Кайла Стоун
На грани краха
Жанр: постапокалипсис, триллер
Серия: На грани краха — 1
Возрастное ограничение: 18+ (в книге присутствуют сцены насилия, жестокость)
Перевод: Bella — 1-37 глава, MonaBurumba — 38–63 глава
Вычитка: MonaBurumba
Русификация обложки: Александра Мандруева
Переведено специально для группы:
Текст книги выложен исключительно для ознакомления. Не для коммерческого использования! При размещении на других ресурсах обязательно указывайте группу, для которой был осуществлен перевод. Запрещается выдавать перевод за сделанный вами или иным образом использовать опубликованный текст с целью получения материальной выгоды.
Глава 1
ХАННА
Свет погас. И это первое, что ее насторожило.
Единственная лампочка, заключенная в проволочную сетку у потолка, горела непрерывно двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году.
Внезапная темнота коснулась закрытых глаз Ханны Шеридан. Тело почувствовало изменения и пробудило ее от беспокойных кошмаров. Она села на голом матрасе, лежащим на холодном цементном полу. Затем повернула голову влево и вправо, напрягая зрение.
Сначала Ханне показалось, что она погрузилась в полную и непроглядную темноту. Но, нет, узкий восьмидюймовый прямоугольник окна на юго-западной стороне комнаты пропускал едва заметную полоску тусклого света.
Окно находилось под крышей на задней стороне. Просачиваясь сквозь железные прутья, солнечные лучи практически не доходили до ее комнаты.
И Ханна уже смирилась с этим.
Она моргнула, давая глазам привыкнуть. Появились неясные очертания — мешок с фасолью в углу, ванная без дверей напротив, маленький холодильник, тележка с микроволновой печью, узкая стойка с раковиной и шкафчик вдоль дальней стены, где лежала посуда.
Тишина стала вторым фактором.
Ханна привыкла к тишине. И все же чувствовала, что что-то не так.
Не было слышно ни гула генератора за окном. Ни гудения маленького холодильника. Ни звука циркуляции воздуха, исходящего от блока отопления и кондиционирования.
Все казалось тихим и неподвижным.
Кроме ее собственного дыхания.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Ханна не двигалась несколько долгих минут.
А может, это еще одна уловка? Ловушка, которая только и ждет, чтобы сжать свои челюсти?
Она уже привыкла к уловкам. Потому что сама находилась в ловушке.
Свет больше не загорался. Холодильник не гудел. Генератор не грохотал, возвращаясь к жизни.
Ханна взглянула на крошечную камеру, прикрепленную к потолку над надежной металлической дверью. Маленькая зеленая точка не светилась. А значит камера не работала.
Раньше электричество никогда не отключалось. Он приходил и проверял его почти каждую неделю, следил, чтобы все работало и оставалось в идеальном состоянии — электричество, вода, отопление, камера, система безопасности.
Для этого и нужен генератор. Чтобы сохранить ей жизнь. Чтобы держать ее взаперти.
Ханна медленно откинула два одеяла и поднялась с матраса, лежавшего на полу в углу комнаты. Ее босые ноги коснулись холодного бетонного пола, но она едва обратила на это внимание. Ее сознание казалось нечетким, а путаные мысли отдавались болью в голове.
Бессмыслица какая-то.
Почему отключилось электричество? Он забыл заправить генератор? А, может, что-то другое? Гроза или скачок напряжения? Когда снова включится свет? Сколько его не будет? Знает ли тюремщик, что электричества нет, и вернется ли проверить ее? Когда он приходил в последний раз?
Иногда это случалось раз в семь дней. Иногда проходило две недели. В его появлениях не наблюдалось ни определенного распорядка, ни особых причин. Ханна не могла предугадать, сколько дней ей понадобится, чтобы выжить, прежде чем тюремщик вернется. Если вернется вообще. Находясь в заточении, было легко потерять счет времени. Поначалу отслеживание дней имело решающее значение. Подсчет часов. Дней, недель и месяцев. Затем лет. Ханна всегда надеялась на спасение. Молилась об этом, отчаянно нуждаясь в побеге, который так и не смогла совершить.
Она перевела взгляд на календари, которые нарисовала мелом на стене, над матрасом. Было слишком темно, чтобы суметь что-то разглядеть, но ее разум вызывал образы — ясные, как день. Она смотрела на эти тупые отметины сотни, тысячи раз.
По тусклому серому свету поняла, что на улице день. Но какой именно день? Какой месяц? Ноябрь? Декабрь? Или, может, позднее? Когда она перестала отслеживать цикл? Всего несколько недель назад. Нет, должно быть, дольше. Возможно, месяцев.
Ее разум казался туманным, словно его набили ватой. Не получалось мыслить трезво. И становилось лишь хуже. С каждым прожитым днем, что уводил Ханну от ее прежней жизни, затягивая все глубже в тот ад, который никогда не кончался.
Ханна охватила усталость, сковав ее руки и ноги.
Какая разница, какой сегодня день или месяц? Ничего не меняется. И никогда не изменится. Вся ее жизнь состояла из этих четырех цементных стен. Комнаты пятнадцать на двадцать. Ей давно стоило сдаться.
Что почти и произошло.
Ханна ощущала отчаяние, которое, словно черная дыра, угрожало поглотить ее раз и навсегда. Бездонное море тьмы сомкнулось над ее головой. Задыхаясь, она медленно тонула в ней.
Почти пять лет она боролась с отчаянием. Каждый день занималась гимнастикой, чтобы мышцы не атрофировались. Затем прыжками в высоту. Приседаниями. Каждый день Ханна писала в дневнике мелками, которые оставлял ее тюремщик. Мысленно тренировалась играть на гитаре. Сочиняла песни в своей голове. Думала о том, какая у нее будет жизнь, если… когда она выберется отсюда.
Представляла себе, как живут ее муж и сын. Семья, друзья и коллеги — весь мир, который продолжал существовать без нее. Но в последние месяцы становилось все труднее и труднее цепляться за это крошечное зернышко надежды. Потому что надежда как Иуда. Предавала Ханну тысячи раз. В конце концов, именно она принесла больше всего страданий.
Она перевела взгляд на внушительную металлическую дверь и электронный ключ с кодом и замком. Вглядывалась в нее до тех пор, пока призрачные очертания не обрели твердую форму, а ее глаза не начали болеть, умоляя моргнуть. Но Ханна не стала.
А что, если он не вернется? Что, если воду отключат, как и генератор? Что, если электричество больше не появится? У нее имелся сухой паек и достаточно припасов еще на две недели, но не больше.
А также одна чашка, одна миска и две кастрюли, которые можно наполнить водой. И маленькая раковина, встроенная в стойку. Ханна могла бы наполнить таз.
Сколько времени это продлится? Несколько дней? Неделю? А как насчет обогревателя?
Холодный цементный пол, казалось, становился все холоднее с каждой минутой. Даже воздух в комнате ощущался прохладнее.
Ханна считала, что все еще находится в Мичигане, хотя ее и посещали сомнения. Но где бы она ни находилась, зимы здесь были суровыми. Именно обогреватель не давал ей замерзнуть до смерти.
По перепаду температур, по холоду пола она узнавала о времени года.
Когда она подтолкнула тележку к единственному окну, забралась на него и выглянула через решетку, то увидела лежащий на земле снег, просеянный сквозь широкие деревянные доски заднего крыльца.
Она точно замерзнет здесь до смерти. Задолго до того, как у нее закончится еда или вода.
Снаружи залаял пес. Последние день-два он вел себя очень тихо. Ханна никогда с ним не встречалась, но представляла его себе миллион раз. Огромная немецкая овчарка, а может волкодав или ротвейлер, со злобными глазами и острыми, как бритва, зубами, судя по звуку угрозы в его лае. Чудовище, как и его хозяин. Поставленный там, как Цербер, охраняющий врата Аида на случай, если кто-то окажется настолько глуп, чтобы попытаться войти или выйти.
