— Есть те, кто может добиться мира словами и уговорами, — Борис заскрежетал зубами. — А я охочусь на тех, кто умеет так делать. И пока последняя ведьма не сдохнет на этом свете — здесь не воцарится мир, которого я жажду.
Охотник развернулся и оторопел. Перед ним сидела она, закутанная в простые одежды, восседая на древнем валуне. Именно такой он ее себе и представлял, такой видел на древних фресках в Священной Церкви. Словно снизошедшая с картин священных писаний. Она сидела, склонив голову, и внимательно слушала слова, которые говорил охотник. Борис не знал, что говорить теперь, он упал на колени и склонил голову. Его глаза были недостойны лицезреть ее первозданную красоту.
— Ты боишься взглянуть на меня, охотник?
— Я недостоин даже находится в вашем присутствии.
— И все же ты здесь, — Борис услышал легкий шелест и дуновение холода. Она встала и подошла к нему. Села рядом с ним на колени. — Редко кто удостаивается встречи со мной. Редко, кого я приглашаю. И еще более редки те, кто может посмотреть мне в глаза.
Борис поднял голову. Ему было нечего скрывать и нечего стыдиться. Ее взгляд словно искры льда вонзились в голову охотника. Все его естество пронизывал смертельный холод. Она испытывала его, проверяла, чисты ли его помыслы. И не нашла в нем ни единого изъяна. Вся жизнь Бориса была во служении ей и Всеотцу. Жизнь, которую оборвал предатель. Она отвела взгляд и Борис снова смог вздохнуть. Он опустил голову, но не страшась, а в знак смирения.
— Ты достойный сын царя Соломона, в этом я смогла убедиться. Но чего ты хочешь, охотник? Ведь ты не хочешь отправляться на суд Всеотцу. Не желаешь быть вознесенным в царствие его и получить дары его, положенные тебе за земную службу твою. Тогда чего, ты желаешь?
— Я желаю только одного. Вернуться и закончить эту войну. Уничтожить всех их до единого. И тогда, не нужно ждать более ни мгновения — пусть тут же я предстану на суд Всеотцу. Как только это случится — в моем сердце не будет и капли сожаления, ведь я буду знать, что мир, которого я жаждал, стал реальностью.
— Следуй за мной, — она поднялась и он поспешил следом. Они шли сквозь время и реальность, пересекая границы, о которых Борис ранее не подозревал. Устройство мира раскрывалось перед ним, но он старался не глядеть по сторонам, смиренно глядя под ноги. Он был охотником. Вот, что он умел. Вот, для чего жил. Правда вселенной не смогла бы помочь ему лучше убивать ведьм. Зато могла бы подорвать его Веру. Охотник избрал блаженство неведения, предательскому свету прозрения.
Они шли недолго, или целую вечность. Но все это время Борис думал лишь о том, что ему может быть предоставлен шанс вернуться на землю и поднять в руках топор. Такая простая идея стала для него навязчивой. Заполонила его, заставляя воображению рисовать картины великого будущего, в котором он с братьями сможет уничтожить последнюю ведьму.
— Мы на месте, взгляни, — Борис украдкой поднял голову, — перед тобой будущее, которого ты так желаешь.
Охотник увидел армии, замершие в пылу сражения. С одной стороны стояли войны в сверкающих доспехах, а в руках их были боевые секиры, горящие в свете палящего солнца. Это были могучие сыновья царя Соломона, благородные и величественные, вышедшие на неравный бой с темной армией. Среди нее кишели змеи и кричали люди, нагие, обезображенные. Из их ртов вылезали десятки змей, а в руках они держали длинные копья из черного дерева и такими же черными наконечниками. Борис стоял посреди этой битвы, в самой середине, там где столкнулись первые силы охотников, закованных в полную броню воина-инквизитора. Охотник никогда не надевал ее, лишь видел в священных залах, выставленную на постаменты. Это броня была гордостью Священной Церкви. Яркие, светящиеся кирасы, исписанные таинственными письменами, восхваляющими Всеотца. Могучие воины без тени страха встали на пути лавины тьмы, состоящий из ненавистных еретиков. Борис даже не хотел смотреть на них, любуясь своим братством. Он узнавал некоторых из них, по глазам, по тому, как они держали секиры. Первым среди воинов был гранд-мастер Айзек Сильвербрайт. Как и подобает лидеру, он первым ворвался в битву и Борис, с нескрываемым восхищением, увидел несколько отрубленных голов у его ног. Броня Айзека отличалась от брони других воинов. Она была выкована из чистейшего золота, поглощала пылкий свет солнца и сохраняла в себе, способная осветить даже самую тяжелую, темную битву.
Рядом с Айзеком сражались двое других воинов. Одного Борис узнал сразу. То, как он держал секиру, как его темные глаза не выражали никаких эмоций. В его глазах не было ярости, была лишь ненависть и немыслимое превосходство. Алан Вилкрофт — один из самых опасных охотников, с кем Борису доводилось охотиться вместе. Конечно же, он был рядом с Айзеком. С другой стороны гранд-мастера был охотник, которого Борис сразу не узнал. У него у единственного не было шлема, Матиас, похоже, опустил волосы и сейчас они развивались, будто пламя. В его глазах пылал настоящий пожар, способный одним лишь своим светом уничтожать еретиков. Борис понял, почему сразу не узнал брата, который пожертвовал собой, чтобы выманить высшую ведьму. У него была всего одна рука. С другой стороны броня была зашита стальной пластиной. Борис просто отвел взгляд, отказываясь верить в то, что яростный Матиас мог стать калекой. Но в этой битве его не могло остановить такое простое обстоятельство. Это был финальный бой, Борис почувствовал. Последняя схватка со злом, которое они поклялись уничтожить.
— Ты хочешь быть тут, я чувствую. Хочешь встать рядом со своими братьями и сразить врага.
— Хочу, — завороженно Борис наблюдал, как она скользила сквозь ряды воинов Священной Церкви, заглядывая им в глаза и стараясь прочитать их судьбы.
— То, что ты видишь — это картина будущего, которое может наступить. Сотни обстоятельств должны произойти, шестеренки времени невозможно остановить, но их можно сломать, замедлить. Именно этого хотят ведьмы — отодвинуть битву. Ослабить мою армию. Лишить нас сил. Они забирают лучших, сильнейших. И рождают своих героев. Незримый Змей нарушил Кодекс Войны. Он создал ту, кому запрещено ходить по этой земле.
— Та девушка, — картина чести, отваги и триумфа, которую наблюдал Борис, исчезла. Словно кто-то могущественный дунул и фигуры воинов рассыпались. Разломилась на части, кровавым каскадом падая вниз. Она встала рядом с охотником, а он не мог поверить своим глазам. Его братья пали в одночасье, но его поразило не это. А то, что он увидел следом.
Ведьма с длинными, пепельными волосами ступила на поле брани, где все было усыпано телами охотников и змеязычников. Войско света проиграло, но унесло с собой жизни тысяч еретиков. Они не смогут так просто восстановиться. Церковь и свободные люди еще может одержать верх. Девушка встала в середину. В ее руках была книга, от которой веяло злом так отчетливо, что Борису потребовалось усилие, чтобы не сделать шаг назад и не отвести взгляда. Девушка взяла эту книгу, а охотник увидел еще пятерых ведьм, что встали за её спиной. От них разило могуществом. Все они раскинули руки и Борис почувствовал, как их проклятая сила тянется к девушке. Затем увидел, как ее белые, длинные, тонкие пальцы раскрывают книгу. Как мерзкое зеленое свечение исходит из книги и трепещет под осторожными прикосновениями руки ведьмы. Как вылезает из ее рта мерзкая змея, отливающая зеленым блеском. Ведьма читала мерзкие слова, закатывала глаза и тряслась в исступление. Борис видел, как вокруг нее собирается огромное зеленое облако, почти что осязаемое. Как облако наполняется тонкими красными линиями, тянущимися к телам поверженных змеязычников. И поверженных охотников. Линии захватывали их тела, проникали в сердца и опутывали их. Борис видел, как линии дрожат и наливаются зеленым туманом, словно подпитывая мертвецов.
А потом был крик. Ведьма страшно заорала, высвобождая магию, которой не было равных. Огромное поле, усыпанное трупами дрогнуло. Дернулось. И ожило. Мертвецы поднялись. Змеязычники вернули себе жизнь. Охотники превратились в марионеток могущественной высшей ведьмы. Борис сжал кулаки и неожиданно ощутил в руке привычное древко топора. Охотник, не раздумывая, сорвался с места и занес оружие, чтобы уничтожить ту, что умела поднимать мертвецов. Ей нельзя было позволять существовать. Ее жизнь — величайшая опасность. Когда топор опустился на удивленное лицо — все исчезло. Больше никого не было рядом. Только холод, который Борис почувствовал спиной и голос, приятный и любящий:
