Хелмсу самому не понравились последние фразы. «Хороший весомый результат требует тщательности, а тщательность требует времени, – подумал он. – Нельзя требовать от людей выполнения вещей, взаимоисключающих друг друга, тем более когда они и так стараются, работают, не считаясь с трудностями. На износ. А Пол старается, вон даже круги под глазами от недосыпания».

Сэдлер неопределенно хмыкнул, оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на своего шефа:

– Эти заигрывания с русскими еще вылезут нам боком. Причем – всем. И Европе – в первую очередь. Сейчас, когда Германия повержена, фашистский режим разгромлен, претензии на мировое господство приходится ожидать уже от большевистского режима. Это же очевидно. О чем они только думали, когда подписывали соглашения в Ялте? – Сэдлер раздраженно достал пачку сигарет, закурил, щелкнув несколько раз зажигалкой, и только после этого, спохватившись, молчаливо спросил у хозяина кабинета разрешения. Хелмс улыбнулся, качнул головой и подвинул пепельницу поближе к своему помощнику.

– И в Тегеране, и в Крыму, – жадно затянувшись и выпустив к потолку густое облако дыма, раздосадованно продолжил Сэдлер, – Сталин оказался хитрее и нас и англичан. Он не уступил в польском вопросе тогда, не отдаст Германию и сейчас. Он не допустит расчленения Германии на три части. Помяните мое слово, Ричард, Сталин опять окажется хитрее. С помощью Жукова он протащит через Контрольный совет не только вопросы репараций и отвода войск, но и другие, не менее, а может, и более серьезные вопросы. Вместо того чтобы и нам, и Европе – в первую очередь я имею в виду Англию – объединиться и единым фронтом отстаивать свои интересы, мы продолжаем играть с русскими в либерализм. Перспектива… Какая уж тут к черту перспектива… Успеть бы закончить то, что начато, и побыстрее убраться отсюда! У нас с вами, Ричард, долог ум да руки коротки. Мы видим проблему, но сделать ничего не можем. Это плохо, но не смертельно. Куда хуже, когда дело обстоит наоборот. Когда ум оказывается короче рук. И если этот, второй вариант, окажется применимым к нашим политикам, тогда это – страшно.

Хелмс выслушал гневную тираду своего помощника молча; он, конечно, ожидал реакции Сэдлера, но не думал, что она окажется такой экспрессивной. Последние неудачи в вербовке среди советских граждан, угнанных немцами в Германию, и среди советских офицеров, бывших в германском плену, а после освобождения оказавшихся в американской зоне, настроения не улучшали. Среди военнопленных немецких офицеров дела обстояли тоже не лучшим образом. Если русские не шли на контакт либо из чувства патриотизма, либо из-за элементарного страха, то немцы готовы были выстроиться в очередь, лишь бы обрести высоких покровителей в лице правительственных органов страны-победительницы. Отобрать из такого количества «кандидатов» лиц, способных по-настоящему заинтересовать разведку, – дело тоже непростое. Хелмс знал, насколько загружен его помощник и как напряженно работает сеть его людей.

Тем не менее именно такая напряженная работа давала не только отрицательные, но и положительные результаты. Примером тому служил недавний рапорт и подробный отчет Сэдлера о работе с одним из «объектов». И если полученная Хелмсом из Вашингтона информация могла хоть каким-то образом касаться этого «объекта» – предположение чрезвычайно смелое, если не сказать – фантастическое, то перед Сэдлером открывалась такая перспектива в работе, что при положительном ее результате все неудачи просто вычеркивались бы. Сэдлер об этой информации пока не знал.

– Ну-у, Пол… Мне кажется, вы сильно сгущаете краски и несколько несправедливы к нашим политикам. Они тоже хорошо видят и понимают те проблемы, о которых вы говорите, только решение этих проблем не может быть таким же скоротечным (в определенном смысле, разумеется), как решение наших. Там решение – тягучее, рассчитанное на длительную перспективу. Там на карте – мироустройство будущего. Просто сейчас, на этом витке, мы вынуждены считаться с требованиями Москвы. Это не заигрывание, как вы говорите, это – расстановка фигур для удачного проведения сложных комбинаций и успешного ведения дальнейшей игры. И комбинации разыгрываются такого масштаба, о котором мы знать просто не можем… Возьмите хотя бы войну с Японией. Нам очень нужно, чтобы русские вступили, и как можно скорее, в эту войну, не только по экономическим причинам. Нам очень важно, чтобы в будущем Россия имела бы кровного врага не только на западе, но и на востоке. Так что обострять отношения с русскими сейчас нам не резон. Пока что русские нужны нам как союзники, а не как противники. И потом, вы же знаете, каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Нам с вами легко рассуждать, сидя здесь, в этих креслах, и не испытывая давления того бремени ответственности, которое испытывают они. Я уверен, Пол, наши политические лидеры сделают все, чтобы осадить претензии коммунистов на мировое господство, в том числе и в Европе. Так что давайте не будем драматизировать события раньше времени. Расскажите-ка вы мне лучше, как обстоят ваши дела с тем обер-лейтенантом. Кесслер, кажется?..

Сэдлер, в который уже раз, подивился своему шефу, его компетентности, его умению убедительно раскладывать свою аргументацию, способности выуживать из гущи информации ключевые позиции; ведь именно Кесслер был тем джокером, на который он, Сэдлер, делал ставку в своей работе, именно на Кесслера он возлагал большие надежды. Конечно, у Сэдлера были в разработке еще несколько имен, но там было не все так гладко: с членами СС работать было сложнее, советская разведка и контрразведка тоже не сидели сложа руки, нескольких перспективных «объектов» им уже удалось выдернуть, предъявив неопровержимые доказательства их преступлений.

– Да, Кесслер. После инцидента с власовцами, я вам о них докладывал, он находится на лечении. Крепко ему досталось от нашего ретивого оболтуса. Так вот, с Кесслером, а с ним, как вы знаете, в контакте находится Пакстон, активной работы сейчас пока не ведется. Как только его состояние улучшится, я просил бы разрешить мне выехать на место и лично встретиться с ним. Больно уж интересные вещи сообщает о нем Пакстон.

– Например?

– Кроме знания языков Кесслер произвел и на Пакстона и на врача впечатление неоднозначное. Он произвел впечатление человека не просто всесторонне развитого, а человека мыслящего, к тому же имеющего свою точку зрения на вопросы, в которых двадцатипятилетний обер-лейтенант вермахта не то что разбираться, он и знать-то их не должен. К примеру, в одной из бесед с Пакстоном Кесслер вскользь обмолвился о тех ошибках германского командования, которые были допущены после высадки экспедиционных войск в Нормандии, – Сэдлер в недоумении пожал плечами. – Откуда? Простой командир взвода… Или еще любопытный факт: свои интеллектуальные способности Кесслер не то чтобы пытается скрыть, но старается их не выпячивать. Зачем?

– Скромность?

Сэдлер вновь недоуменно покачал головой:

– Не знаю… А решительность, с которой он вступил в схватку с этими власовцами? Хотя… Тут, пожалуй, объяснение найти можно. Воевал, а на войне от решительности действий…

– Или прошел спецподготовку.

– Что вы имеете в виду? – спросил Сэдлер, и по мере того, как смысл сказанного Хелмсом стал до него доходить, он начал медленно меняться в лице: шеф был не из тех людей, которые занимаются гаданием на кофейной гуще. Сэдлер понимал: раз Хелмс вслух высказал такое предположение, значит, у него были для этого веские основания. И все же в мелькнувшую в его голове догадку Сэдлер поверить не мог – слишком она была невероятной.

Абвер как самостоятельное Управление военной разведки и контрразведки при Главном штабе вооруженных сил Германии просуществовал до сорок четвертого года. После его расформирования функции абвера перешли к шестому отделу Главного управления имперской безопасности, которое занималось политической зарубежной разведкой, и руководил которым бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг. Когда обвиненный в заговоре против Гитлера адмирал Канарис в том же сорок четвертом был арестован, многие из офицеров, служившие под его началом, были отправлены на Восточный фронт. «Мог обер-лейтенант Кесслер оказаться одним из тех офицеров? – задал себе вопрос Сэдлер и сам же, однако с большой долей натяжки, на него ответил: – В принципе – мог».