Близких друзей принимали на кухне, тут их кормили яичницей и пирогами. И Йилд горделиво посматривал на гостей:

— Сознайтесь, есть у вас такая чудо-печь? Есть такая кухня? Такая стиральная машина? Такая жена?

После ужина гостей переводили в кабинет Йилда, он же служил гостиной. Бетти, жена Йилда, моложавая и румяная, как муж, отводила детей спать, а затем, вернувшись, включала радиолу и танцевала с мужем, томно положив голову ему на плечо и полузакрыв глаза.

Тишина. Уют. Благополучие. Ну что могло потревожить эту милую пару, поколебать ее спокойствие, уверенное счастье?

Сильное землетрясение сразу разрушает наиболее привычные наши ассоциации: земля- самый символ незыблемости- движется у нас под ногами… в этот миг порождает в нашем сознании какое-то необычное ощущение неуверенности, которого не могли бы вызвать целые часы размышлений…

…я высадился в Талькауано, а затем поехал в Консепсьон. Оба города представляли самое ужасное, но вместе с тем и самое интересное зрелище, какое я когда-либо видел… Развалины лежали такой беспорядочной грудой, и все это так мало походило на обитаемое место, что почти невозможно было представить себе прежнее состояние этих городов… В Консепсьоне каждый дом, каждый ряд домов остались на месте, образовав кучу или ряд развалин, но в Талькауано, смытом огромной волной, мало что можно было различить, кроме сплошной груды кирпичей, черепицы и бревен…

Огромная волна надвигалась, должно быть, медленно, потому что жители Талькауано успели убежать на холмы, расположенные за городом… Одна старуха с мальчиком лет четырех или пяти тоже бросилась в лодку, но грести было некому, я лодка, налетев на какой-то якорь, разбилась пополам; старуха утонула, а ребенка, уцепившегося за обломок лодки, подобрали несколько часов спустя… Среди развалин домов еще стояли лужи соленой воды, и дети, устроив себе лодки из старых столов и стульев, казались столь же счастливыми, сколь несчастны были их родители…

Ч. Дарвин. «Путешествие натуралиста на

корабле «Бигль».

Даже Мэтью,закоренелый холостяк,вздыхал и крякал, глядя на танцующих:

— Позавидуешь, а?

В своем доме Йилд чувствовал себя маленьким божком. Ему подавали обед и мягкие туфли, зажигали сигару, смешивали коктейли. У него было кресло для курения и стол для размышлений, хотя сам он предпочитал в неслужебное время не размышлять. Дома он наслаждался отдыхом, придумывал желания, а жена и девочки бросались их исполнять.

— Уж очень вы балуете мужа,- сказал как-то Грибов, не то с осуждением, не то с легкой завистью.

И Бетти ответила без тени улыбки:

— Как же иначе? Ведь он один у нас работает. Должен дома отдохнуть. Если заболеет, все мы пропадем…

В домике йилда полагалось отдыхать принудительно.

Запрещались даже разговоры о землетрясении. «Уважайте даму,- взывал Йилд,- ее не интересуют ваши пласты и разломы. Мы же толкуем о горных породах по сорок часов в неделю. Почему вы не умеете отдыхать?

И не раз бывало, что Мэтью и Грибов удалялись в гараж, чтобы обсудить подземную обстановку.

Впрочем, однажды табу было нарушено. Не для Грибова, для другого гостя.

Это был бодрый старик лет шестидесяти, худощавый, мускулистый, румяный. Сидя на кухне, он с аппетитом уплетал яичницу, откусывал пирог крепкими зубами, белыми, как кухня миссис Йилд. «Родственник, наверное»,- подумал Грибов. Человек более наблюдательный заметил бы, что хозяин слишком громко смеется шуткам гостя, а хозяйка больше обычного волнуется из-за подгорелой корки. Но Грибов проявлял наблюдательность только на геологических обнажениях.

После ужина появились шахматы, какие-то особенные, из полупрозрачной пластмассы. Одни фигуры кремовые, другие- темно-медовые.

— Сыграем? — предложил старик.

Грибов отважно согласился. Для любителя он играл прилично, в свое время был чемпионом вулканологов на Камчатке. Но здесь он потерпел сокрушительное поражение: был разгромлен трижды, причем в третий раз старик откровенно объяснял свои ходы: «Вот видите, я жертвую пешку, потом качество. Вы, конечно, не отказываетесь… Глядите, какое безвыходное у вас положение…»

Грибов был раздражен и обескуражен. Он был высокого мнения о своих логических способностях и вдруг оказался бессильным в самой логической из игр.

И вот после третьей партии, когда гость складывал фигуры, он и завел разговор о землетрясениях.

— Хорошая профессия у вас,- так начал он.- Географическая профессия. Я читал о вашей жизни в газете.Крым, Камчатка, Индонезия, Калифорния… Завидую, я сам люблю путешествовать. А знаете ли вы, куда поедете отсюда? Наверное, природа продиктовала вам маршрут на пять лет вперед?

Грибов насторожился. В этой стране слишком много было газет и слишком часто незначительный намек или предположение они выдавали за сенсационное открытие… В сущности старик спросил: где будет предотвращаться следующее землетрясение?

— Рано говорить о будущих поездках,- сказал Грибов.- Постоянная служба подземных предсказаний имеется только в двух странах — у нас и у вас. Я надеюсь, когда мы доведем здесь дело до успешного конца, интерес к прогнозам вырастет, будет создана всемирная служба подземной погоды, тогда станет ясно, где назревает самое опасное землетрясение. Вообще-то работы хватит. В среднем на Земле ежегодно бывает одна катастрофа, десять разрушительных землетрясений, сто сильных толчков. Ну, толчки-то не обязательно предотвращать…

— Итого одиннадцать землетрясений в год,- подвел итог шахматист.- И к ним надо готовиться уже сейчас. Но тогда мне непонятно, почему ваш посол возражал против предложения «Нью-Кольерс»? Выходит, оно было очень разумным. Действительно, нужно не сворачивать атомную промышленность, а расширять ее, не уничтожать атомные бомбы, а накапливать и держать наготове.

«Вот куда ветер дует! — подумал Грибов.- Хотят, чтобы я поддержал «Нью-Кольерс».

— Будем точны,- сказал он.- Мы требуем уничтожить бомбы, орудие убийства. А мирная атомная промышленность пусть развивается на здоровье. Уран нужен атомным электростанциям…

Старик нахмурился:

— Атомные электростанции нерентабельны у нас. Тепловые дешевле. Уран не может конкурировать с углем и нефтью. Но одиннадцать катастроф по двадцать зарядов на каждую — это надежный рынок. Ведь землетрясения будут всегда. Вероятно, вы и сами не отказались бы вложить свои сбережения в урановые акции.

«Что за человек мой собеседник?-раздумывал Грибов.- Маклер, что ли? Или биржевой игрок? Так или иначе, нельзя давать ему никаких обещаний. Может, он спекулировать будет, опираясь на мои слова? Потеряет деньги, претензии предъявит…»

— Сбережений у меня нет,- сказал он.-А труд я вкладываю в советское хозяйство. И надежно обеспечен советским хозяйством на всю жизнь. Пока работаю, получаю жалованье, не смогу работать, получу пенсию. Насчет ваших сбережений советы давать не рискую. Но учтите: в технике к цели ведут разные дороги, инженеры выбирают самую доступную.Но самая доступная- не всегда самая легкая,самая близкая и экономичная. Сейчас-то мы спешим, землетрясение держит нас за горло, нет времени выбирать и совершенствоваться. Знаете, как в хирургии: уж если гангрена началась, надо резать не откладывая. Вот мы и режем: ломаем кору, тратим уйму зарядов. Но хирургия- крайнее средство. Если время позволяет, надо думать о лечении, даже профилактике.

— Но лечить все равно вы будете атомными бомбами?

— Не обязательно, лучше не бомбами. Для профилактики требуется какой-то режим, подземная гигиена что ли. Мысль устремится в глубину, к воздействию на мантию. Скважины понадобятся, безусловно, бурение понадобится. Но взрыв — это грубое средство, бомбы — это кулак, кувалда. Кувалда неподходящий инструмент в медицине земной и подземной.

— Следовательно, урана понадобится меньше,- мрачно проговорил старик.- А у нас развитая индустрия, заводы, десятки тысяч людей кормятся ураном. Все они будут разорены, их жены й дети обречены на голод.