Видя, что сопротивление бесполезно, Билл решил вступить в переговоры. Он собрал все те немногие слова, которые знал по-бирмански, и попытался объяснить, что он жертва недопонимания, что он вовсе не собирался проявлять нескромность и что сюда его привел слепой случай.

Слова его заглушили вопли старой жрицы, которая скакала вокруг шотландца, плевалась и выкрикивала что-то, в чем Билл безошибочно угадывал призывы расправиться с ним незамедлительно.

И тут в нем закипел справедливый гнев.

— Вопи, вопи, старая кочерыжка, — заорал он. — Я теперь понял, почему змея тебя не ужалила… Она боялась сдохнуть от твоего яда! Так что, ори! Продолжай вопить, может помрешь, задохнувшись!.. Яйцо ты змеиное! Ишь чего захотела — шотландца напугать!.. Вели своим проклятым красным рабам отпустить меня, и я обдеру крысиные хвосты с головы!..

Все это он орал по-английски, да ещё на шотландском английском, с акцентом. Но том английском, где перемешались виски и килт, так что понять его было довольно трудно. И, конечно, жрица ничего не поняла, а продолжала осыпать пленника оскорблениями и угрозами.

В конце концов она что-то приказала, и Красные Демоны, связав Биллу руки и ноги и просунув под них стволик дерева, потащили шотландца, как охотники, носят убитую дичь, в джунгли, навстречу неизвестности.

Глава X

Билл страдал и злился, пока его тащила банда вопящих поклонников Змеи и Красные Демоны. Почти два часа они поднимались в гору. Баллантайн испытывал жажду, путы болезненно впивались в кожу, прорезая её почти до кости, а низкие ветви деревьев и кустарников хлестали его по лицу.

Наконец вопящая толпа добралась до вершины холма с развалинами храма, от которого практически остался только величественный портал, украшенный с обеих сторон гигантскими, стоящими на хвостах кобрами. Баллантайна подняли наверх и привязали кисти рук в головам змей, продернув веревки в бронзовые кольца, вмурованные в раскрытые змеиные пасти. И он повис в пустоте, как распятый на кресте, отданный на растерзание палящему солнцу. Тут шотландец понял, что его решили таким образом казнить.

Со своей висячей позиции Билл имел возможность обозревать открывшуюся перед ним панораму, которая при иных условиях могла бы показаться грандиозной. Слева кипела зеленая пена растительности, уходящая почти до горизонта к самой реке Чайндуэйн, которая отсюда виделась, как крохотная голубая черточка и как бы уходила в облака. Справа, кажется, совсем недалеко, виднелись самые высокие пики гор Нага, вонзившие в жестко-голубое небо чудовищные зубы.

И вдруг Билл увидел то, что так долго и безуспешно искал. Там, впереди, перед ним, казалось, только протяни руку, на выступе одной из скал высилась старая монгольская крепость. Близость цели была дополнительной пыткой для шотландца. Так глупо попасться, будучи почти у цели! Желтая Тень находился неподалеку, всего какие-то километры, а он, Билл, бессилен что-либо предпринять. Моран не будет отмщен, а Минг продолжит творить свои преступления.

Билл дергался на привязи и раскачивался, как кукла, пытаясь хоть как-то ослабить путы, но напрасно. Единственно, чего он добился, так только дикой боли в кистях рук.

Бирманцы, Красные Демоны и старая жрица сидели полукругом в тени, собираясь, видимо, присутствовать при его агонии.

— Ну убейте же меня, убейте! — рычал Билл.

Но это было как глас вопиющего в пустыне. Никто из присутствующих при этом зловещем спектакле не шевелился. Они молча смотрели на человека, приговоренного ими к смерти.

Билла охватило отчаяние. Он понял, что взывать к этим людям бесполезно…

Солнце обжигало ему лицо и затрудняло дыхание. Он прикрывал глаза, и когда открывал их, все окружающие виделось, как сквозь туман. Положение ухудшалось от минуты к минуте. Через полчаса он потерял столько влаги, что еле дышал, а язык во рту ощущал как какую-то постороннюю сухую шершавую массу. Как какой-то шар, который нельзя ни проглотить, ни выплюнуть.

Когда он в последний раз открыл глаза, ему показалось, что предметы вокруг изменили свои размеры и очертания, как в какой-то игре, абсурдной игре. На глаза упала красная пелена, через которую все просвечивало, как через цветную вуаль. Потом перед ним стали вертеться огненные галакилики и золотые точки.

Зрители продолжала внимательно наблюдать, как препараторы-биологи за морской свинкой.

Билл взревел:

— Убейте меня, убейте, проклятые!..

Но на самом деле это ему только казалось, ибо из горла вырывался жалкий хрип. И тут, как бы в ответ на его призыв, раздался дикий вопль — боевой клик дакоитов. Потом ещё и еще.

Поклонников Нага, которые невозмутимо наблюдали за мучениями жертвы, сдуло как ветром.

Красные Демоны, бирманцы и старая жрица бросились врассыпную.

Билл остался один под охраной двух каменных кобр, к которым он был привязан.

Текли минуты, приближая его к смерти. Красная пелена прочно висела перед глазами, а под черепом бесконечно бухали огромные турецкие барабаны. Весь окружающий мир захлестнула непереносимая боль.

Баллантайн, правда, не настолько потерял разум, чтобы не понимать, что месть змеепоклонников нисколько ни лучше, чем то, что с ним могут сотворить дакоиты. Так что вряд ли его положение исправится в лучшую сторону.

В это время в тени деревьев появилось два человеческих силуэта. Когда люди приблизились, Билл даже сквозь багровую пелену узнал прокаженного и девушку — поводыря, которые выручали его уже не раз в самых критических ситуациях. Но он был на исходе сил, и, явись перед ним даже сам сатана со своим чертовым воинством, шотландец отнесся бы к этому совершенно безразлично.

Метрах в двадцати от портика слепой прокаженный остановился, опираясь рукой на плечо своего проводника. И тут Билл почувствовал, что изуродованное и деформированное проказой лицо слепого чем-то знакомо ему. Даже слишком знакомо. И он тут же понял, что начались галлюцинации от этого проклятого солнечного света, что он уже свихнулся, а следующим этапом наступит смерть.

Девушка, казалось, почувствовала его состояние и немой призыв о помощи. Покинув калеку, она приблизилась к портику. Билл увидел, что в руках она держит нож. Путы его перерезаны и он мешком рухнул на землю, а девушка, продемонстрировав недюженую силу, отволокла его в тень зарослей рододендров. Опустившись на колени, она сняла с пояса небольшую фляжку, обшитую кожей, и, вытащив пробку, вылила ему на лицо струйку воды. Затем поднесла фляжку к губам и заставила сделать несколько глотков. Но когда шотландец потянулся, чтобы глотнуть ещё этой божественной влаги, этого нектара, она не дала, проговорив:

— Нет… вам будет плохо… Потерпите немного, а потом выпьете, сколько влезет.

Ее прекрасный английский язык было странно слышать из уст нищенки.

Поставив фляжку на землю, она отошла к кустарнику, но скоро вернулась, неся в руках два предмета, в которых Билл узнал свой мешок и револьвер, выпавший у него из рук во время нападения Красных Демонов. Положив все это рядом с Баллантайном, девушка подняла флягу и, протянув её лежащему, сказала:

— Теперь пейте, только понемногу…

А потом вдруг совсем неожиданно прозвучало:

— Если хотите добраться до Минга, то дождитесь ночи; идите к скале, на которой стоит крепость. Опасайтесь часовых. Постарайтесь взобраться по северному склону. Выше расположена стена, поддерживающая террасу, а уже на ней помещение, где живет ваш враг… Убейте его…

Билл мало-помалу приходил в себя.

— Кто вы? И кто он? — спросил шотландец, указывая пальцем на слепого прокаженного, неподвижно стоящего в стороне.

Девушка приложила палец к губам.

— Тихо. Не разговаривайте, — прошептала она. — Вы бесполезно тратите силы… Отдохните… потом все узнаете…

Она поднялась и подошла к слепому; оба направились к лесу и там исчезли. Билл хотел догнать их и объясниться. Спросить, почему они все время попадаются на его пути, но не было сил подняться.