Приятели сначала пытались его унять, потом – отбить у военных, но в итоге их оттеснили в сторону, а отца один из рядовых ударил задней частью… Думаю, что это было ружье такое. Отец упал на колени к ногам одного из офицеров, а рядовой снова занес оружие для нового удара.

Я не выдержала: дернула замок, рванула на себя дверь и выскочила на улицу.

– Стойте! – закричала, подбегая к отцу и пытаясь закрыть его собой. – Не надо! Не трогайте его, пожалуйста! Вы же видите, он не в себе…

Солдат замер, так и не нанеся удара, вопросительно посмотрел на офицера. И я тоже посмотрела на него снизу вверх. Черный мундир сидел на мужчине, как влитой, на груди красовались какие-то значки, что изображено на погонах, я не видела. Да и не поняла бы. Поэтому смотрела только в равнодушные серые глаза, которые недобро сощурились.

– Ты кто?

– Я его дочь, – быстро затараторила я, демонстрируя раскаяние и смирение. Мне было не привыкать к такому. – Мой отец не в себе. Пожалуйста, отпустите нас, я заберу его домой, он больше не доставит вам неприятностей.

– Еще сапоги ему оближи, дрянь продажная, – почти заревел отец. Когда выпивал, он совершенно терял связь с реальностью, из его рта летели только ругательства и проклятия. – Они на чужой земле! Мы должны дать им отпор, а не вставать перед ними на колени!

Учитывая, что мы оба сейчас стояли на коленях перед офицером варнайской армии, его заявление выглядело особенно нелепо. Впрочем, отец честно пытался подняться, но мы с опьянением не давали ему этого сделать.

Я снова умоляюще посмотрела на офицера. Не зверь же он, должен понять…

Мужчина презрительно скривился и усмехнулся, скользнул по мне оценивающим взглядом. Я запоздало вспомнила слова госпожи Кроули, вновь чувствуя, как руки леденеют, а в груди все сжимается от ужаса.

Где-то ниже по улице что-то вдруг затарахтело, приближаясь, потом скрипнуло, останавливаясь рядом с нами. Офицер обернулся, и я против воли проследила за его взглядом: рядом остановилась еще одна безлошадная повозка, но уже побольше, похожая на грузовой фургон. Открылась дверца – и на мостовую спрыгнул мужчина в обычном темно-сером костюме. Немолодой – его волосы уже посеребрила седина – и заметно расплывшийся, с неприятным взглядом и лоснящимся от пота лицом, хотя было не так уж и жарко.

– Что у вас тут происходит, майор? – обратился он к офицеру. – Нам нужно проехать, а вы перегородили дорогу.

– Да вот… – Майор неопределенно кивнул на нас с отцом. – Сейчас все сделаем, господин Драгз.

И он велел солдатам оттеснить собирающуюся толпу зевак. Меня дернули за локти, грубо поднимая на ноги и оттаскивая к стене здания. В считанные мгновения проезд оказался свободен, из чего я сделала вывод, что господин Драгз – важная фигура.

Однако тот не торопился воспользоваться освобожденной дорогой. Он смотрел на меня. Его взгляд быстро скользнул по фигуре, потом долго изучал лицо. Я не выдержала и опустила глаза в землю, тяжело дыша и чувствуя, как тело охватывает дрожь. Колени уже начали подгибаться от страха.

– Это твой муж? – внезапно спросил Драгз, кивнув на притихшего наконец родителя.

– Этой мой отец, – немного оскорбленно отозвалась я.

– Живете с ним вдвоем?

– Да…

– Чудесно, – он вдруг улыбнулся, но от этой улыбки мой желудок снова подскочил вверх, к горлу. Драгз повернулся к майору и потребовал: – В машину. Я забираю ее в коллекцию.

Он повернулся и отправился на свое место в повозке. Майор мазнул по мне удивленным взглядом, едва заметно дернул плечами, словно чего-то не понимал, и кивнул солдатам, которые ждали только его приказа. Не успела я осознать, что происходит, как отца оттащили в сторону, а меня повели к большой повозке.

– Что вы делаете? Нет! Я не пойду! – закричала я, как только поняла, что происходит.

Я уперлась ногами в землю, попыталась вырваться из цепких рук солдата, но тот, конечно, оказался сильнее. Удалось только немного замедлить наше движение, повернуться в руках схватившего меня мужчины и умоляюще посмотреть на отца.

– Папа! – крикнула я, протягивая к нему руку, словно он мог что-то сделать.

Неожиданно отец рванулся ко мне, но его удержали на месте.

– Мира! Что вы делаете, мерзавцы? Отпустите ее!

Это придало сил, я забрыкалась в руках солдата активнее, упираясь ногами в землю так, что едва не повалила обоих. Мужчине это быстро надоело, поэтому он просто перехватил меня за талию и поднял над землей. Теперь я не могла за нее цепляться, только сучить ногами в воздухе.

Внезапно раздался пронзительный лай: из шоколадницы выскочил Бардак и кинулся на тащившего меня солдата. Тот пнул его ногой, Бардак заскулил, но секунду спустя снова залаял, зарычал и бросился на солдата. Я не успела обрадоваться неожиданному заступничеству: заметила, как другой солдат снял с плеча ружье, вскинул его и прицелился в пса.

– Бардак, фу! – заорала я в ужасе, но уже не за себя. – Фу, Бардак, беги!

Раздался выстрел, пес испуганно взвизгнул, заскулил, но бежать бросился вполне резво: стрелявший или промахнулся, или и не целился в него, а только хотел спугнуть.

А меня, брыкающуюся и снова зовущую отца, тем временем подтащили к задним дверям повозки, которые кто-то уже распахнул. За большой повозкой остановилась еще одна маленькая. Я почувствовала на себе прожигающий взгляд, но смогла рассмотреть только возницу и неясные силуэты на заднем сиденье.

Мгновенно стало не до разглядывания повозок: меня закинули в фургон, как мешок картошки. Я больно ударилась плечом о холодный жесткий пол, а головой – о чуть менее жесткую скамью, тянущуюся вдоль стены. После чего дверцы захлопнулись, что-то с противным лязгом щелкнуло.

Приподняв голову, я успела поймать три обращенных на меня испуганных взгляда, вскочила и ударила раскрытыми ладонями в двери, хоть и понимала, что они не распахнутся.

Ладони лишь ожидаемо обожгло болью. Повозка вздрогнула, зарычала, качнулась и тронулась с места. Я прильнула к маленькому окошку, пытаясь поймать взгляд перепуганного отца, который вдруг растерял всю свою воинственность. Возможно, даже протрезвел от неожиданности.

Повозка уверенно набирала скорость, и в считанные секунды дом и кафе, в котором я работала с детства, отец, знакомые лица соседей и грозные лица чужих военных остались далеко позади, сначала сжавшись, а потом и вовсе исчезнув из вида. Так быстро, что я не успела поверить в случившееся.

Та повозка, которой мы мешали проехать, какое-то время следовала за нами, но потом свернула. Мои колени наконец подогнулись, и я с размаху плюхнулась на скамью. В глазах темнело, в ушах шумело, к горлу подкатывала тошнота, а легкие горели, потому что я не могла нормально вдохнуть. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не задохнуться. Только сейчас я обратила внимание на едкий, мерзкий, горький запах, которым был наполнен воздух в фургоне.

Что теперь будет? Куда меня везут? О какой коллекции говорил тот мужчина? Как же папа? Он ведь пропадет без меня! Кто приготовит ему еду и кто будет зарабатывать деньги, чтобы он эту еду мог купить?

Сотня вопросов толпились в голове, но я не могла сейчас найти ответы. Все, что я могла, – это дышать.

Повозка катилась по городу, фыркая и рыча. Не знаю, долго ли мы кружили по узким улицам. Сквозь туман, окутавший сознание, я едва заметила несколько остановок. В фургоне появились еще три перепуганные девушки, но через пелену, застилавшую глаза, мне не удалось разглядеть их лица. Я обхватывала себя руками, но никак не могла унять дрожь. От едкого, ядовитого запаха разболелась голова. Кто-то рядом тихо плакал, две девушки – вероятно, знакомые друг с другом, – о чем-то тревожно шептались.

Наконец повозка снова остановилась, двери открылись, и грубый голос велел:

– Вылезайте! Быстрее!

Сначала никто не шелохнулся, но когда мужчина повторил требование громче, еще и стукнув раскрытой ладонью по металлической дверце, мы испуганно вздрогнули и торопливо выбрались наружу. Я едва не свалилась, зацепившись ногой, однако командовавший нами солдат удержал меня от падения. И на том спасибо.