обри, досадуя на себя из-за того, что восхищается ее строгой, но такой классной одеждой.

Дрю посмотрела в сторону двери. И ее взгляд, вначале вежливый и теплый, сразу стал настороженным.

— Думаю, ты не за цветами пришла, — сказала Дрю. — Чем я могу тебе помочь?

— Ты можешь прекратить эти свои штучки и не выставлять меня в дурацкой роли соперницы.

— На самом деле я боюсь сама оказаться в этой роли.

— Он никогда не стал бы ухлестывать за кем-то, если бы у него была другая. За кого ты его принимаешь? И ты очень глупо высказалась обо мне: «Эта фигуристая блондинка в черном платье».

Дрю поморщилась, но голос ее оставался таким же невозмутимым и ровным:

— Мое глупое замечание еще не делает меня глупой. Я была не права, извини.

— Извинения приняты, — сказала Обри. — Но мы не разобрались с тем, что у вас происходит с Сетом. Хочешь знать, как мы друг друга воспринимаем? — Она облокотилась о прилавок — Мы — одна семья. И если ты не знаешь, что родственники любят друг друга и готовы встать друг за друга горой, мне тебя очень жаль. Я не уверена, что ты ему подходишь.

— И я тоже не уверена, — сказала Дрю.

— Я тебя плохо знаю. Но зато я прекрасно знаю и понимаю Сета. И вот что я хочу тебе сказать: ты для него много значишь, а вчера очень его обидела.

Дрю потупила глаза.

— Можно мне задать тебе один вопрос? Если бы ты чувствовала, что вот-вот потеряешь голову из-за мужчины, и считала, что у него есть другая женщина — очень привлекательная, интересная, — и ты бы видела, что между ними какие-то особые отношения…

Обри ответила не сразу:

— Я не знаю. Дрю, я люблю его, но в этом нет ничего романтического или еще чего-то в этом духе. Он для меня брат.

— У меня никогда не было ни лучшей подруги, ни брата. Может быть, поэтому мне так трудно все это понять.

— Ты бы сразу поняла, если бы увидела, как мы вчера умирали от хохота после нашего поцелуя. — Обри улыбнулась. — Так вот, представь, он приезжает ко мне, говорит, что ему просто необходимо меня поцеловать — по-настоящему, — чтобы мы наконец убедились, что между нами нет никаких таких чувств. А потом мы начали смеяться как сумасшедшие. Я не собиралась тебе об этом рассказывать, — добавила Обри. — Но, после того как ты сказала, что я привлекательная и интересная, я подобрела.

— Спасибо. И еще раз — прости меня, Обри. Ты знаешь, я с трудом завожу друзей. Зато хороших знакомых у меня очень много. — Она глубоко вздохнула. — Я собираюсь сегодня немного пораньше закрыть магазин. Ты не очень спешишь? А то, может, пойдем куда-нибудь, посидим.

Ну все, Сет пропал, решила Обри. Он не устоит перед таким сочетанием ранимости и желания любить и быть любимой.

— А у тебя дома есть хорошее вино?

— Есть, — улыбнулась Дрю.

Не так уж и трудно заводить друзей, подумала она.

В этом третьесортном кафе Сет расположился подальше от входа. Глории не было. Конечно, она опоздает. Этим она еще раз хочет показать ему, кто здесь главный. Десять тысяч долларов лежали на соседнем сиденье в старой матерчатой сумке.

У стойки сидел мужчина с широченными плечами и ел яблочный пирог. Официантка — вся в розовом, с вышитым над правой грудью именем, взяла кофейник, подошла к поедателю пирога и, выставив вперед бедро, долила ему кофе в чашку. У Сета просто руки зачесались — так ему захотелось сейчас быстро сделать набросок.

Но тут в кафе вошла Глория, так что ему уже стало не до рисования.

Она была не просто худой, а изможденной. Обесцвеченные волосы были почти белыми, а короткая небрежная стрижка только подчеркивала худобу ее лица. Вокруг рта пролегли глубокие морщины. Ей еще не было и пятидесяти, но выглядела она так, будто ее протащили лицом по асфальту.

Она села с ним рядом.

— В прошлый раз волосы у тебя были длиннее, — сказала Глория и обнажила в улыбке рот. — Какие у вас сегодня пироги в меню? — спросила она у официантки.

— Яблочный, вишневый, лимонный.

— Принесите мне кусочек вишневого и ванильное мороженое. А ты что-нибудь хочешь, дорогой? — Один только звук ее голоса выводил его из себя.

— Нет.

— Ну, как знаешь. А я еще возьму кофе. — Она откинулась на спинку сиденья. — Да, я думала, ты так и останешься в Европе. Что, по дому соскучился?

Сет взял с сиденья сумку. Но когда она потянулась за ней, он накрыл ее руками.

— Бери это и убирайся отсюда. Учти, если станешь приставать к кому-нибудь из нашей семьи, ты дорого заплатишь за это.

— Как ты смеешь так разговаривать с матерью?

— Ты мне не мать. — Он расстегнул сумку, чтобы она увидела содержимое. — Вот тебе отступные. А теперь держись подальше от меня и моих близких.

— Что ты из себя изображаешь? Думаешь, стал знаменитым и теперь можно со мной так обращаться? Да ты никто!

Сет встал, бросил на стол десятку и сказал:

— Может, и так, но я все-таки лучше, чем ты.

Она схватила сумку, положила ее рядом с собой, прижав к бедру, а он в это время уже выходил из кафе. Залог, это только залог, с ехидством думала она. Этих денег хватит на несколько недель, пока она не придумает, что делать дальше.

Он закрылся в мастерской. Он знал, что родные беспокоятся за него. Но после встречи с Глорией он не мог заставить себя навестить их.

Сет достал из кладовки большой холст и начал писать то, что в данный момент чувствовал. На нем появились перепутанные, как в его голове, эмоции и образы. Он писал одержимо, со страстью, так, как будто от этого зависела сама его жизнь.