— Тебя не смущает, что я голая? — спросила она, неожиданно повернувшись.

— Ещё как! Просто не знаю куда деваться, — устало улыбнулся Сфагам.

Гембра подошла к лежанке.

— Ты как? — тихо спросила она.

— Получше. Отдохнуть бы немножко…

— Ага…точно. А так не больно? — она осторожно провела рукой по лицу и груди монаха.

— Всегда б так делали больно. — Сфагам закрыл глаза.

— Фу, сил нет совсем… — Гембра, как подкошенная упала на лежанку рядом со своим другом и уснула даже не успев почувствовать, как он накрыл её одеялом.

Посреди ночи Гембра забеспокоилась во сне. Весь пережитый накануне кошмар переплавился в диковинное сплетение болезненно-тревожных образов. Она будто бы рубила мечом человека с красными глазами, а он почему-то и не думал падать, а только смеялся и что-то бормотал про погоду и про виды на урожай… Потом грибы… Огромные, угрожающие, растущие прямо из каменного пола, расчерченного красными колдовскими фигурами. И шляпки, как у этого…Сфагам в белой длинной одежде шёл к ней рядом с каким-то незнакомым человеком. Они что-то прочитали по книге и долго смеялись. Потом незнакомый человек оторвал от пола маленький грибок, который мигом превратился в фаллос и стал расти. То ли из него, то ли прямо из воздуха сверху появилась та самая тонкая белая трубочка… Гембра бежала через тёмные кусты, озарённые светом синего пламени. Со всех сторон надвигались ветви и стволы. Сверху свешивались огромные стрельчатые листья, полностью скрывая небо. Но, подняв голову, Гембра поняла, что стволы — это уже не стволы, а листья — не листья. Она стояла под брюхом гигантской мухи… Все образы в этом сне, даже сами по себе совсем нестрашные и вроде бы посторонние, сопровождались нарастающим чувством безысходности и отчаяния. В тяжком полусне со всех сторон из ночного сумрака надвигались мучительно врезавшиеся в память заросли болотной травы… И оборотень серой тенью крадущийся вслед и не отстающий ни на шаг. Наконец, девушка проснулась. Ссадины и ушибы продолжали ныть. «Ему, наверное, ещё больней.» — подумала она.

Сфагам спал спокойно. Болезненная бледность и тёмные круги вокруг глубоко посаженных глаз стали чуть менее заметны. «Такой беззащитный…» — думала Гембра, пожалуй, впервые за всё время внимательно разглядывая лицо своего друга, чувствуя как постепенно успокаивается встревоженное ночным ужасом сердце. Но нелепая и неотвязная мысль том, что мерзкая тварь вот-вот ворвётся в комнату отпускала не сразу.

Поняв, что сразу не уснёт, она осторожно зажгла свечку и села у окна. Луна была скрыта облаками. Лишь через несколько минут неотрывного вглядывания в тёмное окошко, глаза стали различать глухие силуэты спящих домов, едва отделяющиеся от чёрной прорвы неба. Вдалеке перебрёхивались собаки. Ночной ветер слегка колыхал рыхлые массы деревьев. Посидев ещё немного, слушая ровное, едва уловимое дыхание друга, Гембра взялась зашивать его одежду, которая, как ни странно, почти не пострадала. Чинить свою было бесполезно. Возбуждение немного отступило, но не пропало вовсе, затаившись в подсознании. Девушка несколько раз бесцельно прошлась по комнате.

— Гембра. — позвал Сфагам тихим, но совершенно не сонным голосом.

— Ты не спишь?

— Подойди ко мне.

Испытывая необъяснимую дрожь во всём теле Гембра подошла к лежанке. Руки Сфагама мягко взяли её за запястья. Щекочущая теплая волна пробежала вверх, трепетно замерев на затылке. Вся кожа и особенно руки открылись потоку новых тонких ощущений. Чувствовалось каждое прикосновение, каждое шевеление воздуха в тесной комнатке. Но ощущения эти не были тягостны — напротив, всё приходящее извне отдавалось внутри сладостным эхом. Напряжённые мышцы расслабились. Радость хлынула внутрь с глубоким свободным дыханием, вымывая занозы тревоги, страха и тяжести.

— Дыши ровнее. — прошептал Сфагам, — и расслабь руки.

Волна следовала за волной. Голова слегка кружилась. Удивительно, но при всей необычно острой чувствительности, Гембра почти не ощущала своего тела. Оно было столь невесомым, что, казалось, вот-вот взлетит. Неожиданно со всех сторон заструился мягкий голубой свет. Руки Сфагама, мягко держащие её запястья, слились с ними в единую неразделимую цепь. Каждая новая волна проникала всё глубже во все уголки её тела, изгоняя остатки тяжести и наполняя их сладостным трепетом. Голубой свет залил всё. Сквозь его полупрозрачные потоки различалось только лицо Сфагама, блеск его спокойных влажных глаз.

Гембра плохо соображала, что с ней происходит. Даже её собственный голос долетал словно издалека. Но природа напористой и независимой пантеры, которая вела её по жизни, не нуждалась ни в подсказках сознания, ни в его контроле.

— Я лёгкая. Я тебе больно не сделаю, — прошептала она, пристраиваясь в позиции сверху. — О! А в этих делах ты тоже упражнялся со свинцовыми браслетами.

— Конечно! — смеясь ответил Сфагам, — Правда больше трёх надеть не удавалось.

Их движения слились в едином ритме и становились всё быстрее и интенсивней. Гембра чувствовала, как всё её тело покалывает иголочками Руки Сфагама скользили по нему легко и свободно и от этих прикосновений от кожи внутрь катились мягкие тёплые волны. Эти волны сливались в встречными — идущими от центра внизу живота, вызывая привычно-сладостные и, в то же время, необычные ощущения.

— Как легко! — прошептала Гембра. Сфагам дунул, откидывая волосы девушки от своего лица. Чёрная копна взметнулась вверх, но тут же снова накрыла лицо монаха. Уткнувшись в его крепкую шею, Гембра звонко чмокнула, засмеялась и в следующую секунду уже сидела верхом, мелькая при свете свечи коленками и переходя в сумасшедший галоп.

Она была уже близка к оргазму, когда вдруг почувствовала, что её поднимают и осторожно переворачивают на спину.

— Давай, давай! — Гембра заизвивалась, пытаясь снова занять позицию, но Сфагам прижал её мягко, слегка поморщившись от боли.

— Ребро, — пояснил он, поворачиваясь немного на бок. Тёплая ладонь почти по— отцовски коснулась её волос.

— Ты что, меня не хочешь? — обиделась девушка.

— Не надо спешить. Всё и так принадлежит нам. Будем брать не торопясь.

Сфагам провёл пальцем по её лицу, повторяя линию высоких скул, рельефно вылепленных щёк, острого точёного подбородка. Тело Гембры обмякло, чёрные вьющиеся волосы, рассыпанные по подушке создавали вокруг лица размытый тёмный ореол.

— А ты красивая, — Сфагам наклонился, касаясь губами её губ легко, будто невзначай, но сладостные волны доходили до самого сердца, заставляя его бешено биться. Он продолжал целовать девушку, всё более вовлекая её в томительно-трепетное ожидание. Гембра замерла, боясь пошевелиться. Поцелуи становились всё более долгими, и она чувствовала, как волны пронизывают её тело сверху вниз. Одна из этих волн, или точнее струй, самая мощная, прокатилась по её телу от головы до пяток, встряхнув всё внутри. Тело, казалось, растворилось в пространстве и само будто превратилось в тысячи разноцветный струй. Чем светлее и ярче была струя, тем больше силу она в себе несла. Но и в тепло-тусклых, мерцающих, была своя прелесть, они не могли нести свет, но прогревали всё изнутри. Струи перемешивались, ныряли друг в друга, создавая неповторимую игру ощущений.

Кожа уже совсем не чувствовала прикосновения рук Сфагама. Они ощущались уже каким-то внутренним, глубинным осязанием Эти прикосновения спускались теперь всё ниже, не спеша обследуя и возбуждая желание идти дальше — всё глубже и глубже в эту пучину из струй. Теперь краски становились темнее, насыщенней. Почувствовался какой-то тонкий диковинный аромат. Он расплылся в пространстве, окрасив его, как тонкая мерцающая вуаль. И здесь произошло удивительное. Что-то вошло в Гембру внизу живота, — струи сплелись в единый кружащийся вихрь. Он закручивался всё сильнее, поднимаясь и втягивая внутрь себя. Он превратился в расширяющуюся воронку, которая выбросила Гембру в бесконечный простор. Чувство невыразимого покоя и красоты захватило её. Снова нахлынул голубой свет. Его лучи, становясь всё ярче и ярче несли совершенно невыразимые ощущения. Ничего подобного Гембра в своей жизни не испытывала. Свет пронизал её и она слилась с ним всем своим существом. В этом сплетённом мире звукокрасок и мыслеоощущений растворилось и само обычное сознание с его словами, размышлениями и задержками на осмыслении чувств.