Бонд стоял, не двигаясь, посередине комнаты. Он тихонько присвистнул. Да, веселенькая история, черт побери, ну и ну! У него было острое желание ударить как следует ногой по этой изысканной мебели. Но он заметил, что на потолке один из четырех плафонов в форме призм был пустой, там виднелось нечто похожее на глазное яблоко. Пост внутреннего наблюдения? Если да, то на какой площади он работает? Не больше широкого круга, охватывающего середину комнаты? А микрофоны? Может, весь потолок — это один большой микрофон. Обыкновенная военная хитрость, он постоянно должен помнить, что за ним следят.

Джеймс Бонд начал раскладывать вещи, думая о своем, мысли обгоняли друг друга. Затем он принял душ и должным образом подготовился к встрече с «ее девочками».

Бар был обит кожей, он казался ненастоящим, чересчур вылизанным, в нем пахло как в салоне новенькой машины. Бар был сделан с претензией на тирольский сруб: большой камин, сложенный из камня — в нем пылали огромные поленья, под потолком висела стилизованная люстра в виде колеса от телеги, лампочки на ней были похожи на оплавленные свечи. Здесь было много разных предметов из металла: настенные бра, пепельницы, настольные лампы, а сама стойка бара была легкомысленно украшена разными флажками и бутылочками из-под ликера. Приятная сладкоголосая музыка лилась из невидимых динамиков. «Здесь и не напьешься-то как следует», — подумал Бонд про себя.

Когда он закрыл за собой обитую кожей, украшенную бронзовыми кнопочками дверь, воцарилась минутная тишина, затем раздался все усиливающийся шум голосов, отовсюду на Блонда устремились чьи-то взгляды, его оценивали со всех сторон. Бонд сразу понял, что оказался в кругу самых симпатичных девушек, каких ему когда-либо приходилось встречать, и вокруг этих созвездий ковыляла Ирма Бунт, выглядевшая по крайней мере странно в своем самодельном домотканом костюме, предназначенном «на выход после лыж», надо сказать, что в костюме преобладали оранжевый и черный цвета.

— Сэр Хилари, — представила она его. При этом цепко схватила за руку. — Чудесно, просто чудесно, не правда ли? Проходите, пожалуйста, познакомьтесь с моими девочками.

В баре было ужасно жарко, и Бонд почувствовал, как на лбу его выступила испарина, пока его водили от стола к столу и он пожимал все эти прохладные, сухие, вялые руки. В ушах его звенели имена — Руби, Виолетта, Перл, Анна, Элизабет, Верил, но видел он только множество прекрасных загорелых лиц и целый ряд восхитительных, обтянутых свитерами бюстов. Это напоминало ему посещение там, у себя дома, заведений под привычными названиями «Девушки-колокольчики» или «Молодая поросль». Он пробрался на место, оставленное специально для него, и сел между Ирмой Бунт и голубоглазой красавицей блондинкой с роскошной грудью. Бонд был просто сражен и взял себя в руки лишь тогда, когда бармен вопросительно взглянул на него.

— Виски с содовой, пожалуйста, — произнес он, и ему показалось, что голос его доносится откуда-то издалека.

Он не торопясь закурил сигарету, а в это время за четырьмя стоящими полукругом столами, которые днем, по всей видимости, убирали, — и это помещение превращалось в отличную смотровую площадку, откуда открывался ослепительный ландшафт, — велась какая-то странная, неестественная беседа, все как будто играли. Десять девушек и Ирма. Все девушки-англичанки. Никаких фамилий. И ни одного мужчины. Всем девушкам двадцать с небольшим. Все девушки, на первый взгляд, при деле. Все похожи на стюардесс. Возбуждены присутствием мужчины — мужчины приятной наружности, к тому же баронета с ног до головы, если только баронеты не бестелесны. Довольный собственной шуткой, Бонд повернулся к блондинке.

— Извините, ради бога, но я не расслышал ваше имя.

— Меня зовут Руби, — сказала она дружелюбно, но несколько манерно. — Наверное, это тяжелое испытание — оказаться единственным мужчиной, я имею в виду единственным среди нас всех, девушек.

— Ну, скорее это приятная неожиданность. Очень приятная. Вас так много, что запомнить, как кого зовут, просто невозможно. — Он понизил голос до заговорщицкого шепота. — Будьте добры, введите меня еще раз в курс дела, давайте, так сказать, пройдемся по всей команде.

Бонду подали виски с содовой, он нашел коктейль достаточно крепким, чем остался доволен. Сделал большой, но в меру глоток. При этом обратил внимание на то, что девушки пили кока-колу и фруктовые соки, коктейли все только слабые — типа «Орэндж блоссомс» или «Дайкири». Руби как раз пила «Дайкири». Было очевидно, что в спиртном его ограничивать никто не собирается, но следовало соблюдать осторожность и проявлять умеренность, подобающую настоящему джентльмену.

Руби, по всей видимости, была очень рада завязать знакомство.

— Итак, — сказала она, — я начну справа от вас. Это мисс Бунт, что-то вроде матроны. Вы с ней уже встречались. Затем, в фиолетовом шотландском свитере, конечно же, — Виолетта. Далее, за следующим столом, та, что в зеленой с золотом блузке от Пуччи, — Анна, я рядом с ней, просто в зеленом, — Перл. Она здесь, кажется, моя самая лучшая подруга.

Так она перечислила всех, переходя от одной красотки к другой. До Бонда долетали обрывки их разговора. «Фриц говорит, что я еще недостаточно уверенно чувствую себя на склоне, лыжи просто убегают от меня». — «Представь, и у меня то же самое, — радостное хихиканье, — попка вся в синяках». — «Граф уверяет, что я иду на поправку. Ну разве не ужасно, что придется уезжать отсюда?» — «Интересно, что сейчас делает Полли? Ее уже месяц как нет». — «Мне кажется, что для загара лучше всего натираться „Сколом“. Все эти мази и кремы — словно жир на сковородке». И так далее — обычная болтовня, которую можно услышать в кругу веселых, здоровых девушек, учившихся кататься на горных лыжах, — лишь имя графа произносится благоговейным шепотом, да на Ирму Бунт и Бонда поглядывают украдкой, чтобы убедиться, что ведут себя надлежащим образом, не слишком шумно.

Пока Руби продолжала свою немногословную перекличку, Бонд старался связать имена с лицами и постараться понять, почему собралась здесь вместе эта очаровательная, но очень странная группа девушек, согласившихся на добровольное заточение на вершине действительно очень высокой горы в Альпах. Казалось, что все девушки вели себя одинаково просто и говорили одним и тем же языком, употребляя одинаковые выражения, они были похожи на тех девушек, что посиживают в английских пивных, такие скромные на вид, попивают себе «Бейбишам», газированный грушевый сидр, неумело затягиваются сигаретой и время от времени бросают своему приятелю французское «пардон». И это хорошие, порядочные девушки, они из тех, кто спокойно скажут пристающим: «Только не надо портить вечер» или: «У всех мужчин лишь одно на уме», а то и вовсе раздраженно: «А ну-ка убери руки». И какое разное у всех произношение, диалектные особенности, словно специально собранные со всей Англии, — полнозвучные гласные Ланкашира, ритмическая интонация, типичная для Уэльса, шотландская картавость, носовые звуки облагороженного кокни.

«Считайте, что меня почти удалось одурачить», — подумал Бонд, когда Руби подошла к концу длинного списка.

— А это Берил, вся в жемчугах и в таком же жемчужном джемпере. Ну, теперь, надеюсь, вы разобрались, кто есть кто?

Бонд посмотрел в круглые голубые глаза, в которых явно забегали озорные чертики.

— Честно говоря, нет. И я чувствую себя, как тот известный комик, которого в одном из фильмов хитростью заманили в женскую школу. Ну знаете, что-то вроде женского монастыря.

Ока хихикнула. Бонд еще не знал, что хихикает она постоянно. Она была чересчур «утонченной», чтобы раскрыть свои прелестные губки и расхохотаться. Ему также предстояло узнать, что она не умела чихать, как все нормальные люди, вместо этого она издавала слабый писк, зажимая рот кружевным платочком. Бонд не ведал пока, что она довольствуется очень малым количеством пищи, которую едва разжевывает, прежде чем проглотить, причем делает это совсем незаметно. (Ведь она «так хорошо воспитана».)