В условиях Венгрии, с ее мягким климатом, живописной природой и хуторной системой земледелия, создавать такие дома отдыха не представляло большого труда. Стоило лишь проявить инициативу. Первыми, конечно, на отдых посылали тех, кто прошел с боями от Сталинграда, и наиболее отличившихся в последних боях.

Учитывали мы и то, что войска уже длительное время находятся за рубежом, где особенно остро чувствуешь тоску по Родине, по родным и близким. Поэтому я требовал от редакторов газет обязательно публиковать информации ТАСС с Родины, а также письма, получаемые солдатами и офицерами от родных и близких. Они так п делали. Нередко письма от родных и близких воинов становились поводом для написания высокоэмоциональных газетных публикаций. Таким было, например, письмо сестры солдата Петренко Полины, угнанной в фашистскую неволю («Советский воин» за 12 января 1945 г.). В письме, чудом дошедшем до матери, а потом и до брата, Полина рассказывала о рабском существовании и нещадной эксплуатации угнанных в Германию советских граждан. А судьбы двух сыновей Марии Тимофеевны Ткаченко — Михаила, двадцатидвухлетнего комэска штурмовиков, Героя Советского Союза, и младшего, Александра, угнанного в фашистскую неволю, подсказали поэту Алексею Недогонову маленькую поэму-репортаж.

«Товарищ, вырежь этот рассказ и пошли на родину Героя, его матери, — обращалась редакция к читателю. — …Напиши Марии Тимофеевне ласковые слова, дай ей клятву… обещай выручить ее любимого сына вместе со всеми нашими людьми, так ждущими в проклятой неметчине часа своего освобождения…»

Далее сообщался адрес.

Такие материалы вместе с публикацией актов о зверских расправах гитлеровцев над попавшими к ним в лапы ранеными нашими бойцами и офицерами вызывали ненависть к врагу, стремление скорее покончить с ним.

Велик был интерес солдат к тому, как на Родине налаживается мирная жизнь, как встают из руин фабрики и заводы. В связи с годовщиной Сталинградской битвы, в которой активно участвовали многие соединения нашего фронта, в частях проводились беседы, организовывались выступления участников боев на Волге и Дону. А если кому-то удавалось побывать в тех местах, как это случилось с Героем Советского Союза Александром Макридиным, то такие люди были, что называется, нарасхват.

Учитывая этот интерес к живому рассказу очевидца, я посоветовал редактору фронтовой газеты напечатать подробный отчет о выступлении А. В. Макридина перед однополчанами. Материал был опубликован 1 февраля, иллюстрирован портретом Героя и привезенными им из Сталинграда снимками передовиков производства. В тот же день я дал политорганам указание организовывать громкие читки этого материала, в котором было много примеров и фактов, красноречивых цифр и солдатской непосредственности.

Следует отметить и такое. В Венгрии мы стали богаче и бумагой, и типографскими принадлежностями. Воспользовавшись этим, начали выпускать небольшие брошюры. Первая такая брошюра карманного формата под названием «Герои великой будапештской битвы» была отпечатана накануне освобождения столицы Венгрии и разослана в войска вместе с праздничным номером газеты.

Маленькую, но очень дорогую для всех нас книжицу открывали стихи Якова Белинского «Героям слава!». Приведу лишь несколько строк из стихотворения, которое декламировали солдаты, заучивали наизусть — это было о них.

Здесь враг не битвой рисковал —
Не в ней одной лишь суть! —
Он путь на Вену прикрывал,
На черный Мюнхен путь!..
…И было трудно перечесть
Геройские дела.
Как знамя, огненная месть
Нас в правый бой вела.
М разбивался злобный шквал
Фашистского свинца
О русский кованый металл,
О русские сердца.

Хорошо, точно и метко сказал поэт!

Стихи, да и всю книжку направили и командующему фронтом. Авторов, чьи материалы были там помещены, маршал Ф. И. Толбухин поощрил, а мне сказал:

— Надо бы и впредь такие книжечки выпускать. Газета живет день-два, не больше, а эту, — он аккуратно перевернул страницу, — боец сохранит на память, почитает на досуге, да и домой повезет.

Листовками и брошюрами, которые издавало политуправление, первым делом, конечно, обеспечивались Дома Красной Армии, их агитмашины. Во время боев в Югославии и особенно в Венгрии они использовались широко. Нередко агитмашины приезжали прямо на передовую. В минуты затишья в каком-нибудь овраге или, если в городе, во дворе отвоеванного у врага дома агитмашина собирала вокруг себя свободных бойцов…

…Родина высоко оценила подвиги советских воинов в Будапештской операции. Президиум Верховного Совета СССР Указом от 9 июня 1945 года учредил медаль «За взятие Будапешта», которой были награждены все участники боев; тысячи отличившихся воинов были удостоены орденов и медалей.

Взятием Будапешта и ликвидацией окруженной группировки противника закончился второй этап боевых действий советских войск по освобождению Венгрии. Около двух третей ее территории были очищены от гитлеровцев. Оставалась под пятой фашистов западная часть страны.

Глава восьмая.

Обороной стальной…

Все эти полтора месяца, пока шли бои за Будапешт, мне не довелось ни разу побывать в наших частях, сражающихся непосредственно в городе. И вот ранним утром 13 февраля мы с адъютантом и двумя корреспондентами из фронтовой газеты подъехали к мосту Эржебет. Тихо вокруг, слышна только, как неистово шумит Дунай в упавших в воду белых ажурных фермах моста, взорванного гитлеровцами.

Но серпантину разбитой дороги поднялись на вершину Геллерта, круглой высокой горы. Дорога раза два сделала круг, пока вышла на площадь перед цитаделью.

— Смотрите, — Павел Романович возбужденно показывает рукой вперед, — какое красивое здание. Что это?

— Парламент, — догадался я, узнав это величественное здание.

Нас окружили ликующие воины. Вся гора Геллерт была в красных флагах и транспарантах.

На проспекте Маргит встретились с колонной наших бойцов. Я вышел из машины — строй остановился. Молодой загорелый офицер с наклейкой на щеке представился:

— Капитан Поляков, веду роту по местам, где вчера еще отвоевывали дом за домом.

Разговорился с бойцами. Молодые ребята, но есть и те, что помнят Сталинград. Например, пулеметчик Михаил Юрчук. На груди несколько медалей. Веселый, неунывающий.

— Боевые ребята во взводе у младшего лейтенанта Николая Прохорова, — сказал между тем ротный, показывая на совсем еще юного офицера. — Вчера четыре дома штурмом взяли, а вон в том, угловом, видите, тридцать фрицев уничтожили.

— Верно? — спрашиваю.

— Так не слушались, товарищ генерал, фрицы, — под общий смех ответил Юрчук. — Мы им кричали: «Хенде хох!» — а они не слушались. Пришлось из пулемета, чтоб послушнее были…

На пригорке у Венского шоссе на свежем ветру трепетали красные флаги. Это то шоссе, по которому гитлеровцы намеревались прорваться к Будапешту. То шоссе, по которому из Королевского замка хотели вырваться последние из разгромленного гарнизона гитлеровцев…

Везде, куда ни посмотреть, следы тяжелых боев: поврежденная техника, битый кирпич. Еще не убранные трупы гитлеровцев… До сих пор доносились одиночные выстрелы и автоматные очереди — шло прочесывание. Выкуривали из закутков, чердаков да подземелий попрятавшихся фашистов.

Поздно вечером я вернулся на КП фронта и доложил генерал-полковнику А. С. Желтову о будапештских впечатлениях. Алексей Сергеевич сказал:

— Надо настроить людей на высокую бдительность. Надо закрепиться на достигнутых рубежах, укрепить оборону. Полагаю, три наступления гитлеровцев, которые мы отбили, не последние их авантюры. Слишком по больному месту бить собираемся. Австрия, кроме прочего, родина бесноватого. И это не надо сбрасывать со счета.