— Своих слуг, Виктор, я караю и награждаю сам, — отрезал Кирилл, — бегом, Павла! Или я сделаю это сам!
— Ни один ребенок в filii de terra не пострадает, — сделала решительный шаг вперед хранительница.
— Скажи об этом ему, — рыкнул огневолосый.
Пелена в глазах Вадима потускнела, они вернулись к цвету голубого неба.
— Слабак, — равнодушно высказался Виктор и оттолкнул руку сына.
Оправдываться недавней блокировкой силы тот не стал. Судя по всему, Видящий был из тех, кому нужен результат, а не слова. Мужчина отогнул манжету и прошелся когтями по своему запястью, глаза заволокло пеленой, поток крови возобновился.
— Пятнадцать минут, — сказал демон, — больше он не выдержит, тело уже начало окукливаться.
— Павла! Выполнять! — повторил приказ Седой.
— Как прикажете, повелитель, — глухо ответила явидь и, развернувшись на хвосте, поползла прочь.
Вряд ли кто обратил внимание на мое отсутствие, но, даже будь это не так, меня бы это не остановило.
Я побежала следом. Змея передвигалась через силу, отчаянными рывками, заставляя себя преодолеть метр за метром. Каждое движение отражалось болью на лице, движение, сокращающее жизнь сына. Но она шла, и конец пути этого был близок. Когда поляна скрылась за деревьями, а впереди замаячил низкий домик яслей, где еще утром мы оставили змееныша, я повисла у Пашки на шее и торопливо зашептала:
— Земля детей открыта. Берем Невера и уходим.
На одно безумное, наполненное надеждой мгновение мне показалось, что она согласится, а в следующее явидь легко повела плечами, сбрасывая с себя мои руки. Без силы и злобы, просто мимоходом. Есть множество вещей в нашей тили-мили-тряндии, которые я никогда не пойму: когда от тебя требуют убить своего ребенка, чтобы жил другой, и ты выполняешь приказ. Хотя у людей, если вспомнить Библию, не лучше.
Через три минуты Пашка стояла перед дверьми, выкрашенными ярко-желтой веселенькой краской. Дети, игравшие здесь на площадке несколькими часами ранее, попрятались. Я смотрела в ее напряженную спину и, видя, что она медлит, мысленно взмолилась ко всем, кто мог услышать: святым, высшим и низшим, к давно ушедшим и к тем, кого никогда не существовало. Но они не услышали. Плечи явиди поникли, она перестала бороться даже с собой.
Нож привычной тяжестью лег в ладонь. Пронзило острое чувство сожаления, что это не серебро. Уши явиди шевельнулись, кончик хвоста свился в колечко. Ни мысли, ни действия не остались незамеченными.
Змея рывком втянула тело в дверной проем, когда я еще только ступила на первую, сломанную мною же ступеньку крыльца.
Время Видящего замерло, в любую секунду любая соломинка могла склонить чашу весов в ту или другую сторону. Время Невера неслось вскачь прямо к обрыву.
У Видящего осталось минут десять, и ей следовало поторопиться… или притормозить.
Но нас опередили. Когда я вошла в комнату, явидь, замерев посреди комнаты с детскими кроватками, глухо рычала. Не на меня. Чем я и не преминула воспользоваться, приставив нож к шее. Чешуя была холодной: ни пульса, ни тепла, кожа напоминала камень.
Пашка даже не заметила этого, потому как Невер больше не спал в кроватке, а лежал на руках у незнакомца и, судя по звукам, очень радовался этому обстоятельству. Молодой парень высокого роста, крепкого телосложения. Длинные русые волосы, перехваченные у основания шеи резинкой, спускались чуть ниже плеч. Он был постарше Вадима, лет шестнадцать — семнадцать, наверняка завтрашний выпускник. Что такому делать в яслях, тем более с Невером на руках?
Пашка задрожала. Логике ее поведение не поддавалось. Учитывая то, зачем она пришла, зачем ее послали, желание защищать змееныша выглядело не к месту. Тем не менее она была готова броситься на незнакомца и разорвать его на тысячу частей за одно прикосновение к сыну.
Хранительница, верная своему предназначению, появилась между ними.
— Нет, — Мила подняла ладонь, останавливая явидь.
Парень рассмеялся и поднял голову. Пашка подавилась рычанием. На нас смотрел целитель. Лет на двадцать пять моложе, с чуть более длинными волосами и узким подбородком, придающим ему лукавый вид, но один в один с зелеными глазами, в которых плясали золотые искорки любопытства, у Константина они давно уже сменились презрением.
— Мне он нравится, — незнакомец легонько подкинул змееныша на руке, и тот весело булькнул, — я Мартын. Представляете, он назвал меня Мартын. Братишке повезло больше.
— Отдай, — рыкнула Пашка, двинувшись вперед.
Я ударила в спину. Этот мир быстро отучает от рыцарских поступков и примиряет с необходимостью бить из-за угла, особенно когда ты слаб. Нож звякнул о чешую, как о железную кольчугу, никто, кроме меня, не обратил на это внимания, сталь спасовала против чешуи с разгромным счетом. Я же так и осталась стоять с лезвием в руках.
Восемь минут, и кровь станет бесполезна. Из вечного сна Видящего выведет только противоядие. Поэтому они и торопились, пока был шанс, пока он не заснул.
Навстречу явиди, зеркально повторяя ее движение, шагнула Мила и повторила:
— Нет.
— Можно подождать, — предложила я, — парень уснет, не будет смысла калечить Невера. Мы просто не успеем, пусть ищут противоядие. Семь минут, Пашка, и все.
Мартын перекинул змееныша с одной руки на другую, к вящему восторгу последнего, и показал мне большой палец.
— Хороший план, но в этом нет нужды, — жизнерадостно заявил он, убирая свободную руку за спину, чтобы достать оттуда обычную пластиковую пол-литровую бутылку из-под лимонада. Вместо сладкого напитка в ней масляно бултыхалась красная жидкость. Кровь. — Регенерент. Отец передал. Еще теплая.
Опять это странное чувство опережения, будто не мы управляли событиями, а они нами. Мила нахмурилась. Явидь вытянула дрогнувшие лапы, но сын целителя играючи отдернул свою.
— С одним условием. Когда сие уважаемое заведение даст мне пинка под… пардон, путевку в жизнь и я вернусь к отцу, вы, — он указал на змею, жидкость в бутылке мягко плеснулась, — выгоните меня из дома, как злая мачеха! Отцу наврем, что я к вам грязно и гнусно приставал. — Мартын состроил жалобную физиономию. — Я хочу посмотреть мир, а не тухнуть в Юкове.
Пашка как-то разом обмякла, чешуя стала бледнеть, и скоро в комнате стояла изящная босоногая девушка, которая была ниже пасынка на целую голову.
— Выгонять из дома детей как раз в традициях моего рода. Так что с удовольствием!
— Взаимно.
Бутыль оказалась у девушки. Пять минут.
Пашка повернулась, попросив меня:
— Собери, пожалуйста, Невера. Не хочу здесь оставаться, — и быстрым шагом покинула ясли.
Словно и не было в моих руках ножа, словно не я минуту назад пробовала на прочность ее чешую.
Мила шумно выдохнула и пообещала:
— Я закрою filii de terra для хищников. Никаких зверей даже в качестве домашних любимцев и лишенных в качестве оружия.
— Поздновато, — не удержалась от укора я, — это надо было сделать сразу.
Хранительница закрыла глаза, прижав руки к груди неловким движением, будто шрамы до сих пор причиняли ей боль. Хотя почему «будто»?
— Она знает это. — Мартын положил Невера обратно. — Filii de terra наказывает ее болью. И предупреждает: желания человека Милы не должны стоять выше безопасности детей.
— Я хотела поймать того, кто поступил со мной так! — Она закрыла лицо руками. — Поэтому и оставила возможность прохода для лишенного, он должен был вывести на убийцу.
— Ошибешься еще раз, и раны откроются. Сожалею, — пояснил молодой человек.
Хранительница опустила руки и, вымученно улыбнувшись, растаяла в воздухе.
Парень чуть задержался в дверях.
— Отец велел еще кое-что передать, — веселость слетела с лица, и он стал еще больше походить на Константина, — не возвращайтесь. Понятно?
— Но?
— Я не знаю подробностей. Не дорос. Просто повторяю, — он вернул безмятежную улыбку, — как попугай. Что с такого возьмешь? — кинул последний взгляд через плечо на Невера и вышел на улицу.