Две сотни осетинских всадников по приказу генерала направились к городу Брестовцу — в одном конном переходе южнее Плевны.
Находящиеся при Скобелеве офицеры-чертежники начали наносить на карту местность и турецкие укрепления у стен города.
Перед ними лежали Зеленые горы, а вправо, на северо-восток, открывалась широкая панорама Радищевских и Гривицких высот, которые у самой Плевны подходили к скатам Зеленых гор.
Охраняя рекогносцировочную группу, осетинские всадники рассыпались по высотам, которые еще не имели названий. Никто не знал, что через несколько дней эти высоты, политые кровью русских солдат, получат свои наименования на многие века.
Турецкие кавалеристы выскочили навстречу осетинам и завязали в кустах перестрелку.
Позднее Тутолмин описал в походном дневнике эту схватку: «Осетины бросались за ними, и их едва удалось удержать, чтобы толково осмотреть то, что можно было видеть и без боя. Казаки схватили несколько скрывавшихся в кустах башибузуков, которые показали, что, будучи на сторожевых постах, не успели отступить на Плевну, куда удалось ускакать только верховым. Они-то и подняли тревогу…»
Рекогносцировка прошла успешно. Офицеры рассмотрели с высот большой неприятельский лагерь с более усовершенствованными линиями окопов, чем это было в момент первого сражения за Плевну.
Выполнив задачу, генерал Скобелев приказал отходить тем же путем по Ловчинскому шоссе.
«Но отступить было не совсем легко, — писал И. Тутолмин, — потому что у осетин все более и более разгоралась перестрелка… Осетины, завидев неприятеля, уперлись в виноградники, маячили перед Кришиным и не отступали несмотря на то, что трубач давно уже трубил им сбор.
В это время я подъехал к генералу Скоблеву, только что исполнив его поручение.
— Однако ваши осетины не знают сигналов, — заметил он с той сдерживаемой усмешкой, которая всегда у него обозначала, что пока что он шутит, но недалеко и до настоящего гнева. С точки зрения начальника отряда, который дорожит возможностью достигнуть успеха с наименьшей потерей людей, конечно, нельзя было допустить, чтобы часть вырвалась из его рук. Но хотя и не много еще времени я был с осетинами, а много раз уже видел их в огне и знал, что как только закипит их горячая кровь, то никакая труба не отзовет их назад. К тому же турки, желая ввести нас в обман, умышленно иногда подавали русские сигналы. Поэтому я позволил себе ответить начальнику отряда:
— Большинство из них действительно сигналов не знает, но они завидели неприятеля и по трубе не отступят.
Для того, чтобы укротить воинственный пыл осетинских всадников, полковник предложил послать к ним в цепь кого-нибудь из их земляков, чтобы передать приказ об отходе.
Генерал Скобелев невольно залюбовался боевым азартом лихих джигитов и с удовольствием наблюдал, как они неохотно покидали поле боя, а отдельные группы вновь бросались на противника.
Медленно они отступали, но порывисто бросались в сторону Плевны, готовые при первом поводе завязать общую драку. Велико значение в военном деле предприимчивой и смышленой конницы, какую представляли собой эти охотники — горцы и представители кавказских станиц…»
Укрепленный лагерь Плевна с его почти 30-тысячным гарнизоном отборного турецкого низама (включая прикрытие Софийского шоссе) представлял серьезную угрозу правому крылу русских войск. Главная квартира. Дунайской армии разрабатывала одну за другой диспозиции для разгрома плевненской фаланги турок.
Наиболее дальновидные военачальники считали, что само по себе взятие Плевны не даст ощутимого тактического успеха: этот город стоит в глубокой котловине. Если овладеть господствующими высотами и держать плевненский лагерь в длительной осаде, то цель будет достигнута, турки не посмеют предпринять наступательное движение с этой стороны. При этом учитывалось, что главное внимание противника будет обращено на стремительное продвижение передового отряда Гурко на юг Болгарии. Генерал Скобелев часто говорил своим офицерам о необходимости создать вокруг Плевны «свою Плевну», которая сможет стать несокрушимой твердыней на западном участке театра военных действий. В сущности, мысли Скобелева воплотились в жизнь, но это произошло накануне завершения войны, после того, как у стен Плевненского укрепленного лагеря пали тысячи русских воинов.
Несколько опережая хронологию событий, приведем высказывание генерала Гурко об открывшихся возможностях передового отряда вскоре после перехода Балканских гор.
И. В. Гурко представил в Главную квартиру смелый план разгрома по частям только что прибывающей из Герцеговины армии Сулеймана-паши:
«Все многочисленные показания, — писал Гурко, — одинаково утверждают, что как в турецких войсках, собранных в долине Марицы, так и среди турецкого населения, царствует еще пока страшная паника. Из Филиппополя все более богатые жители бегут; оставшиеся же на местах долго рассуждали, как поступить им в случае появления наших войск и, наконец, решили покориться без сопротивления и выдать оружие. Настоящее время есть самое благоприятное для нанесения решительного удара. Положительно можно сказать, что мы теперь имеем полную вероятность одержать блестящий успех в случае нашего наступления и что для этого не потребуется больших сил. Можно, пользуясь теперешней обстановкой, разбить всю армию Сулеймана-паши по частям и по мере того, как части эти будут пребывать».
Этот план не получил одобрения Главного командования. Великий князь Николай Николаевич предоставил генералу Гурко действовать по его усмотрению, не дав требуемого усиления боевых сил отряда.
А начальник штаба генерал Никопойчицкий сообщил о тяжелом положении русских войск после неудавшегося второго штурма Плевны.
Можно без преувеличения сказать, что эта инертность Главного командования дорого обошлась России. Неверие в боевые качества передового отряда, в котором воплотилось замечательное содружество русских и болгарских воинов, а также недооценка высказанных генералом Гурко соображений о панике в стане врага привели к тому, что армия Сулеймана спокойно выгрузилась с кораблей и повела контрнаступление. Турки воспряли духом, и завязалась кровопролитная борьба, которая унесла десятки тысяч жизней солдат и офицеров Дунайской армии.
Но вернемся к Западному отряду.
В 6 часов утра 18 июля Кавказская казачья бригада получила общую диспозицию наступления на Плевну. Для ее штурма было сгруппировано большое войско. С артиллерией и конницей эта группа насчитывала 32 тысячи человек.
Командование замышляло «охватить» Плевну с двух сторон, имея в центре резерв для оказания поддержки той или другой стороне. Оконечность левого фланга (юго-западное направление) должен составить отряд генерала Скобелева из 7 казачьих и трех осетинских сотен при двух батареях легких горных орудий. Заметим, что силы наступающих на этом участке, вопреки уставам всех армий мира, были в в два раза меньшими, чем у противника, сидящего за многоярусными укреплениями.
Преимущество турок состояло и в том, что они располагали десятками батарей первоклассной по тому времени артиллерии. Об этом не могли не знать главнокомандующий великий князь Николай и его штаб.
Нет необходимости подробно описывать это неравное сражение.
Русские войска основательно «общипали» укрепленный лагерь Плевны, но общего успеха не добились. К тому же, большие потери в войсках убедили Главную квартиру Дунайской армии, что продолжать штурм бесполезно. Вводить в бой главный резерв было также бессмысленно — это могло привести лишь к захвату высот вокруг города, но удержать их не было сил, так как в Плевне оставался многотысячный гарнизон. Был отдан приказ на отступление.
«Вторая Плевна» явилась еще одним доказательством исключительного мужества и беззаветной отваги русского солдата.
В этом сражении были десятки штыковых схваток и ударов «в шашки». Всадники Владикавказско-осетинского и Кубанского полков разметали всю турецкую конницу на юго-западных подступах к Плевне. Вместе с другими частями отряда Скобелева они захватили на своем участке все высоты, но этот блистательный успех не был закреплен войсками авангарда князя Шаховского и артиллерией.
