№ 00553/оп 15 апреля 1945 г. 15.30 Командующий войсками фронта приказал: Артподготовку начать ровно в 5.00 16.4.45 г. Атаку пехоты начать на двадцатой минуте артподготовки, т. е. в 5.20 16.4.45 г. Начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малинин[153].

Не прошло и 10 минут, как на головы войск свалился новый приказ:

Если откровенно, то это исправление в 10 минут артподготовки — что мертвому припарки. Обычно, в соответствии с указанным выше приказом Сталина, на это отводилось не менее часа-двух, к тому же при очень большой линейной плотности артиллерии на километр фронта прорыва. Что, кстати говоря, у Жукова было — 280 стволов на километр фронта. К слову сказать, попутно невозможно в этой связи не отметить следующее обстоятельство. Ещё 24 июня 1944 г. в процессе осуществления операции «Багратион» (под Бобруйском) Красная Армия применила великолепный прием — двойной огневой вал. Суть этого приема в следующем. Создается сплошная огневая завеса одновременно на двух (потому и называется двойной) рубежах перед фронтом своих атакующих войск, последовательно переносимая в глубину обороны противника по мере продвижения собственных войск. Привлекаемая к реализации этого метода артиллерия ведет огонь на основных и промежуточных рубежах. Первые назначаются с учетом построения обороны противника и расположения его живой силы, противотанковых и других огневых средств. Назначается по переднему краю, а последующие — через 300–600 метров в зависимости от построения обороны противника. Промежуточные рубежи огневого вала назначаются между основными на расстоянии 150–200 м друг от друга в зависимости от темпов движения своих атакующих войск. При использовании двойного огневого вала артиллерийскому подразделению назначается один участок, размер которого определяется из расчета (на одно орудие): 15 м — для артиллерии калибра до 100 мм включительно и минометов у 37,5–50 м для артиллерии свыше 100 мм. При двойном огневом вале создаются две группы артиллерии, которые ведут огонь одновременно по двум рубежам, причем первая группа ведет огонь по всем основным и промежуточным рубежам огневого вала, а вторая — только по основным. Минимальный расход снарядов при двойном огневом вале: для орудий калибра 100 мм — 12 снарядов, 122 м — 8, 152-мм калибра — 6 снарядов в минуту на 100 м фронта! Благодаря двойному огневому валу надежно взламываются любые инженерные сооружения, перепахивается вся система обороны противника, в массовом порядке уничтожается его живая сила, противотанковые и другие огневые средства. Метод великолепно зарекомендовал себя еще под Бобруйском, в результате чего советские войска продвигались вглубь вражеской обороны на 10–20 км дальше, чем это было предусмотрено планом. Более того. Его широко пропагандировали в Красной Армии, и командующим фронтами он был прекрасно известен. Хотя бы еще и потому, что до операции «Багратион» его, правда, как одинарный огневой вал, уже использовали во время советско-финляндской войны. Потому, собственно говоря, и смогли взломать укрепления на «линии Маннергей-ма». Проще говоря, у Жукова был прекрасный шанс так глубоко перепахать и так сокрушительно взломать всю систему обороны противника с одновременным массированным уничтожением как его живой силы, так и инженерных сооружений, противотанковых и иных огневых средств, что наша пехота могла бы продвигаться вперед большими темпами, не неся огромных потерь.

Но все это оказалось не указ для Жукова, хотя, подчеркиваю, он имел шанс для использования именно же двойного огневого вала — количество стволов позволяло ему устроить, это даже исходя из минимального расхода снарядов. Тем не менее после столь короткой артподготовки он пустил в атаку пехоту без поддержки танков и самоходок. Обладавшая к концу войны колоссальным боевым мастерством пехота, вполне возможно, и с такой тяжелой задачей справилась бы без особых потерь, если бы, как и всегда, не одно «но»: при такой линейной плотности артиллерии на километр фронта на тот же километр фронта он установил сверхвысокую линейную плотность пехоты — 1282 человек!

Естественно, что немцы не замедлили воспользоваться комплексным промахом (промахом ли?!) Жукова и сразу же после начала атаки советских войск отошли на вторую линию обороны на высотах и уже оттуда не без удовольствия принялись расстреливать наши войска прямой наводкой. Соответственно нет ничего удивительного в том, что, неся огромные потери, пехота не смогла продвинуться дальше подошвы Зееловских холмов. Тут бы командующему и внести необходимые коррективы. Ан-нет…

Дочь участника штурма Зееловских высот, командира 39-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова полковника Е. Т. Марченко — Галина Ефимовна Марченко — как-то поделилась воспоминаниями своего отца, которые ей многократно пришлось слышать. Она, в частности, отмечала, что, по словам ее отца, «перед началом боев за Зееловские высоты 39-й гвардейской стрелковой дивизии был придан танковый корпус. Фамилии и имени командира корпуса не помню, я только запомнила характеристику, что это был немолодой, очень интеллигентный, очень знающий военный. Они с отцом стали думать, как брать эти высоты. Поскольку там все доты были нацелены против танков. Специально укреплены. Отец сказал, что танками их брать нельзя. Значит, надо что-то придумать. И придумал создать небольшие, в три-четыре человека, боевые группы, переправить их за линию фронта, и чтобы они забросали доты гранатами. Сколько смогут уничтожить. Чтобы хоть какие-то проходы для танков образовать. Этот генерал с папой согласился. И когда отец говорил с Чуйковым, тот тоже согласился, что это будет разумно. В ночь перед атакой они уже начали готовить эти боевые группы — и вдруг звонок. Просят к телефону генерала. Оказалось, что с НП армии звонил Жуков и стал его ругать матом. Папа вспоминал, что этот генерал в одну секунду стал белым, как бумага. А Жуков орал на него матом, что он предатель, изменник, что он его застрелит собственной рукой: почему не идут в атаку танки? Потом трубку взял Чуйков и то же самое повторил полковнику Марченко. Стал страшно в истерике ругаться. После чего танки пошли в атаку. Папа вспоминал, что утро (похоже, что это случайная оговорка, так как по приказу Жукова танки были введены в сражение во второй половине 16 апреля; не исключено также, что отец Марченко имел в виду и утро 17 апреля. — А.М.) было на редкость тихое и ясное, и дым от горящих танков ровными столбами поднимался вверх, как будто это стояли деревья… Казалось, что весь этот склон покрыт дымным лесом. Он называл цифру этих танков, превратившихся в черные столбы: где-то 400 единиц. Было видно, что ни один танк не прошел»[155].

Однако вопреки здравому смыслу во второй половине дня 16 апреля Жуков ввел в сражение обе танковые армии, которые должны были быть введены в места прорыва пехоты, и, получив «зеленую улицу» для движения на тылы противника, обойти высоты с севера. Однако вместо этого они полезли вверх на холмы, пошли по коммуникациям пехоты, создав кровавый хаос в оперативных построениях общевойсковых армий. Сохранились документально зафиксированные свидетельства раненых, как танки давили свою же пехоту. Под огнем противника все войска перемешались у и создалась полная неразбериха в управлении ими. И тут еще «добавила» наша авиация, в чем также не было ничего удивительного. При столь близком соприкосновении с противником, да еще и в ситуации такой мешанины в собственных войсках, бомбы в избытке стали падать на свои же войска. В какой-то момент положение стало настолько неуправляемым, что под бомбежкой оказался даже НП командующего 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова, где в это время находился также и Жуков. Поразительно, но факт, что ни Чуйков, ни Жуков в тот момент не имели связи с командованием ВВС, и в результате свои же самолеты пришлось отгонять огнем своих же зениток, иначе было просто невозможно прекратить этот побоище (впоследствии Чуйков признал это в приватных воспоминаниях, которые, естественно, не вошли в его мемуары).