Судак, как можно было убедиться, позавтракал недавно салакушкой; щука оказалась расторопней: она начала свой день с того, что полакомилась салакушкой и угорьком.

Пионеры, обступившие вагонетку, разочарованно молчали. Первый подал голос Марти:

— Ни одной килечки, дядя Густав?

— Да, ни одной.

Рыбак был сдержан и спокоен, но и его лицо выражало разочарование.

Андрус, стоявший рядом, задумчиво посмотрел на бригадира.

— Рыба, кажется, на перемет ловлена? — спросил он.

— Да, на перемет.

— А где его ставили?

Лицо бригадира просветлело:

— Правильно, Андрус! В тех местах, где перемет ставили, кильке делать нечего. Там река близко, вода пресная — это не для кильки.

Марти потрогал пальцем судака, потом щуку:

— Значит, то, что в них нет килек, еще ничего не значит?

— Значит, не значит! — рассмеялся вожатый.

Вместе с ним рассмеялся бригадир, ребята, даже маленький Уно. Он не понимал, почему смеются, но ему было весело. Поднялось солнце, стало тепло, спать больше не хотелось. Оказывается, разборка рыбы все-таки приятная вещь! Только почему это называется разборкой? Ведь никто ничего не делает. Просто стоят и стоят на молу…

Уно собрался спросить об этом, но тут затарахтела приближающаяся моторка. Все стало и так понятно.

Лодка обогнула мол и подошла к пристани. Вся средняя часть ее, от борта до борта, была как бы залита ртутью, искрилась, сверкала, переливалась под лучами утреннего солнца.

— Хороший улов! — сказал бригадир. — Это из какого невода?

— Из девятого, — ответил рыбак за рулем.

— Всё взяли?

— Нет, следом еще лодка идет. В одну не поместилось.

Началась выгрузка. Работали большим, сплетенным из веревки сачком — зюзьгой — с длинной деревянной ручкой. Такой сачок захватывает сразу ведра два рыбы. Одному не поднять. Поэтому рыбаки орудуют с зюзьгой вдвоем. Один берется за ручку, другой — с противоположной стороны — за веревку, привязанную к кольцу сачка. Зачерпнут, поднимут и опрокинут в корзину. Зачерпнут, поднимут, опрокинут… Зюзьга так и мелькает. Корзины подают на мол, ставят на вагонетку и катят по рельсам к берегу, в склад.

У входа в склад, прямо на песке, расположились пионеры. Андрус принес большой брезент, расстелил его. Сюда с каждой моторки подносили по три корзины рыбы. Ее вываливали на парусину, а ребята разбирали. Выискивать кильку в груде салакушек оказалось не просто. Обе рыбки похожи друг на друга, как сестры-близнецы. Только одна побольше, другая — поменьше. У одной голова длинная, у другой — покороче. Вот и вся разница. Если положить две рыбешки рядом, то отличить одну от другой нетрудно; но когда из корзины на брезент вываливается гора салаки и она разливается на полу сплошным потоком жидкого серебра, попробуй найди здесь среди тысяч сверкающих рыбок одну такую же, как все, но лишь меньшую и с несколько иной формой головы.

Каждый разбирал рыбу по-своему.

Марти незаметно для себя и других очутился на середине брезента. В чешуе у него были не только руки, но даже уши и нос. На спине, из-за ворота куртки, поблескивала салакушка. Как она попала туда, понять было трудно.

Юло близоруко склонился над грудой рыбы и до каждой в отдельности задумчиво дотрагивался указательным пальцем.

Петер Маала действовал всей пятерней. Широкой, сильной рукой он разравнивал слой рыбы и, подвигая к себе небольшие кучки, внимательно рассматривал. Такой не пропустит того, что ищет.

Иви, надев поверх пальто принесенный из дому передник, занялась разборкой по-хозяйски: поставила перед собой корзину, полную рыбы, рядом — пустую и, перекладывая из одной в другую, быстро, споро проверяла улов. Возле нее — чистота, порядок, будто не с рыбой возится. А сделала больше других.

Остальные девочки, глядя на Иви, тоже подвинули к себе пустые корзины, тоже стали перекладывать в них рыбу. Мальчиков такой способ разборки не устраивал. Им казалось, что чем больше будет куча салаки на брезенте, тем быстрее пойдет работа. Они очень торопились: каждому до смерти хотелось первому найти кильку.

Однако первую килечку, как ни странно, обнаружил маленький Уно, на которого, увлекшись разборкой, и внимание перестали обращать. Найдя кильку, Уно издал такой же восторженный вопль, какой издавал, когда вытаскивал своим магнитом бумажного осетра.

Юло не одернул малыша. Пусть визжит. Как-никак, а крохотная серебристая рыбешка, высмотренная малышом, пожалуй даже поважнее настоящего осетра. Мальчик держит за хвост живое доказательство того, что отец прав, что килька вернулась в вихнувские воды.

Пионеры обступили Уно. Все разглядывали находку, будто это была не безобидная, длиной в ладонь, рыбка, а по крайней мере меч-рыба, или молот-рыба, или еще какое-нибудь диковинное морское творение.

К столпившимся ребятам подошел Андрус.

— Это из какого невода улов? — деловито спросил он. — Из девятого? Так. Всю кильку из девятого невода откладывайте в сторону. Из других неводов кильку тоже не путайте, пусть лежит отдельно. Юло, ты будешь вести учет. Записывай, сколько какой невод дал кильки. И за работу, ребята, за работу! Не будем терять время.

— А чего ее записывать? — усомнился Марти. — Что в одном неводе килька, что в другом — она всюду одинаковая.

Юло строго посмотрел на Марти:

— Нет, записывать нужно.

— Зачем? Не знаешь, а повторяешь, как попугай!

— Я попугай?!

— Ты попугай.

— Я попугай?!

— Ты попугай.

Ссора грозила разгореться, словно ворох соломы на ветру. Но вмешался Андрус:

— Спокойнее, ребята, спокойнее! Вместо того чтобы спорить, вы бы лучше спросили. Неводы стоят в разных местах, на разной глубине. По тому, в каком неводе задержалось больше кильки, мы будем знать, где ее следует искать. Ясно?

— Ясно, — сказал Марти.

А Юло сказал:

— Ну да, я так и думал.

Шесть дней подряд пионеры утром и под вечер приходили на пристань разбирать рыбу. И в течение этих шести дней не было случая, чтобы тетрадь Юло оставалась без записей. Среди салаки всегда находили кильку. Правда, мало, очень мало: на несколько центнеров улова — килограмма полтора-два, не больше. Но это не имело значения. Количество тут особенной роли не играло. Важно было то, что килька попадается. Попадается каждый день, и почти во всех неводах.

К концу недели, просмотрев сделанные записи, бригадир обратился к вожатому:

— Что ж, Андрус, по-моему, вопрос ясен. Были у меня сначала колебания, думал — может быть, ошибаюсь, только зря шум подниму, а пионеры помогли. Сейчас знаю твердо: вернулась килька, можно лов начинать. Так что собирайся, товарищ вожатый, пойдем в правление. Будешь докладывать о том, что показала разборка рыбы.

Андрус встал, надвинул фуражку на лоб, вытер приставшую к сапогам чешую:

— Пойдемте, дядя Густав. Только пусть Юло и Марти тоже пойдут. Они — звеньевые отряда. А Юло, кроме того, учетчик, ведет записи.

— Согласен, — сказал бригадир.

…Мальчики бывали в конторе колхоза, но в комнату председателя Мартина Крусте, где обычно заседает правление, попали впервые. Крусте сказал им:

— А, молодые активисты! Прошу, прошу, — и усадил рядом с собой.

Юло и Марти чувствовали себя необыкновенно важными. Шутка ли, участвовать в заседании правления! Будет о чем рассказать ребятам.

Однако, говоря по правде, было не очень интересно слушать разговор, который шел между старшими о количестве выловленной и сданной рыбы, о расчетах между колхозом и рыбным комбинатом, о ремонте моторок, о завозе горючего и тары.

— Юло, — толкнул под столом приятеля Марти, — горючее — это то, что горит. А тара что такое?