– Скажи, все дело в моем маленьком обмане? Ну, насчет Айлы?

Я резко повернулась, а Элли пристыженно потупилась.

– Да. Я только что узнала, что это, оказывается, был, как ты выражаешься, маленький обман.

Адам хмурился, не понимая, о чем разговор.

– Я совершила отвратный поступок, – сказала ему Элли.

– Об этом я догадался, – кивнул Адам. – Что ты натворила?

– Наврала Джосс. Сказала ей, будто мы с тобой обедали вместе с Брэденом и Айлой. И они отчаянно флиртовали друг с другом.

Адам дернулся, в точности так, как делал Брэден, получив какое-нибудь неожиданное известие. Я заметила, они с Адамом вообще во многом похожи. Сказывалась многолетняя дружба.

– Мы никогда с ними не обедали, – пробормотал он. – И видели эту Айлу всего несколько секунд.

– Офигительно удачная шутка, – процедила я, забыв, что разговариваю с больной. – Будь любезна, объясни, какого хрена ты решила мне наврать?

Глаза Элли источали печаль и умоляли о прощении. В сочетании с ее перевязанной головой это производило просто душераздирающее впечатление.

– Брэден пожаловался мне, что вот уже несколько дней ходит за тобой как привязанный, а ты на него и смотреть не хочешь. Сказал, что придумал новый метод. Исчезнет из твоего поля зрения, чтобы ты по нему скучала. Он надеялся, так ты быстрее поймешь, какого сокровища лишилась, и вернешься к нему. А я сказала, ты слишком упертая, чтобы на это повестись.

Ну, это она зря. Расчет был верным. За те несколько дней, что паршивец ушел в подполье, я соскучилась по нему до одурения. Он слишком хорошо меня знает.

Конечно, говорить об этом вслух я не стала. Отделалась нечленораздельным мычанием.

– В самом деле, Джосс, ты ведь ужасно упрямая. Ну вот, я решила, куда надежнее будет вызвать твою ревность. Тогда ты и правда поймешь, что можешь его потерять, и прекратишь дурить.

Элли повернулась к Адаму и посмотрела ему в глаза:

– Ну а результат получился обратный.

– Бывает, – вздохнул он, пряча улыбку.

Эти голубки знай себе воркуют, а я сижу по уши в дерьме!

– Знаешь, Элли, не будь ты после операции, я бы разговаривала с тобой совсем по-другому.

– Прости, Джосс, прости, – жалобно поморщилась Элли. Вдруг в глазах ее вспыхнула надежда. – Накануне операции я хотела тебе признаться. Но у меня начался такой мандраж, что я обо всем забыла. Так или иначе, теперь ты знаешь правду. У Брэдена никого нет. И ничто не мешает вам быть вместе.

Настал мой черед тяжело вздыхать.

– Твой обожаемый Брэден видеть меня не желает.

– Обиделся, что ты ему не доверяешь?

– Вроде того.

Пускаться в объяснения у меня не было ни малейшего желания. Что делать дальше, я не представляла.

– Джосс, ты меня простила? – тихо спросила Элли.

– Простила, – буркнула я. – Но психолог из тебя никудышный. И ты поступишь чертовски разумно, если впредь откажешься ставить на людях подобные эксперименты.

С видом оскорбленного достоинства я помахала на прощание рукой и вышла, осторожно закрыв за собой дверь.

У себя в комнате я села за пишущую машинку и перечитала последнюю страницу, надеясь, что это поможет избавиться от царившего в душе сумбура. Если верить доктору Причард, я еще пожалею о том, что не была откровенна с Брэденом. Так вот, если говорить честно, все мои прежние тревоги, мысли о будущем, сомнения в том, достойна ли я его, досада на его излишнюю напористость, кажутся сущим пустяком в сравнении с тем кошмаром, в который превратилась моя жизнь в последние несколько дней. Кошмаром, в котором я пребывала, решив, что он меня не любит.

Именно об этом нам и нужно поговорить.

Но побывать в Виргинии мне тоже необходимо. Теперь, когда я наконец набралась смелости взглянуть в лицо своему прошлому, я не могу отказаться от этого шага.

Но прежде всего нам нужно поговорить.

Погодите, погодите. Я повернулась на стуле и посмотрела на книжную полку, туда, где лежал билет. Убей бог, не помню, чтобы Брэден положил его назад.

Мерзавец украл мой билет!

Охватившая меня ярость преобразовалась в приступ бешеной энергии. Нет, сказать, что Брэден слишком напорист, – значит сделать ему незаслуженный комплимент! Он просто самовлюбленный тупица, привыкший всех подминать под себя. Тихонько повизгивая от злости, я сунула ноги в ботинки, надела пальто, второпях застегивая его не на те пуговицы, схватила ключи и сумочку и заглянула в комнату Элли. Надев на минуту маску спокойствия, я сказала Элли и Адаму, что должна ненадолго уйти. Они рассеянно помахали на прощание, и я выбежала на улицу и принялась ловить такси.

Думать я не могла. Дышать почти не могла. Такой кретинской выходки я от него никак не ожидала. Надо же такое придумать. Украсть мой билет.

Дикарь, просто дикарь.

Расплатившись с водителем, я выскочила из машины как ошпаренная и понеслась к его дому. Я знала, входная дверь оборудована видеокамерами, поэтому, позвонив, состроила донельзя свирепую физиономию. Чего доброго, он испугается и не впустит меня, запоздало пронеслось в голове.

Дверь открылась.

Лифт тащился до его этажа целую вечность.

Брэден стоял в дверях босиком, в джинсах и свитере. Вид у него был домашний и невозмутимый. Он отступил, давая мне войти, а когда я вихрем ворвалась в квартиру, запер дверь.

Оказавшись в гостиной, я по инерции завертелась на месте, словно одержимая.

Паршивец с ухмылкой наблюдал за моей бешеной пляской.

– Это не смешно, – наконец обрела я дар речи.

Пожалуй, я взяла слишком большой разгон. Но буря, разразившаяся сегодня, собиралась несколько недель. У меня накипело на душе.

Согласна, я сама подбрасывала дров в огонь, доводивший меня до белого каления. На себя я тоже злилась.

Но осыпать бранью себя – довольно дикое занятие. Поэтому жертвой моего гнева должен был пасть он!

Ухмылка сползла с его лица, взгляд стал серьезным и хмурым.

– А я и не хотел тебя смешить.

– Верни билет, Брэден, – протянула я руку. – Я не шучу.

Он кивнул и вытащил билет из заднего кармана джинсов:

– Этот?

– Да. Отдай его мне.

Я думала, что моя ярость достигла крайней степени накала. Но я ошибалась. Что такое крайняя степень ярости, я узнала только после того, как он разорвал билет на кусочки и подбросил их в воздух.

– Про какой билет ты все время твердишь? – издевательски спросил он.

Здравый смысл подсказывал мне, что ломать трагедию нет причин. Восстановить билет ничего не стоит – для этого его нужно всего лишь распечатать. Но мне было не до здравого смысла.

Издав нечто вроде грозного рыка – вот уж не знала, что на такое способна, – я набросилась на него и заколотила кулаками по его груди с такой силой, что он покачнулся. Все, что накопилось за последние полгода – ревность, неуверенность, обида, сердечная боль, – требовало отмщения.

– Я тебя ненавижу! – заорала я, отскочив от него на несколько шагов.

Слова выскакивали изо рта сами собой, почти против моего желания.

– Ты испортил мне жизнь, сволочь поганая! Какого хрена я тебя встретила!

Глаза мои щипало от слез. Его лицо оставалось непроницаемым, как камень.

– Какого хрена я тебя встретила! – повторила я дрогнувшим голосом, и слезы побежали по щекам. – Без тебя мне было так хорошо. Так спокойно. А ты вымотал мне всю душу, подонок несчастный. Превратил меня в развалину. Так хотя бы сейчас оставь меня в покое.

Он медленно покачал головой и приблизился ко мне. Я не двигалась, словно впав в оцепенение. Закрыв глаза, я ощущала, как руки его касаются моих плеч. Как он сжимает меня в объятиях и притягивает к себе.

– Ты не развалина.

Я посмотрела ему в лицо. Невыносимо красивое лицо.

– Нет, развалина.

– Врешь.

Он тряхнул меня так, что я лязгнула зубами, и уставился на меня светло-голубыми глазами. Я смотрела в эти глаза, будто завороженная, и видела, как в глубине их вспыхивают серебряные искорки.

– Ты не развалина, Джоселин, детка, – его хрипловатый голос звучал почти умоляюще. – У тебя есть надломы, это верно. Но они есть у каждого.