Мэриан осеклась. Гледуин ухмылялся, широко, нагло, открыто торжествуя, когда пересек подвесной мост и принял награду из рук Уэнтхейвена. Жизнь, отнятая им, ничего не значила по сравнению с деньгами, полученными за кровь, и жаждой убийства.

– Ты преувеличиваешь, – укоризненно бросил Уэнтхейвен, наливая себе еще вина. – Но почему это тебя заботит? Ап Пауэл был всего-навсего ничтожным валлийским рыцарем. Ты что, воспылала к нему страстью?

– Я была замужем за ним.

Наконец ей удалось удивить его: граф подошел ближе, сжимая в руках чашу.

– Ты осмелилась выйти замуж без моего позволения?

– Скорее, не посмела отказаться. Король Генрих Тюдор настоял на союзе, был посаженым отцом и пожаловал нас большим поместьем недалеко отсюда.

Глаза Уэнтхейвена сверкали яростью.

– Клянусь Богом, ты – моя дочь. И никогда не отличалась глупостью. Неужели не могла потянуть время?

– Я думала лишь о том, как спасти Лайонела, которого, как оказалось, приказал похитить ты. Генрих отказался отпустить нас, пока брак не будет заключен, а я заботилась лишь о безопасности своего сына. Ты виноват в том, что я вышла замуж.

– Была замужем, – поправил граф.

Мэриан подумала о расселине, о скорости летящей стрелы, о том, как мучительно изогнулось тело Гриффита перед тем, как перевалиться через край… и все же надеялась. Глупо. Глупо думать, что он выжил. Однако, хотя он не мог добраться до нее, не мог помочь, Мэриан все же надеялась.

Уэнтхейвен заявил, что, поскольку Мэриан его дочь, она должна обладать хитростью и коварством. Что ж, она, как его истинное дитя, попытается выработать план… только для этого нужно время. Стараясь сосредоточиться, она рассеянно погладила темные волосы Лайонела.

– Нам нужно отдохнуть.

Но Уэнтхейвен видел ее насквозь.

– Не знаю, стоит ли позволить тебе оставаться с сыном. А вдруг решишь выкинуть какую-нибудь глупость вроде попытки сбежать с мальчишкой? Мне следует забрать его у тебя.

Все мысли о планах и хитростях мгновенно вылетели из головы Мэриан, и она прижала к себе малыша.

– Ты уже один раз сделал это, и посмотри, что стало с ним в руках твоих нежных нянек всего за один день! Лайонел до смерти перепуган! Потерял веру в меня! Душа его уже ранена битвой, а ты желаешь сделать его королем Англии! Ты сошел с ума. Он ведь совсем еще ребенок!

– Он принц. – Безразличный взгляд графа остановился на Лайонеле. – И я научу его вести себя, как подобает принцу.

– И чему же ты научишь его, Уэнтхейвен? – спросила Мэриан. – Ты ведь не принц. И почти не человек.

Рука Уэнтхейвена поднялась, повисла в воздухе и опустилась. Холодный, полный презрения, Уэнтхейвен, всегда спокойный и сдержанный, казалось, почти потерял самообладание, словно пренебрежение дочери к нему и его плану могло каким-то образом причинить ему зло.

– Милорд! – В дверях стоял Гледуин, отряхивая грязь, как птица роняет перья во время линьки. – Неприятности, милорд.

– Я приказал тебе никогда не появляться в замке! Как ты посмел прийти сюда?! – взорвался Уэнтхейвен.

Гледуин большим пальцем показал на внутренний двор и повторил:

– Неприятности, милорд.

Это оказалось последней каплей. Сначала дочь, неразумная и упрямая, потом этот невежественный, грубый дикарь с его издевательской ухмылочкой.

Ярость душила Уэнтхейвена, лишала способности здраво мыслить. Он рванулся вперед, готовый разорвать наемника, но тот поспешно попытался предотвратить неминуемую кару:

– Хотите, чтобы я говорил при вашей дочери? – И с нескрываемым сарказмом добавил: – Это может расстроить столь деликатную даму.

Холодный рассудок мгновенно вытеснил жаркий гнев, и Уэнтхейвен – уже спокойно – подошел к Гледуину и, безжалостно вцепившись в его руку, протащил наемника через зал и швырнул в маленькую клетушку.

– В чем дело?

Гледуин потер запястье:

– Клянусь, вы не из добреньких!

Уэнтхейвен шагнул ближе:

– Ты еще меня не знаешь.

Что-то в хозяине – голос, выражение лица, походка, – казалось, мгновенно лишило наемника дерзости и уверенности в себе.

Уэнтхейвен испытал глубокое и злобное удовлетворение, когда Гледуин, отступив, почти врезался в стену.

– Я только пришел сказать вам, что за стенами замка стоит отряд солдат. Они послали гонца с приказом опустить мост. Гонец объявил… – Гледуин перевел дух, – что они от короля.

Губы Уэнтхейвена едва двигались.

– От короля?!

– Он держал королевский штандарт.

– Тогда они не от короля. Это сам король. – Уэнтхейвен глубоко задумался. – Сколько людей в отряде?

– Не могу сказать точно, они скрываются за деревьями, но… по-моему, не больше двадцати рыцарей с оруженосцами.

– Такое маленькое войско… Я думал, Генрих умнее. Если удастся захватить короля…

Рука Уэнтхейвена сжалась в кулак. Граф улыбнулся той улыбкой, которая заставила закаленного наемника попятиться к выходу. Вытянутый палец Уэнтхейвена почти уперся в Гледуина.

– Ты!

Валлиец замер, как пойманный лис.

– Да, милорд?

– Поговори с ними. Задержи, пока я подготовлюсь. Делай, что сможешь, чтобы дать своим людям время вооружиться.

– Милорд, – спросил Гледуин, настороженно блестя глазами, – мне надеть доспехи?

Обуреваемый предвкушением очередной интриги, Уэнтхейвен великодушно ответил:

– Да, Гледуин. Вели английским солдатам выбрать для тебя в оружейной лучшие доспехи.

– Им это не понравится.

– Но они сделают, как велено. А когда подойдет время… – Уэнтхейвен сдавил плечи Гледуина так, что тот сжался, словно от прикосновения раскаленного клейма. – Сейчас вся Англия в нашей власти. Ошибиться нельзя.

Отвернувшись, он покинул разинувшего рот наемника и вернулся к Мэриан. К своей дочери, хранительнице тайн. Или, возможно, всего лишь одной тайны, но страшной?

Граф добродушно улыбался Мэриан, едва замечая, как судорожно прижимает она Лайонела к груди, и, насколько мог убедительнее, предложил:

– Почему бы тебе не пойти в свои покои? Уложи ребенка спать. Спокойно все обдумай. Ты слишком устала и не в состоянии ясно мыслить. Когда отдохнешь и успокоишься, еще поблагодаришь меня за предусмотрительность.

– О, Уэнтхейвен, – начала Мэриан. Но тот не обратил на нее внимания.

– Сесили! Выйди из-за занавесей и помоги же наконец!

Мэриан, сбитая с толку, повернулась к стене, закрытой портьерами.

– Ну же, Сесили! – рявкнул он. – Женщина размером с корову едва ли может спрятаться в тайник для соглядатая без того, чтобы не быть замеченной!

Портьеры зашуршали, медленно раскрылись, и оттуда выступила Сесили. Беременная Сесили. Лицо одутловатое, на лбу красные пятна, запястья и щиколотки отекли и распухли, словно сосиски. Двигалась она с трудом и неуклюже.

И, что всего хуже, выглядела обиженной и несчастной. Уголки пухлых губ, созданных для поцелуев, угрюмо опущены. Огромные оленьи глаза красны от слез. В пальцах она мяла мокрый платок.

О Боже, как она отвратительна! И какое омерзение вызывает в нем!

– Сесили! – Мэриан привстала, но тут же, ошеломленная, рухнула обратно. – Я…

– Вы меня предупреждали. Разве не это хотели сейчас сказать? – капризно пробормотала Сесили. – Я почти слышу эти слова: «Говорила же я тебе. Говорила же…»

– Нет, Сесили, я…

– Кровь Христова, Сесили, прекрати ныть и вспомни о своих обязанностях! – Уэнтхейвен, брезгливо морщась, отошел как можно дальше от неповоротливой, раздавшейся девушки. – Отведи леди Мэриан и моего внука в их покои, но только обязательно в замке. И служи им как раньше. Во всем. Кстати, сотри с лица это неуместное выражение. Не терплю влюбленных дур! У меня нет времени выслушивать твой вздор!

Он заметил, как внезапное озарение в глазах Мэриан сменилось изумлением и ужасом. Это он – отец будущего ребенка Сесили! Уэнтхейвен безуспешно старался скрыть смущение.

– Она похожа на твою мать, – объяснил он, уверенный, что это все извиняет. – Но оказалась такой же, как все остальные… Ничтожеством.