— Но все же, если можно сделать так, чтобы миновала меня чаша сия, я обещаю служить миру через посредство моей любви к тебе.

— Что ты говоришь? — в испуге спросила я. Но он словно и не слышал.

— Чтобы доказать крепость своей веры, не нужно сдвигать горы, — продолжал он. — Я готов в одиночку принять и вытерпеть страдание, но — не затем, чтобы разделить его с тобой. Если я пойду прежней стезей, у нас с тобой никогда не будет дома с белыми занавесками на окнах, глядящих на горы.

— Я знать ничего не желаю об этом доме! Я и порог его переступать не хотела! — проговорила я, стараясь не сорваться на крик. — Я хотела сопровождать тебя, быть рядом с тобой в твоей борьбе, быть в числе тех, кто рискует первым. Неужели ты не понимаешь? Ты возвратил мне веру!

Солнце передвинулось, и его лучи освещали стены пещеры. Но теперь эта красота уже мало что значила.

Бог спрятал преисподнюю посреди рая.

— Ты не понимаешь, — заговорил он, и глаза его молили о том, чтобы я поняла. — Ты не понимаешь, какой это риск.

— Но ведь тебя он делает счастливым!

— Да. Но это мой риск.

Я попыталась было перебить его, но, не слыша меня, он продолжал:

— И вот вчера я попросил Пречистую Деву свершить чудо. Я попросил, чтобы Она лишила меня моего дара.

Я не поверила своим ушам.

— У меня есть немного денег, есть опыт, обретенный в моих бесчисленных странствиях. Купим дом, я найду работу и буду служить Богу, как служил Иосиф — со всем смирением безымянного. Мне не нужны больше чудеса, чтобы сохранить мою веру. Мне нужна ты.

Ноги у меня стали ватными, как перед обмороком.

— И вот в ту минуту, когда я обратился к Пречистой с этой молитвой, во мне зазвучали голоса на неведомых языках, и я услышал: «Обопрись руками о землю. Твой дар покинет тебя и вернется в лоно Матери».

— Но ты не сделал этого? — в ужасе спросила я.

— Сделал. Я сделал то, что велел мне осенивший меня Святой Дух. Туман начал рассеиваться, и меж горных вершин вновь заблистало солнце. Я почувствовал, что Пречистая меня поняла — она ведь тоже сильно любила.

— Но она последовала за своим мужем! И одобрила деяния сына!

— У нас нет Ее силы, Пилар. Мой дар перейдет другому — он не пропадет втуне.

Вчера из бара я позвонил в Барселону и отменил лекцию. Едем в Сарагосу — там у тебя много знакомых, легче будет начать оттуда. Я быстро найду работу.

Думать я была уже не в состоянии.

— Пилар!

Но я уже шла по тоннелю обратно, и теперь мне уже не на кого было опереться, и некому было вести меня, и следом за мной шла тысячная толпа — обреченные на смерть больные, обреченные на страдания семьи, несотворенные чудеса, не украсившие мир улыбки, горы, которым суждено навсегда остаться на прежнем месте.

Я ничего не видела, кроме почти физически плотной тьмы, надвигавшейся со всех сторон.

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Смутны, расплывчаты были мысли, проплывавшие в моей голове в ту ночь, и сейчас мне трудно припомнить, о чем я думала тогда. Понимаю лишь, что смерть была совсем рядом — но лица ее не помню, куда она вела меня — не знаю.

А мне хотелось бы припомнить ее — для того, чтобы исторгнуть ее из своего сердца. Но не могу. Все кажется сном, начиная с той минуты, когда я вышла из темного тоннеля и лицом к лицу встретилась с миром, на который тоже опустилась тьма.

Ни единой звездочки на небе. Смутно припоминается, как добрела до машины, взяла с сиденья рюкзак, зашагала неведомо куда. Наверно, добралась до шоссе, стала ловить попутную машину до Сарагосы — и безуспешно. В конце концов вернулась в монастырские сады.

Вездесущим, всепроникающим был шум воды — водопады были везде, и я ощущала присутствие Великой Матери, следовавшей за мной повсюду, куда бы я ни шла. Она ведь тоже любила мир и любила его так же сильно, как Бога, ведь Она отдала Своего сына, чтобы люди принесли его в жертву. Но знала ли Она, что такое любовь женщины к мужчине?

Может быть, и Она страдала из-за любви, но это была другая любовь. Ее великий Супруг знал все и творил чудеса. Ее земной супруг был смиренным и работящим, верившим во все, что рассказывали Ей Ее сны. Ей не довелось узнать, что такое бросить возлюбленного мужчину или быть брошенной им. Когда Иосиф, узнав о Ее беременности, хотел выгнать Ее из дому, Небесный Супруг немедля отправил к нему ангела, чтобы воспрепятствовать этому намерению.

Да, сын оставил Ее. Но дети всегда уходят из отчего дома. Легко переносить страдания ради любви к ближнему, ради любви к человечеству или ради любви к сыну. Эти страдания создают ощущения твоей причастности к жизни, и муки твои — благородны и величественны. Легко переносить страдания ради высокой цели, во исполнение предназначения — эти страдания возвеличивают душу страждущего.

Но как объяснить и оправдать, что страдаешь по мужчине? Да никак. Это невозможно. И мы оказываемся в аду, ибо нет в этих страданиях ни величия, ни благородства, а что же есть? Ничего нет. Одна беда.

В ту ночь я припала к заледенелой земле, и холод будто заморозил мою боль. Иногда возникала мысль: не найду пристанище — замерзну. Ну и что? Все самое важное в моей жизни щедро было дано мне за одну неделю — дано и тотчас отнято, отнято так быстро, что я и ахнуть не успела.

Меня трясло в ознобе, но я не обращала на это внимания. Придет минута — и тело мое, истратив все силы на попытки согреть меня, остановит все жизненные процессы, замрет, и я ничего уже не смогу сделать. И тогда тело вернется к своему обычному спокойствию, а смерть примет меня в объятия.

Больше часа била меня дрожь. И пришло умиротворение.

Перед тем как закрылись глаза, в ушах моих зазвучал голос матери. Она рассказывала историю, которую я слышала в детстве, не подозревая, что история эта — про меня.

"Жили-были юноша и девушка, и полюбили они друг друга, — не то в предсмертном забытьи, не то во сне говорил мамин голос. — И решили они пожениться. А жених и невеста всегда делают друг другу подарки.

Юноша был беден: единственным его достоянием были часы, доставшиеся ему по наследству от деда. И вот он решил продать их, а на вырученные деньги купить своей возлюбленной, у которой были очень красивые волосы, серебряный гребень.

А у девушки тоже не было денег на подарок жениху. И тогда пошла она в лавку самого богатого в городе купца и продала свои волосы. Получив деньги, купила она золотую цепочку для часов.

И когда встретились они в день свадьбы, невеста подарила жениху цепочку для часов, которые он продал, а жених невесте — гребень для волос, которые она остригла".

Я очнулась оттого, что меня трясли и расталкивали.

— Выпей! — услышала я мужской голос. — Выпей скорее!

Я не понимала, что происходит, и не могла противиться. Человек разжал мне зубы и влил в рот какую-то жидкость, обжегшую мне нутро. Я заметила, что, оставшись в одной рубашке, он укутал меня своей курткой.

— Пей, пей! — требовал он.

И я повиновалась. А потом снова закрыла глаза.

Очнулась в монастыре. Какая-то женщина смотрела на меня.

— Вы чуть было не погибли, — сказала она. — Если бы не монастырский сторож, вас бы уже и на свете не было.

Я с трудом поднялась на ноги, не вполне сознавая, что делаю. Припомнила кое-что из вчерашнего и пожалела, что сторож этот оказался поблизости.

Но время для смерти было упущено. Мне предстояло жить.

Женщина отвела меня на кухню, налила кофе, положила на тарелку какой-то еды. Она ни о чем не спрашивала, а я ничего не стала объяснять. Когда я поела, она протянула мне мой рюкзак.

— Проверь, все ли на месте.

— Наверняка. Да там и нет ничего особенного.

— У тебя впереди — жизнь, доченька. Долгая жизнь. Позаботься о ней.

— Где-то здесь есть городок с церковью, — сказала я, перебарывая желание расплакаться. — Вчера, перед тем, как прийти сюда, я зашла в эту церковь вместе с… — и запнулась, не зная, как назвать его. — …с другом детства. Мне надоело ходить по церквам, но тут зазвонили колокола, и он сказал, что это знамение и нам надо зайти.