Когда инструктаж уже шел к концу, полевая почта доставила свежий номер фронтовой газеты. Мы все невольно потянулись за ней. Каждая строчка дышала напряжением боя, пахла, что называется, порохом. Газета звала: «Вести бои на истребление сопротивляющегося противника, на захват в плен его солдат и офицеров, на уничтожение всех, кто не складывает оружия!» А заголовком передовой статьи газета выбрала слова Максима Горького: «Если враг не сдается — его уничтожают». Они еще трижды повторялись в статье, написанной взволнованно, созвучно думам и чувствам участников боев.
«Если враг не сдается — его уничтожают! — говорилось в передовой. — Так было в Сталинграде, когда, несмотря на ультиматум советского командования, гитлеровцы продолжали сопротивляться, так было под Корсунь-Шевченковским…»
— Так будет и теперь, — сказал Шлемин, — только разгром станет еще более решительным и полным. Сейчас не сорок второй, а сорок четвертый…
— Да и фашист уже далеко не тот, что был в сорок втором, — заметил я. — Смотрите, вот заметка, — и прочитал: — «От врага очищено сто двадцать кварталов Будапешта… В районе Пилишентенеса захвачена группа офицеров и солдат в количестве шестисот человек, среди которых один генерал, восемь полковников и восемнадцать других офицеров…»
— Давайте сохраним этот номер газеты на память, — предложил командующий.
— Да, интересно будет вспомнить, — согласился я.
И вот теперь на моем письменном столе лежит тот пожелтевший уже газетный листок.
Еще раньше я дал указание редактору напечатать крупным планом схему города. Это задание было выполнено: на третьей странице газета поместила подробную схему города с названием улиц, мостов и прочих местных предметов, а также краткую справку. Сверху в рамке было указано: «В помощь командирам и бойцам, ведущим бои на улицах Будапешта».
У меня сохранился и этот номер газеты. Он сыграл но только прикладную роль, как схема-путеводитель, но и большую вдохновляющую, мобилизующую. Ведь солдату карта не положена. Он видит вокруг себя, насколько позволяет глаз и обстановка. А тут — вот он, Будапешт, за который бьемся уже сколько времени, вот он, как на ладони. И до центра его, до Королевского замка на высоком берегу Дуная, — рукой подать… Думаю, сохранился он и у других участников боев за Будапешт.
А тогда и Шлемин и я, аккуратно сложив газеты, спрятали их в свои полевые сумки. По понятным причинам парламентерам сказали, чтобы с собой газету на задание не брали.
— Ну, желаем удачи, — сказал командарм и крепко, по-отцовски обнял Остапенко и его товарищей.
Я посмотрел на их решительные молодые лица, на которых не отражалось ни тени сомнения и тревоги, и тоже пожелал успешно выполнить высокую миссию, вернуться живыми.
— Своим поступком вы сохраните тысячи и тысячи жизней.
Ровно в 11 часов московского времени группа с текстом ультиматума и большим белым флагом, который нес капитан И. А. Остапенко, направилась в расположение противника. В хмуром небе низко висели облака, но горизонтальная видимость была неплохой. С наблюдательного пункта, расположенного на господствующей высоте, было хорошо видно, как тройка наших бойцов во весь рост, уверенно и спокойно, пересекает нейтральную полосу. Они, конечно, знали: и наши, и вражеские солдаты с напряженным вниманием следят за каждым их шагом.
Непривычная для фронтовых условий тишина резала слух.
Сердце гулко стучало, глаза слезились от напряжения. С секунды на секунду можно было ждать предательского выстрела. Но парламентеры шли и шли. Вот уже совсем близко до первой вражеской траншеи…
Наконец парламентеры, встреченные гитлеровцами, скрылись из виду. Я позвонил Алексею Сергеевичу Желтову и доложил, что гитлеровцы встретили наших парламентеров и увели. Член Военного совета сообщил мне, что на 2-м Украинском фронте парламентера гитлеровцы не пустили — расстреляли…
Это еще больше обострило тревогу за судьбу наших посланцев, но теплилась надежда: вдруг на участке 2-го Украинского действовали фанатики-фашисты, а нашим повезет? Каждому ясно: убив парламентера, противника не ослабишь.
Ждать пришлось мучительно долго. Все то и дело поглядывали на часы. Наконец наблюдатель у стереотрубы радостно воскликнул:
— Идут! Идут!
Все на НП оживились, лица посветлели, каждый схватился за бинокль.
Они шли тем же порядком: в середине Остапенко с высоко поднятой головой, по бокам — его товарищи. Когда дошли до середины нейтральной полосы, с вражеской стороны застрочило сразу несколько пулеметов. Остапенко покачнулся и упал, выронив белый флаг…
— Сволочи, в спину стреляют! — выругался командарм. Его голос потонул в грохоте выстрелов. Наши солдаты ответили яростным огнем.
По счастливой случайности старший лейтенант Орлов и старшина Горбатюк, сопровождавшие парламентера, остались живы.
Весть о вероломном, подлом убийство парламентеров с быстротой молнии облетела войска. В канун Нового, 1945 года об этом узнала вся страна, вся сражающаяся армия, весь мир из специального сообщения Советского Информбюро, опубликованного 31 декабря. В нем говорилось: «С помощью подлой провокации и вероломных убийств гитлеровцы хотят продлить свое существование. Однако, отклонив ультиматум советского командования и совершив чудовищное убийство советских парламентеров, фашистские изверги не надолго сохранят свою шкуру. Красная Армия разгромит и раздавит врага, какое бы сопротивление он ни оказывал»[25].
По этому сообщению Совинформбюро в войсках прошли митинги и собрания — где это возможно, а на переднем крае, непосредственно в траншеях и блиндажах, состоялись групповые беседы и громкие читки. Гнев и возмущение охватили личный состав. Все от солдата до генерала остро переживали гибель парламентеров. На митингах и собраниях, в беседах солдаты и офицеры клялись, что не пожалеют ни сил ни крови, не посчитаются ни с какими трудностями, чтобы отомстить фашистам за их злодеяния.
Отклоняя ультиматум советского командования, гитлеровцы, окруженные в Будапеште, надеялись, конечно, на помощь, которую им обещал Гитлер.
Вечером 29 декабря начальник разведки фронта доложил командующему, что в районе Комарома (венгерский город на правом берегу Дуная) и Комарно (словацкий город на противоположном берегу) противник сосредоточивает свежие части.
Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин распорядился установить наблюдение и захватить контрольных пленных.
На следующий день эти сведения подтвердились. Кроме того, в 20 километрах севернее Комарно на левом берегу Дуная разведка обнаружила сосредоточение переправочных средств. Можно было не сомневаться, что фашисты готовят удар по правому флангу 4-й гвардейской армии, которая после десятидневного наступления приступила к перегруппировке своих сил.
В моем присутствии командующий фронтом позвонил генералу армии Г. Ф. Захарову, спросил, что нового у него на правом фланге.
Правый фланг у командарма не вызывал беспокойства. Он доложил, что 31-й гвардейский стрелковый корпус генерала С. А. Бобрука перешел к обороне, зарывается в землю.
— Зарывается — это хорошо, — побарабанив пальцами по столу, заметил командующий. — Но разведку, разведку надо вести усиленно!
Я догадался, что мысли Ф. И. Толбухина были заняты разгадкой очередного хода врага и раздумьями, что противопоставить его действиям.
В первый день нового года с утра шел сильный снег. Воспользовавшись непогодой, наши разведчики на правом фланге 4-й гвардейской армии захватили пленных из танковых дивизий СС «Викинг» и «Мертвая голова», которые до этого действовали на территории Польши.
Намерение фашистов прояснилось окончательно: деблокировать окруженную в Будапеште группировку. Командующий фронтом решил усилить плохо прикрытый стык со 2-м Украинским фронтом, выдвинув из района Эстергома 12-ю истребительную противотанковую бригаду и два полка 86-й стрелковой дивизии. Но мы тогда, к сожалению, не представляли всей опасности, которая нависла над правым флангом 4-й гвардейской армии. Гитлеровскому командованию для нанесения контрудара из района Комарно на Будапешт удалось скрытно сосредоточить 4-й танковый корпус СС в составе 5 танковых и 3 пехотных дивизий. На узком участке фронта, где оборонялся наш 31-й гвардейский стрелковый корпус генерала С. А. Бобрука, противник сосредоточил 1400 орудий и минометов, 530 танков и превосходил наши войска в личном составе в 5 раз, в артиллерии — в 4,5 и танках — в 17 раз[26].
