– Изя, сколько будет дважды два?
– А мы должны – или нам должны?
Почему владеющий грамотой и счетом должен стесняться своих знаний? И почему он не должен этим преимуществом пользоваться? А если это преимущество над неграмотными соседями постоянно присутствует на протяжении трех тысяч лет? Как в такой ситуации может не сложиться в семье и в народе уважительное отношение к грамоте и книжному знанию, которые обеспечивают это зримое превосходство? Ответ очевиден. И мы видим первый из глобальных еврейских секретов – уважение к грамоте, книжному знанию, учебе.
Это положение очень хорошо подтверждает существовавший в еврейских общинах обычай – капнуть медом на страницу первой книги, с которой ребенок начинал учение.
Отец укутал меня в талит и на руках понес в хедер, который был почти в миле от дома. Меня встретил учитель и показал мне большую таблицу с буквами древнееврейского алфавита. Но до начала урока мне дали попробовать меду. «Сладок ли мед?» – спросили меня. «Да, сладок», – ответил я. И тогда мне сказали, что сейчас для меня начнется изучение Торы, а Тора слаще меда. А потом мне показали первую букву, алеф.[13]
Очень многое можно сказать о бессознательных чаяниях народа, рассматривая деяния его героев – тех героев, о которых сложены народные мифы. Помните, что было первым деянием Геракла? Он задушил змей, пробравшихся в его колыбель. А первым деянием Ильи Муромца? Он, всю жизнь лежавший на печи инвалид, слез, чтобы напоить странников, заглянувших в его избу. А знаете, что мы услышим о первом деянии Авраама – величайшего героя еврейской мифологии? Рассказ о том, как младенцем Авраам достиг понимания того, что у этого мира единственный Творец, пришел к идее единобожия, к осознанию цельности этого мира.
Боюсь, что далеко не всем понятно значение этого озарения Авраама. Кто-то может сказать, что это всего лишь мифы, а кому-то может стать обидно за того героя, которого он считает «своим». Но поверьте, это революция сознания, на фоне которой открытия Маркса, Эйнштейна, Фрейда кажутся карликовыми….
Евреи на протяжении практически всей своей истории в большей своей части были городскими жителями – а общая подвижность культурной жизни и прогресс в городах всегда были выше, чем в деревне.
Из-за этого же, преимущественного городского проживания, евреи были поставлены в положение постоянной вынужденной конкуренции с городскими ремесленными цехами. Причем либо оказывались в ситуации «запрета на профессию» и оттеснялись в финансовую деятельность (в первую очередь – в ростовщичество, запретное по религиозным соображением для христиан) и торговлю, либо были вынуждены конкурировать с организованными профессиональными сообществами, пытаясь выиграть в конкурентной борьбе за счет качества и дешевизны производимых товаров и услуг. Трудолюбие и тщательность работы еврейских ремесленников традиционно вызывали уважение, а в некоторых сферах даже почитались. Вот, например, что рисует ваше воображение при словах «еврейский портной»? Сморщенный чернявый человечек со шмыгающим носом, который шьет замечательные вещи? Вот вам и второй секрет – профессионализм и трудолюбие.
Один еврей говорит другому еврею:
– Если бы я был царь, я был бы богаче, чем царь!
– Это как же?
– А я бы днем был царь – а вечерами бы немного портняжничал…
Кроме того, из-за преимущественного проживания в городах евреи оказались устранены от земледелия – от почетного труда пахаря и хлебороба. Отстраненные от сельскохозяйственного труда, который многие народы традиционно считали и считают почетным, евреи на протяжении многих сотен поколений сформировали уважительное отношение к умственному труду – причем приоритетное отношение к умственному труду перед физическим. Вам может показаться, что подобное отношение для современного человека, не только еврея, должно быть совершенно естественно, но это вовсе не так.
Совсем недавно я беседовал с пожилым человеком, ветераном Великой Отечественной войны, уроженцем одного из донских хуторов. Рассказывая о своей судьбе, он всегда пренебрежительно отзывался о своем отце. Я спросил его, почему. И он мне ответил: «Мне всегда было стыдно, что мой отец был письмоводителем в колхозе, одним из двух-трех грамотных человек в хуторе. Мать работала в поле – а он в конторе писал бумажки. Вечером он приходил домой и читал матери вслух книги – но она так уставала в поле, что засыпала. Мне было жалко мать, и я считал отца лентяем». На мой вопрос – чьи заработки были больше, кто кормил семью, он ответил: «Понятно, что у отца заработок был больше. Но он же не работал в поле…». Этот человек, сам в последующем инженер и руководитель производства, так и не смог за всю жизнь принять того, что его отец занимался умственным трудом вместо того, чтобы в буквальном смысле слова «пахать в поле». И эту подсознательную приоритетную ценность физического труда мы можем видеть очень часто.
Для евреев совершенно естественным был бы другой взгляд – вполне нормально, что человек, чьих знаний и квалификации хватает на то, чтобы не заниматься физическим трудом, занимается трудом умственным – который к тому же еще и лучше оплачивается. Уважение к интеллектуальному труду — еще один «еврейский секрет». Оборотной стороной этой медали оказывается пренебрежительное отношение к труду физическому…
Еврей-новобранец в Советской армии получает от старшины лопату для работы на территории. Он долго и тщательно ее разглядывает, а потом спрашивает старшину: «Простите, а где здесь мотор?»
– А где ты видел лопату с мотором?
– А где вы видели еврея с лопатой?
Кстати, привычка отвечать вопросом на вопрос считается одной из наиболее заметных черт еврейского менталитета – и обязательным признаком еврейского анекдота.
Но вернемся к отношению к труду. В русских семьях зачастую можно встретить подсознательное убеждение в том, что человек, работающий головой (как один из вариантов – организующий собственный бизнес, а не работающий по найму), занимается «ненастоящим делом» и «ловчит», вместо того чтобы честно работать. Эта, казалось бы, мелочь, очень сильно может повлиять на судьбу человека. Предположим, ребенок выбирает будущую профессию. Он останавливает выбор (зачастую подсознательно) на «настоящей мужской работе» – и отказывается от образования. Или выбирает профессию интеллектуальную – но в глубине души стыдится того, что занимается «ненастоящим делом», и эта же «мелочь» может очень сильно повлиять на будущую успешность в избранной профессии. А когда такими установками руководствуется целый этнос, возникает серьезная причина для беспокойства.
– Сема, посмотрите на эти мозолистые руки! Этот человек совсем не хочет работать головой…
Кроме того, евреи на протяжении всей своей истории сталкивались с проявлениями недоброжелательности и враждебности со стороны «титульных наций» в местах проживания. Антисемитизм в Европе и России всегда был если не фактом государственной политики, то обязательной составляющей политики религиозной. А от религиозной политики до бытового антисемитизма – рукой подать. И если современные европейские страны сегодня демонстрируют «высокую степень толерантности» по отношению к евреям, то по одной только причине: все еврейские общины Европы практически полностью растворились в коренном населении (ассимилировались) и практически не выделяются. К тому же евреи на фоне все прибывающего количества негров и арабов выглядят очень прилично и автоматически переходят в «белый» лагерь.
И тысячу лет назад, и сегодня каждый еврейский ребенок очень рано узнает, что всегда найдутся те, кто будет плохо к нему относиться – совершенно без причин, просто потому что он еврей. И, как ни странно, эта готовность к тому, что в любом деле придется преодолевать препятствия, что всегда и вопреки всему будет существовать мнение людей, которое надо попросту игнорировать и делать свое дело, тоже послужила «закаливающим» фактором для еврейского народа. Потому что привычка ожидать «всеобщего одобрения своих поступков» очень часто подводит в деле многих хороших, культурных и добрых людей, а осознание истины «я не червонец, чтобы нравиться всем» занимает многие годы. Необходимость выживать вопреки желанию и мнению многих окружающих вырабатывает высокую степень психологической гибкости и верности своим целям – или приводит к гибели. Еврейский народ выжил. Это и результат, и еще один «секрет». Именно поэтому у евреев столь настороженное отношение к «нашим» и «не нашим» – в памяти еврейского народа слишком много трагических событий. Именно эта историческая память зачастую заставляет евреев слишком внимательно прислушиваться к окружающему миру и быть готовыми к самому худшему, при этом надеясь на лучшее.
